Даже смерть не разлучит нас

               

  Лёша лихо накручивал педали велосипеда, возвращаясь домой. Улица была пустынна, и он решил слегка покуражиться, выпустив управление из рук. Но вдруг увидел ЕЁ… Подолом её простенького платьица  шаловливо играл ветер, пытаясь разлохматить и волосы, но те были туго заплетены в толстую косу до пояса, и сил у шалуна не хватало. Огромные голубые глаза с восхищением уставились на велосипедиста-лихача, который, вдруг засмотревшись на незнакомку, раскинув руки, полетел в канаву.
  Девочка подбежала к Лёше, отбросила велосипед, который свалился на хозяина, и затараторила:
 – Больно? Где больно? Ничего не сломал? Пошевели руками. Ногами. Ого! Какие ссадины на коленях! И на локте. Попробуй подняться.
А мальчишка, казалось, не ощущая боли, уставился на это глазастое чудо, которое продолжало щебетать:
 – Если больно, не двигайся! Я принесу йод и обработаю сначала раны.
И понеслась в соседний дом, откуда быстро вернулась и ловкими движениями стала колдовать над ссадинами. Было больно, но лихач изо всех сил сдерживал стон, боясь ещё раз опозориться перед очаровательным  лекарем.
  Закончив обработку ссадин и ушибов, девочка, слегка улыбнувшись, похвалила «раненого»:
 – А ты молодчина! Даже ни разу не пикнул. Хотя я чувствовала по твоим вздрагиваниям, как  тебе было больно. Меня, кстати, Олей зовут. А тебя как? – выпалила вдруг она.
 – Лёша, – ответил храбрец-удалец чуть осипшим голосом.
 – Мы вчера поселились в соседнем доме. Мамка устроилась телятницей, а папка скотником на ферме, – продолжала тараторить новоиспечённая соседка. – Я пойду нынче в седьмой класс, а ты? – уставилась она на мальчика. А тот, видимо, застеснявшись своего не героического и даже не подходящего для знакомства вида, выдавил:
 – В восьмой.

  Трудно, как из глубокого омута, выплывал Алексёй из небытия, чтобы увидеть свою Олюшку. Наконец, очнулся, с трудом обвёл глазами палату и, зацепившись взглядом за единственное родное и такое необходимое в этом больничном окружении лицо, тихо прошептал: « Олюшка. Ты рядом, родная… Я только что вспоминал, как мы познакомились», – прошептал он, пытаясь изо всех сил оторвать руку от кровати, чтобы убрать слезинку из её грустных глаз. Она улыбалась и что-то говорила ему успокаивающее. Но Алексей почему-то не понимал, что? А глаза, глаза предательски выдавали, как ей плохо без него. Оля с теплотой и нежностью гладила его руки, наклонившись, целовала его в глаза, в щёки, а он, успел в промежутках поймать её губы, но понял, что силы его снова оставляют, и провалился в пустоту.
  Жена, стараясь проглотить застрявший в горле комок, понимая, что он опять уходит, продолжала сжимать его руки, надеясь хоть как-то сохранить с ним связь, не замолкая, говорила и говорила:
 –  А помнишь нашу свадьбу, которую и свадьбой-то назвать трудно. Твои успешные родители были против невесты из неблагополучной семьи: отец – скотник, к тому же, пьяница, только детей строгать умеет. Мать, высохшая, рано увядшая от такой горькой жизни, еле сводила концы с концами, чтобы поднять ораву из пятерых детишек. А ты хитро обошёл все запреты своих родителей и предложил расписаться тайно, без их ведома. И загремела свадьба на берегу какого-то, даже, по-моему, безымянного озера. Из гостей только свидетели, такие же нищие студенты. Развесили воздушные шарики на ветках кустов, смастерили какие-то самодельные хлопушки из старых конспектов. Венок из одуванчиков на голове у невесты. Костёр, названный «Костром Любви и Верности». И клятва молодожёнов у этого костра, что даже смерть не разлучит нас. И никакой показухи. Как мы дурачились, смеялись, измазав друг друга печёнками, выплясывали с первобытными выкриками вокруг костра танец посвящения в семью. Помнишь?! А твой свидетель Ванька толстой палкой лупил по дну ведра, опустевшего от съеденной свадебной похлёбки из макарон с тушёнкой. Распугали всех обитателей, живущих вблизи этого озера. И, наконец, угомонившись, пели под твою гитару хорошие песни о жизни и любви. Помнишь, «Ты у меня одна, словно в ночи луна», – начала тихонько Оля песню из их юности, и ей показалось, что руки Лёши слегка дрогнули. «Значит, слышит», – подумала она и улыбнулась.
   Алексей слышал и даже порывался что-нибудь вставить своё, но не хватало сил, они куда-то, как из прохудившегося сосуда, медленно, капля по капле, не торопясь, с каждым днём утекали и утекали, и оставалось их уже совсем немного. Он это чувствовал и понимал. Только мозг пока ещё трудился, хотя, казалось, что тоже уже вполсилы, временами отключая его от этого мира, как думалось больному, выбрасывал  на нейтральную полосу.

  Вдруг Алексею послышался знакомый зычный голос, который он узнал бы из множества голосов. «Сын, Артём, из Москвы прилетел», – понял он. И вспомнил, как они привезли его домой из роддома. Только вошли в квартиру, как пакет с малышом громко и требовательно закричал. Новоиспеченный отец глянул на растерявшуюся жену и заявил сквозь смех:
– Начальник родился. Слышишь. Прямо с порога заявляет, кто теперь в доме хозяин.
Так и вышло. Сын – успешный владелец известной в столице фирмы. А когда через пять лет на свет появилась доченька, Настенька, он сходу взял её под своё крыло, считай, до самого замужества. Да и до сих пор остаётся её защитой и опорой. Алексею вдруг подумалось, что не страшно их уже оставлять в этом мире – крепко стоят на ногах и живут дружно. Конечно, в большей степени в том была заслуга Олюшки – это она с детских лет им внушала, что они самые родные для мамы и папы и друг для друга люди. «А где же она? Почему не слышно её голоса?» – заволновался он.
  Сын взял отца за руку и крепко сжал её. Рука в ответ чуть-чуть дрогнула.
 – Пап, ну, что так резко захотелось поваляться на больничной кровати? Домашняя надоела? Ты же человек у нас военный. Отставить вольности, товарищ генерал! Внук, тёзка твой, Лёша, собрался жениться и велел передать тебе, что первый танец с невестой, после жениха, будет твой. Так что, давай, не подведи! Мама сегодня не смогла прийти, что-то сердечко прихватило. Ты же в курсе, какое оно у неё. Но завтра обещала явиться. Вот  давай-ка лучше побреемся, чтобы перед дамами не опозориться. Настю во Владивостоке задержала нелётная погода. Сегодня вечером должна прилететь. А завтра явится перед твои грозные очи. Ты тут не расслабляйся очень-то. Болеть, дружочек, некогда!
Алексей издал звук, похожий на всхлип. А в кончиках глаз застряли капельки слёз. Сын бережно снял их платочком.

  Оля понимала, что Алексей, её любимый Лёшенька, такой надёжный и верный, умеющий из всякой беды и несчастья найти выход, уходит от неё. И врачи никаких утешительных прогнозов не давали, предупреждая, что неминуемое скоро случится. Поэтому она и вызвала детей, чтобы успели повидаться с ним ещё живым. А боль, вцепившаяся в её больное сердце, не отпускала уже который день. Приехал сын, прилетела и дочка. Сегодня к больному отправились втроём.
  Алексей, накануне услышав от Артёма, что завтра они придут к нему все вместе, понял, что надеяться осталось только на Божью милость. Молился, как умел: «Господи, знаю, что грешен. Прости, пожалуйста, прости меня и дай силы повидаться с моей семьёй. Знаю, чувствую, что сочтены не только дни, но и часы мои. Господи, ведь Ты многомилостив, прости и помоги!»
  Когда семья тихонько вошла в палату, он открыл навстречу им глаза, обрадовавшись, что всё-таки, видимо, был услышан Богом, и тихо произнёс: «Спасибо, Господи!» Дети, поздоровавшись, похвалили его, шутя, что выглядит молодцом-огурцом. Стали делиться семейными новостями, потом незаметно заглубились в воспоминания. Начал Артём:
 – А помните, как Настя разбила хрустальную вазу и спряталась с перепугу, мы же знали, что это была мамина любимая ваза. Меня ещё в детстве познакомили с ней, как с великой реликвией. Папа часто дарил маме цветы и  в далёкой юности, когда они  только-только поженились, она ставила их в банку. Однажды, на годовщину их свадьбы, он принёс цветы вместе с дорогущей хрустальной вазой. С тех пор в этой вазе всегда стояли свежие цветы. Когда появилась у меня сестрёнка, я, на правах старшего, поведал ей эту историю. И вот, несмотря на мои предупреждения, ваза была разбита. Мы с мамой весь дом обыскали, нигде не могли найти виновницу разбоя, но в разгар поисков  пришёл папа и, узнав о происшедшем, подмигнул с лукавинкой нам и испуганным голосом произнёс: «Не дай Бог, если забралась  в угол за сундуком, ведь там недавно мыши поселились. Сам вчера видел». Не успел он закончить, как из угла раздался плач, и оттуда выскочила пропажа с огромными от страха глазами. Вся в слезах она просила, чтобы мама и папа её помиловали, потому что ей хотелось только понюхать, как пахли цветочки. Но нечаянно ваза как-то сама вдруг сорвалась и упала.
  Все посмеялись. Даже Алексей улыбнулся от тёплых воспоминаний. Настя подхватила на лету шуточную волну и, ещё не отсмеявшись, пропела: –  А  сам-то, горе-капитан самодельного судна, называемого в народе плотом, помнишь, сколько дней вы с ним возились? Собирали какие-то ненужные бревёшки. Крепили их  крепко-накрепко и, наконец, взяв с собой из продуктов питания ведро картошки, отправились в «кругосветное путешествие», то бишь, на другой берег озера. А мы, девчонки, которых вы оставили ждать вас на берегу, помахали вам ручками и хотели совсем уж уходить от обиды из-за того, что нам тоже хотелось хлебнуть неизведанного, да нас не взяли, как вдруг увидели, что почти на середине озера плот ваш начал разваливаться, и вы барахтаетесь с воплями уж никак не «морских волков». Я, как дочь офицера, своим стратегическим умом поняла, что надо звать на помощь папу. Понеслась к нему в часть. Он моментально прибыл на место происшествия, упал в лодку и выловил горе-мореплавателей всех поочерёдно. Операция по спасению утопающих закончилась успешно. Мне была объявлена благодарность за своевременно предоставленную информацию о ЧП, а капитан, разжалованный в звании до матроса, целую неделю драил квартиру.
  «Какие же у нас замечательные дети выросли, – шепнула Оля Алексею, смахнув украдкой слезу. Он согласно прикрыл глаза. Вот так в добрых воспоминаниях  незаметно пролетело время. Дети начали прощаться, желая отцу поскорее выздоравливать и возвращаться в строй. Ольга же сказала, что она ещё ненадолго останется и к вечеру вернётся домой.
  Глаза Алексея закрылись даже раньше, чем двери за детьми. Оля, держа его за руку, положила голову ему на грудь, прошептав: «Устал?» И вдруг поняла, что не слышит его сердце… Жуткая боль от этого понимания пронзила её.
  И тут же они оказались вдвоём, держась за руки и молодо улыбаясь друг другу, паря над теми, земными их телами на кровати. «Помнишь, как мы, венчаясь  в церкви, поклялись, что даже смерть не разлучит нас, – услышала Оля слова Лёши, хотя он не раскрыл даже рта. Она кивнула ему в ответ. И её мысль – «помню» - беззвучно дошла до любимого. Он нежно обнял её. Для них начиналось что-то новое, неизведанное. Но вдвоём их это не пугало.