Бен Ааронович Лето с наперстянкой 3

3

Оперативная гибкость

На следующее утро солнце взошло ещё до шести. Я лежал поверх пухового одеяла и смотрел, как лучи света пронзают щели между занавесками и стенами. Я на всю ночь оставил "Эйрв-Вейв" на подушке рядом с собой и слышал, как просыпались поисковые группы и болтали вместе с рассветным чириканьем птиц. Шёл третий день, а девочки всё ещё числились пропавшими без вести. Я недоумевал: что, чёрт возьми, я делаю.


За неимением кофе я принял душ, и пока одевался, пришло сообщение от Доминика, что он уже в пути. Воздух всё ещё был свежим, но солнце уже впитывало влагу с полей, и не нужно жевать соломинку, чтобы понять – впереди очередной жаркий день.

Через пять минут Доминик подъехал на десятилетнем пикапе "Ниссан" нестандартного цвета хаки, в засохшей грязи по самые колёсные арки. Пикап был небрежно отбит кувалдой – для придания ему стиля Сомали. Я поймал себя на том, что проверяю, нет ли в багажнике крепления для пулемёта пятидесятого калибра.

– Приятель купил его подержанным, – пояснил Доминик.

– У кого? – поинтересовался я. – Аль-Шабааб?

Доминик недоумённо посмотрел на меня и спросил, понял ли я насчёт “приятелей”.

Я кивнул, потому что знал о “приятелях”. Некоторые из них собираются нарушить закон и ожидают, что ты будешь смотреть на это сквозь пальцы. Если ты не совсем бессердечный ублюдок, то обязательно найдётся хотя бы один, перед кем у тебя есть обязательства. Тот, с кем ты готов пустить всё на самотёк или, по крайней мере, угостить пинтой пива, когда они закончат работу. У каждого знакомого полицейского есть такой приятель. Они – обуза, заноза и, если вам действительно не повезёт, могут привести к увольнению.

Внутри кабины сиденья были залатаны, и пахло перегретой псиной.

– Видишь ли, у меня есть приятель, который нашёл кое-что, что может иметь отношение к поискам, – говоря, Доминик ловко направлял огромный четырёхместный автомобиль мимо деревенской ратуши на то, что со смехом называют главной дорогой в Херефордшире. – Только я не могу обратиться по обычным каналам.

И снова приятель.

– А если мы что-нибудь найдём? – спросил я.

– Ты можешь сказать, что это была твоя идея.

– Моя идея?

– Что-нибудь достаточно странное.

– Это немного самонадеянно, не так ли? – я был чуть удивлён.

– Самонадеянность – моё второе имя, – расплылся в улыбке Доминик.

Проехав ещё километр, мы выехали на перекрёсток, где собралась толпа. Большинство было в шортах или армейских брюках, с рюкзаками на плечах и в шапках. У некоторых из них к поясам были прикреплены радиостанции Эйвейв. Доминик сбросил скорость и обменялся приветствиями с парой, прежде чем снова отправиться в путь. Я заметил Дерека Лейси, стоявшего в в конце группы и выглядевшего мрачным.

– Добровольцы, – сказал Доминик.

Добровольцы – одновременно хорошая и плохая новость при поиске. Хорошая, потому что они позволяют охватить большую территорию, которую неплохо знают. Плохая – ни один полицейский не поверит гражданскому на слово, что где-то был проведён надлежащий обыск, – в этом смысле мы суеверны.

Ещё через пару километров мы подъехали к другому перекрёстку, на этот раз отмеченному высоким кельтским крестом из серого камня – по–видимому, военный мемориал. Доминик свернул направо, на узкую, обсаженную деревьями дорожку, поднимавшуюся к вершине хребта. Я спросил себя: не тот ли это гребень, на котором стоял Пчелиный домик, но слишком прерывистая сотовая связь не позволяла проверить местоположение по телефону.

Я спросил, куда мы направляемся, и получил ответ Доминика: “Школьный лес”. Школа, мимо которой мы проезжали по дороге, была шикарной частной школой. Теперь она принадлежала Национальному фонду, являясь частью поместья Крофт Касл.

Местами дорожка была такой узкой, что листья и ветки задевали за борт "Ниссана", и Доминик осторожно притормаживал всякий раз, когда мы приближались к резкому повороту.

– Тракторы? – спросил я.

– Тракторы. Мини-такси, лошади, фургоны Теско, коровы – никогда не знаешь, что встретишь здесь за углом.

Въезд в лес был обозначен деревянными воротами с пятью перекладинами и зелёной табличкой Национального фонда. Доминик остался в "Ниссане", а я вышел, чтобы открыть ворота и пропустить его. Закрывая за ним калитку, убедился, что задвижка надёжно заперта. Доминик снова двинулся по неровной дороге, которая, изгибаясь, вела в темнохвойный лес. "Ниссан" легко справлялся с твёрдым дорожным покрытием, что объясняло, почему Доминик выбрал его для сегодняшней поездки. Мой новый Асбо наверняка поцарапал бы оси – настолько глубокие попадались выбоины.

Дорога разветвлялась, и Доминик повернул направо, проехав ещё около сотни метров до места, где серовато-коричневые стволы срубленных деревьев были сложены пирамидой у дороги. Когда мы подъехали, из-за штабеля подозрительно выглянуло бледное лицо.

– Это Стэн, – Доминик представил друга, вышедшего из укрытия.

– Стэн? – уточнил я, рассматривая девушку.

– Сокращение от Саманты.

Стэн была примерно среднего роста, но из-за постоянной сутулости казалась ниже ростом. Каштановые волосы, глубоко посаженные глаза, вздёрнутый нос, тонкие губы и скошенный подбородок. Помимо сутулости, имелась ещё одна некрасивость – заметная дряблость правой половины лица. Позже Доминик рассказал мне, что она подростком попала в аварию: спрыгнула с заднего сиденья квадроцикла, когда ей было семнадцать. В тот момент они все были очень пьяны.

– Кто это? – спросила Стэн. Синий комбинезон с расстёгнутым верхом подвязан на талии за рукава, грязная фиолетовая футболка с логотипом OCP. Если бы я встретил её во время патрулирования в Лондоне, то отметил бы по общим признакам, но она бы ничем не выделялась. Я понял, что здесь, в глуши, я не знаю, что считается нормой. Возможно, все так одеваются.

– Это Питер, – представил меня Доминик. – Приехал из Лондона.

– О, да? – слова выходили медленно, будто Стэн была пьяна, и ей приходилось сосредотачиваться, чтобы говорить внятно. Мне стало интересно, насколько сильно она упала с квадроцикла.

– Ты собираешься показать нам, что нашла, или как? – спросил Доминик.

Стэн мгновение пристально смотрела на меня,  её глаза были бледно-серыми, а правое веко заметно опущено. “Так кто он?” – спросила она.

– Питер из столичной полиции. Как закончит здесь, сразу отправится домой. Его не интересуют ваши мелкие преступления и проступки.

Голова Стэн дёрнулась вперед, будто внезапно стала слишком тяжёлой для шеи.

– Хорошо, – пробурчала она.

Мы стояли, как Маппеты, и секунд через десять, когда, я посмотрел на Доминика, он пожал плечами, показывая, что нам следует подождать. Через полминуты Стэн подняла голову и, будто кто-то пару раз повернул в ней ключ, велела следовать за ней в лес.

Мы двинулись по метровым зарослям папоротника, спускаясь не столько по тропинке, сколько по едва менее густому подлеску. Воздух был тёплым и влажным, и я захотел снять куртку, но Стэн остановилась перед высокой стеной кустов рододендрона.

– Здесь, – сказала она, присела на корточки и полезла в узкую щель. Я неохотно последовал за ней в короткий, покрытый листвой туннель, пахнущий дешёвым освежителем воздуха, Туннель вывел нас на небольшую поляну, окружённую с трёх сторон кустами рододендрона, а с четвёртой – приземистым деревом с мохнатыми листьями и ветвями, настолько изогнутыми, что крона касалась земли. Сама поляна имела необычно правильную прямоугольную форму, поскольку, как оказалось, представляла собой фундамент небольшого здания. В одном конце находился полукруглый почерневший очаг из половинок кирпича и крупных камней, а в другом – приподнятый бетонный цоколь: угольный бункер, или выгребная яма, или что-то подобное. На цементном полу успел образоваться двухсантиметровый слой серой земли.

– Никто не знает это место, – с гордостью сказала Стэн.

Но кто-то  это сделал, потому что Стэн показала нам чугунную дверцу, вмонтированную сбоку в цоколь, – она была похожа на мусоропровод в квартире моих родителей. С краёв дверцы свисали полоски пластика, зелёные, белые и прозрачные – остатки полиэтиленовых пакетов. Стэн потянула на себя дверцу, и она со скрипом открылась, явив ещё больше полосок пластика и отвратительный запах – старого мяса и гниющей бумаги. За дверью, похоже, находилась большая пустота, но мне не очень-то хотелось её исследовать.

– Что ты там хранила? – спросил я.

– Да заначку.

– И что в ней было?

– "Бенниз", немного блюза, "Билли уизза", "оленей", пара "кроликов" и немного редов.

"Бенниз", "блюз" и "Билли уизз" я знал – бензедрин, диазепам и амфетамины. Я спросил Доминика, чем было остальное.

– Ну, – начал Доминик. – Олень – это Бэмби, кролики – это кролики, а реды – дизельное топливо для сельского хозяйства. Стэн выкачивает его из трактора своего отца, так ведь, Стэн?

Она кивнула. Мне стало интересно, что это за сельскохозяйственное дизтопливо, но не хотелось выглядеть глупцом, потому спросил другое: “Как думаешь, когда его украли?”

– Я нашла это в таком виде в четверг, – сказала Стэн. – После полудня, – она накрутила локон волос на палец. – Около пяти.

В четверг утром было обнаружено, что дети пропали. День первый.

– А когда ты в последний раз была здесь до этого? – спросил Доминик, очевидно, думающий о том же, что и я.

– В среду, – сказала Стэн и замолчала, увидев, что я достал блокнот и что-то записываю.

Что касается полиции, то, если что-то не записано, значит, и не произошло. Если расследование отклонится от плана, будут заданы вопросы. Я не хотел, путаницы и спросил: “Утром или днём?”

Доминик ободряюще свистнул, и Стэн призналась, что проверила тайник около семи вечера. Тогда мне в голову пришла действительно ужасная мысль.

– Ты проверила, есть ли… – я замялся. – Там был кто-нибудь?

Стэн покачала головой.

Я посмотрел на Доминика, кивнул на зияющий люк. Он застонал, но я был твёрд: “Это твоя подруга”.

Доминик вздохнул, достал из кармана куртки маленький фонарик-карандаш и послушно просунул голову внутрь. Я услышал приглушённое "Чёрт!", затем он закашлял и высунул голову: “Нет, и слава богу. Стэн, впредь не храни там еду. Это отвратительно и наверняка вредно для здоровья".

– Нам придется сообщить об этом, – строго сказал я, и Доминик кивнул.

Стэн выпятила нижнюю губу и спросила: “Почему?”

– Чтобы поисковые команды не тратили на это своё время, добравшись сюда, – ответил Доминик.

– Думаешь, они приедут сюда? – спросила Стэн.

– Уже завтра.

– О, – сказал Стэн. – Ты ведь собираешься помогать. Верно?

– Помочь с чем? – мне стало интересно, и я спросил. Стэн беспомощно махнула рукой в сторону открытого люка.

– Они украли мою заначку.

– Ты про нелегальную дрянь, которую специально прятала, чтобы тебя не поймали?

– Кролики не запрещены законом, – пробормотала Стэн.

– Как думаешь, кто забрал твои вещи? – спросил Доминик.

– Это мог быть пони.

– Зачем пони забираться в твой тайник?

– Они любят еду.

Я спросил Доминика, есть ли поблизости пони.

– Есть несколько лошадок неподалёку. Дальше по склону, в сторону Эймстри. Но я никогда не слышал, чтобы они употребляли дизельное топливо.

– А как насчет наркотиков? Что может сделать диазепам  с лошадью?

Мы оба посмотрели на Стэн, та пожала плечами: “Я не знаю. Я никогда не давала это лошадям”.

– Может быть, сообщить местным ветеринарам? – спросил я.

– Там была не лошадь, – убеждённо сказала Стэн. – Я заперла дверь проволокой.

Она показала нам чёрные железные петли на двери и раме – остатки засова, как мне показалось. Стэн сказала, что всегда продевала в эти петли двойную петлю из толстой стальной проволоки, а затем закручивала её, чтобы дверь не открывалась. Я спросил, где проволока, и она показала место со сваленными в кучу размотанными нитями. Я поднял их и осмотрел – они не были перерезаны, не расплавились и, насколько я мог судить, не подверглись воздействию магии. На самом деле, вокруг тайника вообще не ощущалось вестигии, то есть следа, остающегося после магического воздействия.

Флора, растущие растения, очень плохо сохраняют вестигии, и это делает сельскую местность (как и поэзию) не очень магичным местом. Это вызвало немалое смятение более романтичных практикующих на стыке 18-19 веков. Особенно Полидори, потратившего много времени, пытаясь доказать, что природные явления в их диком и необузданном виде изначально магичны. В конце концов, он сошёл с ума, хотя к этому могло привести слишком долгое времяпровождение с Байроном и обоими Шелли. Его основная претензия на известность не только в том, что он написал первый в истории роман о вампирах, но и попытался классифицировать источники магической силы. Он назвал это "потенция", потому что ничто лучше латыни не скрывает тот факт, что вы придумываете всё на ходу.

Одним из первых он предположил, что потенцию должны генерировать не только животные, но и другие сущности. Например, леса могут порождать потенцию сильвестрис (лесную – с латинского), а реки – флувиалис (речную). Именно из этих источников черпают свою силу боги, богини и духи той или иной местности.

В присутствии Отца Темзы я чувствовал, как его влияние захлёстывает меня мощным приливом. Я видел, как младшая речная богиня послала стену воды с одного конца рынка Ковент-Гарден на другой. Для перемещения 60 тонн воды на 30 метров требуется огромная мощность, не менее 70 мегаватт. Примерно столько же получается от реактивного двигателя на полном газу. Это заставляет задуматься, не так ли? Жаль, что я тогда так и не поцеловал богиню сразу после её подвига.

Мы знаем, что сила должна откуда-то исходить, и теории Полидори были не хуже любых других. Но прикрепление латинского ярлыка к теории не делает ее истинной.

Если бы здесь имела место какая-то сверхъестественная активность, я бы заметил что-то происходящее с дверью или с бетоном фундамента, но и то, и другое упорно оставалось нейтральным. Но отсутствие улик – не то же самое, что отсутствие доказательств, это вам скажет любой хороший археолог. Я сделал пометку расспросить Найтингейла о том, как обстоят дела с вестигиями в сельской местности.

– Что ты ищешь? – спросила Стэн.

– Какие-нибудь следы.

– Нет никаких следов, – сказала Стэн. – Я бы их увидела.

– Стэн хорошо разбирается в следах, – Доминик подтвердил кивком свою уверенность.

Солнце поднялось уже достаточно высоко и светило мне прямо в затылок.

– Значит, никаких следов?

– Ничего, – отрезала Стэн.

– А почему ты решила, что это сделал пони?

– Не знаю. Это первым пришло в голову, когда я нашла тайник открытым.

На мгновение мы все замолчали – среди деревьев раздался пронзительный крик. Казалось, что стало ещё жарче. Но бутылка с водой осталась в "Ниссане".

– Итак, – начал я подводить итоги. – Твоя заначка пропала, но детей там нет. Скорее это сделали люди, а не животные. Но они не оставили никаких следов.

– Может это инопланетяне, – добавила Стэн. "– Потому что нет следов. – Её шевельнувшаяся рука приняла положение свесившейся клешни.

–Надеюсь, что их тарелка работает на дизельном топливе, – кажется, Доминик пошутил. – Иначе они будут разочарованы.

Я воспользовался приложением на своём телефоне, определяя по GPS наше местоположение, затем предложил вернуться к "Ниссану", а уж потом отзвониться.

– Как мы объясним, что делали здесь? – спросил Доминик, выбираясь из зарослей рододендронов. Я посоветовал списать всё на меня, проявившего должную осмотрительность. Доминик признал, что так и есть, но хотел знать, что ему сказать.

– Скажешь, что я хотел проверить военный объект времен Второй мировой войны. Ведь фундаменты были подходящих размеров для стандартной хижины и сделаны из низкосортного "экономичного бетона", используемого при спешном возведении дотов и бомбоубежищ. В суматохе, последовавшей за падением Франции в 1940 году, многие объекты просто выпали из поля зрения бюрократов.

– Значит, это часть твоего задания?

– Почему бы и нет? В нём полно всяких секретов.

Мы выбрались из зарослей папоротника и вернулись на тропинку. Стало ещё жарче, и я чувствовал тёплый аромат смолы, исходящий от окружающих деревьев. Potentia silvestris – так Полидори называл силу, исходящую от леса, силу, из которой произошли рогатые боги кельтских мифов – Лемус, Цернуннос и Херне Преследуемый, хотя, вероятно, не последний из них.

– Кто пользуется этой тропой? – спросил я.

– Собачники, – сказал Доминик.

– Бродяги, – дополнила Стэн.

– Ещё туристы, – сказал Доминик и объяснил, что это часть Мортимеровой тропы, что тянется от Ладлоу на северо-востоке вдоль горного хребта, возвышающегося над Рашпулом, вниз к Эймстри, где пересекает реку Лагг, и далее вверх к Вигмору, прославленному в песнях и преданиях как родовое гнездо Семьи Мортимер. Доминик знал о Мортимерах только то, что в средние века они были могущественными Пограничными Лордами и всерьёз участвовали в Войне Алой и Белой Роз.

– Мы проходили это в школе, – добавил он. – Но я почти всё забыл.

Тропа была популярна среди обычных туристов из-за её относительной лёгкости и большого количества отличных пабов вдоль маршрута.

– И уфологов, – вдруг вспомнила Стэн.

– Довольно популярное место, – резюмировал Доминик.

– Район витрин, – словно невпопад сказала Стэн.

Десятью годами ранее наблюдался целый ряд странных явлений, в том числе огни в небе, загадочные поломки автомобилей и нападения крупного рогатого скота, хотя Доминик признал, что последнему могло быть альтернативное объяснение.

– Раньше мы устраивали НЛО-пати, – сказал Доминик. На них, по-видимому, традиционно распивали дешёвый сидр, испытывали приступы рвоты и время от времени целовались – надеюсь, не в таком порядке.

– Были и интимные контакты? – спросил я Стэн, не успев себя остановить.

– Да, – ответила она. – Но я не люблю об этом говорить.

Мы дошли до места, где припарковали "Ниссан Техникал". Доминик предложил Стэн подвезти её, но она предпочла пешком. Она жила со своей семьёй на другой стороне горного хребта, недалеко от места под названием Яттон. Не отрывая глаз, я смотрел, как она, пошатываясь, зигзагами, пошла по дорожке, время от времени останавливаясь, чтобы сориентироваться.

– Она врезалась головой в дерево, – сказал Доминик. – Провела шесть месяцев в больнице. Врачи были поражены, что она вышла оттуда на своих ногах – всё, что было после этого, – бонус.

Несмотря на то, что Доминик припарковал машину частично в тени, когда мы открыли двери "Ниссана", в лицо нам ударил порыв горячего зловонного воздуха. Смешанный запах засохшего дерьма, гниющих овощей и полу-расплавленного пластика.

– Господи, Доминик, а чем твой приятель зарабатывает на жизнь?

– Он фермер, – сказал Доминик так, будто это всё объясняло.

Мы вышли, оставив "Ниссан" с открытыми дверцами, решив проветриться, пока Доминик звонил по Airwave. Она к моему большому удивлению, принимала лучше, чем любой из наших телефонов. Мне так хотелось пить, что я решил порыться в "Ниссане", но Доминик опустил трубку и поманил меня к себе.

– Ты ждёшь доставку? – спросил он.

Мама Доминика была круглолицей женщиной, едва доходившей мне до груди. Её каштановые с проседью волосы были собраны в небрежный пучок на затылке. Этим летом она провела слишком много времени на солнце – её кожа была коричневой, а на скулах виднелись полоски крема от загара. Как только Доминик припарковался, она торопливо вышла из бунгало и протянула мне руку для пожатия. Её кожа оказалась тёплой и мягкой, как замша, а косточки под ней были тонкими, как у маленькой птички.

– Приятно наконец-то с вами познакомиться, – она тяжело дышала, будто после короткого рывка от входной двери у неё перехватило дыхание. – С комнатой всё в порядке?

– Идеально, – ответил я.

Она кивнула и убрала руку. Я немного подождал, пока она успокаивала дыхание, и спросил о доставке. Она указала на мощёную площадку у входной двери, где рядышком стояли два старомодных чемодана, обитых бычьей кожей.

Я вздохнул и попросил Доминика помочь мне.

– Чёрт возьми, – он с трудом поднял один из них. – Ты куда так собрался?

– Это экономка, – улыбнулся я. – Она порой слишком увлекается.

Доминик бросил на меня странный взгляд: “Экономка?”

– Не моя, – уточнил я, стараясь не сбить садового гнома. – А моего шефа. – Судя по лицу Доминика, прозвучало это ещё более странно.

– Ладно, – сказал он. – У Ника из Леоминстера в комнате отдыха есть вибрирующие кресла.

– Вибрирующие кресла?

– Ну да, садишься в него, и оно вибрирует. Очень расслабляет.

В моей комнате, она же коровник, воздух, казалось, кипел, поэтому выгрузив чемоданы, мы вернулись на улицу с кувшином домашнего лимонада, который принесла мама Доминика. Когда внутри немного посвежело, мы с Домиником порылись в первом из сундуков. Верхний слой, слава богу, состоял примерно из половины содержимого моего гардероба, свежевыстиранного и отглаженного до острия ножа, что на толстовке смотрится довольно странно.

В сундуке было множество удобных ящиков и отделений, в которых находились миниатюрная латунная походная плита с кастрюльками и чайником, а также кожаный футляр, в котором лежали острая бритва, помазок и брусок сухого мыла, пахнущего миндалем и ромом. Я подумал, неужели это всё вещи Найтингейла, или Молли отрыла их где-нибудь в "Фолли". Должно быть, в 1944 году многие мужчины оставили свои вещи, надеясь вернуться.

Во втором сундуке лежали твидовая охотничья куртка, жёлтый жилет в тон, винтажный тренчкот от Burberry, сапоги для верховой езды, зелёный брезентовый складной стул и подставка для стрельбы. Поэтому я не удивился, когда на дне, в разобранном виде, в их собственном дубово-кожаном футляре обнаружил пару двухдюймовых самозарядных дробовиков. Судя по чеканке на механизме, это были два ружья Найтингейла, которые он хранил в запертом футляре в бильярдной.

Я посмотрел на Доминика – его глаза вылезли из  орбит.

–Ты этого не видел, ладно?

– Конечно, нет.

– Молодец.

– Славное Двенадцатое было в понедельник, – сказал он. – Значит, начался сезон охоты на рябчиков и куропаток.

Я вдруг задался вопросом, связывались ли современники Найтингейла с дробовиками, или в сельской местности они палили огненными шарами. В голове мелькнуло: “Отличный бросок, Томас! Ей-богу, поразил мерзавца”. И тут же сообразил, что в данный момент нахожусь менее чем в получасе езды от человека, который, возможно, смог бы мне кое-что рассказать, если бы пчёлы не зажалили меня до смерти на пороге.

– Что за хрень? – воскликнул Доминик, оглянувшись на фасад бунгало. Я присоединился к нему и увидел, как колонна машин с рёвом проносится по дороге – я узнал синий "Пежо" с общественной парковки в Леоминстере, а также потрёпанный зелёный хэтчбек. Пролетела пара мотоциклов с фотографами на задних сиденьях, за ними ещё несколько машин и фургон-спутник. Эта группа в движении действительно впечатляла – словно шикарная колонна из "Безумного Макса".

– Чёрт, – сказал Доминик. – Должно быть, они что-то пронюхали.

Мы обменялись взглядами – ни одному из нас это не понравилось. Доминик достал телефон и позвонил в отдел внешних расследований. После минутного разговора его лицо расслабилось – значит, не тела. Он взглянул на меня, а затем сказал тому, с кем разговаривал, что я действительно здесь и готов приступить к действиям, как только мне укажут, в каком направлении двигаться.

– Они хотят, чтобы ты немедленно приехал к Марстоу, – сказал он. – Пока ревущее стадо не примчалось обратно.

– Они что-нибудь нашли?

– Не совсем, – загадочно ответил Доминик. – В этом-то и проблема.

Даже при открытых окнах в кухне Марстоу было душно и пахло горяче-ламинированной ДСП. Сержант Коул усадила Джоанну и её мужа по одну сторону стола, а нас – по другую. Итан спал наверху, а Райана и Мэтью отправили на вторую половину дня к тёте в Леоминстер.

– Что случилось? – спросил Энди Марстоу, как только мы убрали ноги под стол. Он был невысокого роста, чуть выше своей жены, и сложен с той основательностью, которая приобретается при ежедневном занятии физическим трудом. У него был заострённый подбородок и глубоко посаженные карие глаза. Светло-каштановые волосы заметно редели, и он, очевидно, решил не рисковать и подстричься покороче. Раньше я боялся встретиться с похожим классическим психопатом во время вечерней смены в Сохо. Но в глазах Энди не было злости и насилия – только страх.

– Во-первых, мы не нашли никаких признаков того, что Ханне или Николь был причинён какой-либо вред, – эти слова Коул не произвели заметного впечатления на супругов. – Обычно мы не разглашаем раньше времени подобные сведения, но, к сожалению, они просочились в СМИ, и мы хотим дать вам все факты, прежде чем журналисты  их исказят.

Не прошло и десяти минут – стая вернулась в деревню и хлынула в тупик, как прилив, наступая мне на пятки, когда я бежал по тропинке, и остановилась только у изгороди. Здесь её сдерживала специальный констебль Салли Доннахайд, ранее работавшая учительницей начальных классов и потому не собиравшаяся выслушивать насмешки от кучки журналистов. Кухня находилась в задней части дома, но я всё равно слышал их беспокойный гул, напоминающий шум прибоя на галечном пляже.

Я наблюдал, как родители заёрзали на своих местах и приготовились слушать.

– Мы нашли детский рюкзак недалеко от шоссе В4362, в четырёхстах ярдах от места сбора. Но сразу поняли, что он пролежал там минимум десять лет, поэтому не думаем, что он имеет отношение к делу, – сержант Коул открыла крышку на своем планшете и показала им фотографию рюкзака.

Энди разжал кулаки, и Джоанна перевела дух. Рюкзак был разложен на пластиковой плёнке, а рядом лежала линейка для масштаба. Он был сделан из прозрачного пластика, и, хотя он запотел от времени и небрежного обращения, было очевидно, что всё содержимое извлечено. Коул спросила, узнал ли кто-нибудь из них это.

Они ответили, что нет, но мне показалось, что Джоанна слишком долго колебалась. Затем она вскочила и спросила, не хочет ли кто-нибудь чаю. Пока Коул рассказывала им о текущем состоянии поисков, Энди всё это время нервничал и в первой же паузе сказал, что если это всё, то он хотел бы вернуться к поискам. Большое вам спасибо. Затем, то ли не заметив, то ли проигнорировав сердитый взгляд жены, он встал и ушёл.

Мне хотелось поговорить с Коул о нерешительности Джоан, но сержант явно не хотела оставлять её одну. Я подумал, не стоит ли мне самому расспросить Джоанну на эту тему, но решил, что было бы ошибкой упреждать старшего офицера.

– Он не справляется с этим, – сказала Джоанна после ухода мужа. – И просто пытается занять себя.

– Я не уверена, что на самом деле есть способ “справиться” с этим, Джо, – заметила Коул.

– Питер, – внезапно Джоанна повернулась ко мне. – Если честно, каковы шансы?

Коул просто смотрела на меня – без всякого давления.

– Думаю, шансы хорошие.

– Почему? – глаза Джоанны были широко раскрыты от отчаяния.

– Потому что они вышли на улицу вместе. Если бы кто-то причинил им вред на месте, у нас бы уже была зацепка. А если это был кто-то извне, их бы заметил кто-нибудь.

Джоанна успокоилась. Всё это, конечно, чушь собачья. И даже не очень правдоподобная чушь. Но вряд ли Джоан нужны факты – просто повод, чтобы держаться. Однако это оставило неприятный привкус.

Зазвонил телефон – старомодный  рингтон, входящий в стандартную комплектацию большинства телефонов. Только на третьем звонке я вспомнил, что переключил его с обычного тона на мелодию "Империя наносит ответный удар", потому что не хотел, чтобы это прозвучало в присутствии расстроенного члена семьи, и я поторопился ответить на звонок, прежде чем включилась голосовая почта.

Жизнерадостная женщина попросила меня подтвердить, что я Питер Грант. После моего “да” она сообщила, что является личным ассистентом старшего инспектора Уиндроу, и мне надо зайти, потому что он хотел бы поговорить со мной.

– Когда?

– Как только сможете.