За тридевять земель

 (Эротическая сказка для взрослых)

   «Женщина она испорченная! Да что там, прямо скажу, гулящая! Клейма на ней ставить негде. Характер дрянь! Просто стерва она, вот и всё!» - так яростно плевался Леший, вспоминая про свою давнюю и безнадёжную страсть - Бабу Ягу. Бабой Ягой все её звали по привычке, имечко-то у неё непростое – Ядвига. Разве выговоришь? Ну, вот и сократили до невозможности.  А Алексей, Леший то бишь, ласково по имени к ней обращался, но это ежели надежда, какая на взаимность просыпалась. А когда Яга его метлой гоняла, так он всё по лесу шлялся, жаловался вроде как да слова оскорбительные бубнил. Давно уж эта канитель тянулась, почитай не один век, да только никак не давала вредная баба Лешему доступа к интиму! Вот и елозил он по ночам в своём шалаше, всю мебель отполировал ненароком.
   В позапрошлом годе маненько оттаяла Ядвига, позвала ступу чинить, прохудилась та видать. Лёша и рад услужить, глядишь, размякнет баба и допустит до тела. А тело у неё …ух! Хоть и в годах Баба Яга, а всё ж таки справная и сочная, соблазнительно больно.  И как тут удержаться? Залатал Лёша ступу и айда кадрить Ягу! И так приобнимет и эдак в уголку прижмёт, выскальзывает окаянная! Только было Леший поцеловать её приладился, так эта карга клюку в одну руку, метлу в другую, и бедолагу из избы ка-а-ак пинаннула! Так мало того, ещё по тропинке метров сто гнала и голосила на весь лес – «Ишь ты повадился, озабоченный! Совсем что ли из ума выжил? Я тебе не кикимора какая-нибудь! Охолонись, и что б духу твоего рядом с моей избой не было!»
   Метлой ещё напоследок в сердцах махнула, вроде как пригрозила, развернулась и пошла. Да как пошла-то! Пританцовывая и не хило виляя задом, напоминающим небольшой комодик. А Леший глядя ей вслед, так и застыл чучелком и на этот зад  преданно с вожделением смотрит. Стоял так, вздыхал, пока не стемнело. Повесил Леший голову и попёрся к медведю в берлогу. Медведь собеседник хороший, не перебивает, только ворчит иногда. Вроде как сочувствует. Идти пришлось, как говориться «огородами», в обход то есть. Ежели напрямки податься, так через озеро лесное идти придётся, а там русалка!  С ней тоже всё "не слава Богу". Приставучая жуть! Как ни придёшь, она из воды вынырнет, хвостом неприлично подрагивает, глаза закатит и зазывно так поёт – « Лё-о-ошик, Лё-о-ошик!»
– И на что она рассчитывает? - Думал Леший, шагая по тёмной тропке, - так-то она девка не дурная, может хорошая даже. Одинокая опять же. Но ведь намаешься с ней! Вечно мокрая, и хвост этот мешается. С какой стороны подступиться не понятно. Какая уж тут любовь? Одни нервы! – Вздохнул Лёша, - и знает ведь про мои страдания безответные, а всё туда же. Говорил ей не раз – «Бабу Ягу люблю!»  Нет, не понимает, всё лезет со своими перепонками, щекочет! Да и рыбой от неё за версту несёт! Так воняет, что даже поганки вокруг, стоять не могут, как подкошенные падают, не то что…
- Тьфу! Пропасть! – сплюнул Леший. Вскоре вблизи показалась заваленная ветками берлога. Леший, шумно протискиваясь и искусно матерясь, полез внутрь.  Медведь поднял голову, тихо буркнул и, обречённо вздохнув, пододвинулся. Леший, наконец, уселся и, притулившись к тёплой и немного взопревшей шкуре зверя, похлопал его по спине.
- Извини косолапый, спать тебе не даю. Но ты уж пойми друг, опять Ядвига на меня осерчала. Как собака злая, а ведь сама звала-то!  Я так кумекаю – она роковая женщина! Небось, приворожила меня и глумится теперь. Ведьма! Что думаешь Потапыч?
Медведь тихо всхрапнул.
- Ну, вот и я так думаю! – согласился Леший, - хотя Ядвигушка моя баба хозяйственная, невеста завидная. Запасов всяких у неё видимо-невидимо! И травы и ягоды разные, грибы и корешки, рыба да живность мелкая. Хошь колдуй, хошь бульон вари. С ней не пропадёшь! Только и я не нахлебник! Гостинцы исправно ношу, да! То шкуру лисью, то шапку кроличью, а то и фуфайку медвежьей шерсти.
Медведь резко вздрогнул.
-  Да не боись ты! Я ж не убиваю никого, ты что!? Вона, охотники да туристы как меня увидят,  дык со всех ног драпают! Столько всего оставляют! Эт-та я зазнобе и таскаю. Пусть потешится, глядишь подобреет. Только я так смекаю, что вряд ли. Не желает она шуры-муры со мной крутить. Она вишь ли сохнет по Кащею. А что по нему страдать-то? Он хоть и заморский прынц, да старый больно, не смотри что богатый. Неизвестно ещё годный он к ентому делу-то или нет? Все ж знают, что у него игла в яйце. Дак мало того, яйцо вообще в утке! И какой от него толк? Где ему силы на амуры взять? Ходит, костьми гремит! Того и гляди рассыплется. А вот, поди ж ты, сохнет окаянная по этому супостату, ага. Сам видел, смски друг другу с совами шлют! Не патриотка Баба Яга, не патриотка! Простого русского мужичка ни в грош не ставит! Так унижает!
Леший утёр грязным рукавом глаза.
- Давеча как рявкнет - «Не люб ты мне»! Ага, прям так и сказала, что в лоб поленом звизданула! Ох, обидно! И чевой-то я ей не люб?! Всем мужик справный, да ладный. Опять же шалаш у меня просторный и участок большой, почитай пол-леса. Надёжный я, верный. Ну да, могу выпить, а кто ж не пьёт?
Леший ткнул медведя локтем в бок. Медведь рыкнул и облизнулся.
- Ну, вот и я о том! – кивнул Лёша, - Нонче ругалась, клюкой трясла, а сама фигуру мою  тайком оглядывает. И пошто заигрывает? А то заглянул я как-то в ейное окошко, а Яга там мои подарки примеряет. Гляди-тка, бережёт, не выкинула… Мобыть, нравлюсь я ей как мужчина, а с Кащеем она из-за денег? А, Потапыч? Ты спишь, что ли косолапый? Ну, ладно, пойду я.
Брёл Леший по ночному лесу и думу думал:
- И как дальше жить? Силой её взять, что ли? В шалаш затащить и ага! А коли распробует силушку мужскую, так и полюбит! Как знать? Нешто я хуже Кащея?
Много вечеров горевал Леший, закусывая водку мухомором (верное средство для мужской силы). Всё решался обнаглеть и на приступ Ягу взять, да так и не решился. Добрый же мужик, не насильник поди!

   Минуло две зимы. Медведь, обалдевший от недосыпа, перебрался в соседний лес и вырыл новую берлогу. Баба Яга каждый уик-энд летает в ступе за тридевять земель, к Кащею. Гостевой брак у них видите ли! Лёша больше к Яге не ходит, что зря лапти топтать. Смирился. Только иногда редкой ночью сидит он на пригорке, под большой луной и, ругаясь последними словами, вспоминает бывшую возлюбленную. А потом, утирая рукавом глаза, Леший высматривает в небе силуэт ступы с Бабой Ягой, размахивающей метлой на фоне ярких звёзд. Ближе к утру, под дружное кваканье лягушек в соседнем пруду, плетётся Леший к своему шалашу. Из шалаша назойливо тянет рыбой, кто-то негромко напевает и слышится редкий, противный всплеск. Лёша тяжко вздыхает – «Да, как говорится «на безрыбье и сам с рыбой ляжешь!»