Глава 4. Крепость

      Книга 1. Хроники Агата
      Часть 1. Инкогнито.
      Глава 4. Крепость.



      Истинная тьма.
      Идеальная тишина.
      Дыхание звучит, будто в тесном куполе.
      Я переминаться на ногах, проверяя грунт, под массивными подошвами еле слышен скрип плотной пыли, и хруст осколков.
       Давление в норме.
       Я отвлекся от показателей.
       Безгранично изумлённый, с разинутым ртом, я медленно осматривался. Над головой простирался космос… сияли звезды. Я первый и единственный раз узрел столь ясные звёзды. От горизонта видно лишь едва очерченные щербатины кратера, занимавшего половину поля зрения. Остальной шершавый горизонт был черным силуэтом, на фоне восходящего из-за  него, завораживающего своим недвижный величием, млечного пути.
       Видя это великолепие, от счастья налились слезы, дыхание дрожало. Я понимал: я настолько не должен быть здесь, что это абсолютно немыслимо. Но сея красота вокруг полностью владела мной. Я желал остаться здесь и умереть от нехватки воздуха, когда он кончится.
       В жизни было два события, после которых я хотел погибнуть, чтобы не смочь пасть как-то иначе. Первое - это секс при разгоне на мотоцикле, второе - мое единение с Луной сейчас.
       И я дико сожалел о том, что все же у меня есть цель, к которой надо прийти, и потому я не могу остаться и упасть.
       Ладно. Что там по ориентирам…
       Космонавты высаживались на другой стороне.
       Получается, впереди меня находится большой кратер, а солнце сейчас с другой стороны. Значит кривой зуб будет виден, если я пойду в направлении на десять часов.
       Я пошел по этому вектору. Шаги слышно лишь глухо внутри скафандра. Дыхание ровное. Даже стекло не запотевает.
       Я был рад тому, что иду к млечному пути. Шагая к нему, я осматривал его, медленно поднимая голову.
       Может хоть ты меня примешь, между нами может и много световых лет, но они - лишь вакуум…
       Лоб ощущал холодный владный нос Рае, раз за разом трогавший кожу над бровями. Я открыл глаза на потолок, и из них пролились накопившиеся слезы. Моя кошка продолжала трогать носом мой лоб.
       Видимо, ее встревожили мои хлюпанья.
       Потому что там было так хорошо…
       Так прекрасно…
       - Как же это было настояще… - прошептал я себе под нос.
       Машинально планируя день, я потихоньку приходил в себя.
        До выхода ещё много времени.
       Я поднялся с кровати и вышел на балкон. Этой ночью, дальний городской пейзаж был окутан туманом. Сквозь него, чуть в стороне в дали, все на том же здании, проступали большие оранжевые цифры:
       10.09.2172.  05:21.
       Я прикурил сигарету. Выдыхая смолистый дым, я осознал загаженность нашего воздуха.
       По сравнению со сном, нынешнее небо, глядя с Родины, будет грязным.
       Я глянул на вверх и вздрогнул. Над туманным городом в небе была полная луна, а на ее поверхности присутствовал тот самый большой кратер.
       Пред ним я и стоял во сне.
       Меж кратером и краем луны находился Кривой зуб.
       Мне надо было к нему… зачем…
       И вдруг я вспомнил:
       Сексом разгоняясь на мотоцикле!?
       Я с поджатыми веками отвернулся от неба.
      Откуда в моей голове вообще берутся такие сюжеты?
      Луна…
      Секс… на скорости…

      Я стоял на платформе станции монорельса Тихий проспект. Смотрел на своем сетевом терминале прямую трансляцию со спутника, работавшего вокруг луны. Экран исцарапан. Конечно четкость высококачественного видео много уступает тому, что я узрел во сне.
      Таким ранним утром тут стояли только рабочие подуровня. Половина из них смотрели на меня с возмущением, другая половина – с добрым возмущением. Но когда прибыл желтый рабочий состав, и я заходил в него по своему пропуску, все хором удивлялись.

       На работе коллектив был адекватный и лаконичный. Все общались лишь по работе, и иногда, во время перерыва, говорили о чем-то своем. Как и всем, мне был выдан свой ИНС: изолятор нательный специальный. Герметичный полимерный комбинезон из плотного материала, для защиты от вредоносных факторов, что были при работе с техникой. Это рабочая форма, черного света с оранжевыми полосами. На неподвижных частях ИНС имел панели с магнитными зубчатыми рёбрами, на которые крепились инструменты и аппараты. Климат-контроль и аппаратура питались от мини-реакторов на поясе.
      
       Конец смены.
       Я и мой инструктор Баррэкт вылезли из-под автомобиля. Я выправился, осматривая машину сквозным визором. Уходя, Баря попросил:
       - Давай проверь тут все, в я пойду пока писанину заполню.
       Не отвлекаясь, я ответил:
       - Да.
       Все перепроверив, я сообщил в рацию:
       - Младший механик Райс работу закончил. Проверьте.
       - Иду – отозвался Арктр.
       Начальник подошёл ко мне, со словами:
       - Как тебе у нас?
       Он открепил от моего подшлемника визор, прислонил к своим глазам осматривая автомобиль. Я ответил:
       - Все замечательно, но вопросы есть, всё те же.
       Арктр кивнул, показал мне большой палец, и завершил осмотр. Убрав визор, он внимательно глядя на меня, сказал:
       - После месяца в ОДТ, у тебя остаются вопросы.
       Я констатировал:
       - Я тут один такой мелкий.
       Арктр тоже констатировал:
       - У тебя КПД. Ты перевыполнил план. Потому ты здесь, все еще.
       Жоска…
       А если бы я оказался рукожоп?
       А если бы мои ошибки кто-то пострадал? И они повлекли проверки из-за которых прокуратура бы пришла, и застала что ребенок работает с техникой?
       Пока я думал, что сказать, Арктр кивнул и стал уходить к своему офису. Я увязался за ним, спешно говоря что думал:
       - А если бы я…
       - Но ты же не – перебил он завершенной фразой.
       Но я же не совершил ошибок, понятно.
       Но откуда была такая уверенность во мне?
       Я:
       - А откуда…
       Арктр начал
       - Потому что я хорошо разбираюсь в людях Грэм. А тем более в солдатах. Где твоя обьективняая оценка себя? Ты, так-то, экстерном вышел из СВОЮБОДА 5. Я это учёл.
       Ты один это учёл.
       А между тем, вместо того, чтобы начать подъем по лестнице в офис, Арктр прошел мимо нее к переборке, ведущей в тоннель эвакуации. Поняв это, я спросил:
       - Эвакуируетесь, начальник?
       Он прислонил рукав к панели, и переборка поднялась. На последок начальник сказал:
       - Будешь так держать, дохрена нового увидишь. Понял?
       Эээ…
       Новое?
       Я очень люблю все новое.
       Я понял.
       Арктр кивнул:
       - Вот и славно.
       Он ушел в тоннель эвакуации, и переборка закрылась.

       По возвращению домой, я нарезал мясных кубиков для Рае, сожрал пол брикета концентрата, и улёгся копаться в своем терминале. Рае сидела у окна. В попытках найти в сети хоть какое-то видео выступлений металл-группы Исход, меня встречала надпись «Возрастное ограничение».
       Дикость несусветная.
       Во время ментальной разведки я не раз видел, и порой, чувствовал, и даже пару раз имел, голую женщину.
       Иногда жаль, что мир не знает меня.
       На экране появилась надпись: «Средства переведены».
       Мне пришло сообщение?
       Мне?
       На Арктра не похо…
       Но до меня стало доходить. Лицо обретало радость. И наконец, я понял:
       Факйеах…
       Это моя первая зарплата!!!
       Я вскочил в ботинки, пихая терминал под куртку. Наплевав на курсантский мундир, я умчался за едой, да так быстро, что Рае успела лишь вскочить в непонятках.
       Потом я купил гражданскую одежду: багровая майка с капюшоном и… всё.
       Штаны и берцы уже потом.
        А с косухой Макса я сроднился.
       Старый затертый китель СВОБОДА 5, выкидывать не стал. Повесил на крючок возле двери, как напоминание о том, кто я есть. На залапанной цинковой бирке все ещё зеркалились черты моих букв и лычек.
       Ос альная зарплата ушла на  приобретение хороших аудиомониторов в уши, дававших полный объем трэков Исхода. Такое количество партий должно звучать каждая отдельно в песне, а не вперемешку, как у рядовых наушников. Их творчество давно ждёт своего часа в списке воспроизведения.
       А ведь они близки мне не только по духу, но и по местности.
       Их крепость под названием Металлборг, находится в культурном районе Агата…
       Металлборг – это древний форт, переделанный под рок-станцию…
       Они так близко, и при том, так недосягаемо…
       Круто бы их увидеть вживую…
       Детей туда не пускают…
       Надо найти способ преодолеть стены крепости…
      
       Однажды я зашёл к Максу, чтобы узнать, как попасть на концерт Исхода. В ответ на это он, в своей манере, вяло пробурчал:
       - Грём, ты же в курсе, что такое крепость?
       Я молча смотрел на него, не понимая, что его не устраивает. Он продолжил:
       - Соображай:  это был форт Агатской дружины Верканта. Так это и остается фортом, по сей день. Только теперь там не дружина на страже, а частная охранная компания. И внутри теперь: вместо житья рати, концерты Исхода творятся. Там и взрослых-то не всех пускают. Как они выражаются: «Не родных по духу». Уж не говоря о детях.
       - А я могу прикинуться твоим… племянником?
       Сосед расхохотался, чуть не выплюнув пиво, поставил банку, на стол возле экрана, приостановил видео концерта Исхода, и проглотив, ответил:
       - Посмотри на это, Грём – он кивнул на монитор.
       На экране застыл кадр с камеры дрона, пролетавшего мимо голой женщины на вершине пилона. Высота шесть метров. Силуэт женщины, что держалась верх ногами на шесте в развратной позе, был будто съедаем яркостью пожара,  занявшего сцену. Там в огне играли музыканты группы Исход. Все это было посреди безумного варева из бесившихся людей.
       Срамота невиданная…
       Непомерная стыдобища…
       Ее голое тело видит весь народ…
       Как же она красива…
       Будучи ещё не знавшим сих зрелищ, я жадно уставился на нее. На ее теле лишь бикини из мелкой рабицы с егозой вместо кружев, да туфли с платформой в виде копыт.
       Я еле держал пороки, кратно росшие на волчьем нраве. Видя мою бледность, и как я ерзал ногами, скрывая рвение в штанах, Макс свернул окно видео вниз крана. Он понял, что мне рано такое видеть. Но я уже жадно впитывал его воспоминания о концертах, смотря на монитор.
       Творимое Исходом на сцене поражало своей эпичностью. Растущие из сцены каменные колонны, гром и молния над ними, живые статисты, отыгрывающие мучеников на заднем плане, пламя, рвущееся откуда-то у них из под ног. К тому времени я уже полно изучил каждого участника этой металл-команды.
       Куром, ритм-гитара.  Худой патлач с рваной бородой. Играет на алебарде, переделанной в гитару. Обычно в коже с латами и джинсах. На ногах металлические ботинки с поножами до колен.
       Бумбан, лысый бас-гитарист, на черепе которого отверстия с резьбой, он вкручивал в них всякое: болты, рога, гильзы, лампочки... иногда шланги всякие... На голом торсе раскрытый кожаный плащ с высоким воротом, держимый на груди толстыми ремнями с большими пряшками. Он играл на огнемете… переделанном в гитару.
       Ударные - Датана. Всегда красуется узорами на теле в виде древних орнаментов, идущих друг в друге. Хоть шорты носит…
       Вокал - Горвин. Здоровый волосатый мужик, свирепствующий гроулом в навершие клеймора… переделанного в микрофон. На основания клинка были зубья, в середине - прорезь. У Горвина на торсе обычно были утянуты кожаные ременные соединения с укреплённым на них частями доспехов с шипами.
       У них в группе есть девочка, исполняющая синтетическую часть, Ксилунь. Она над сценой, сидит в большом металлическом шаре, верх которого раскрыт в три стороны, обнажая участницу. Она называла этот аппарат «Техно-орга'н». На нем Ксилунь извергала синтетические партии, обогащавшие и без того могущественные композиции.
       Выдохнув, собрав мысли, я сказал:
       - Не понимаю, как ты просто так привык к такому. Ты воспринимаешь их как обыденность.
       Он выпил ещё пива, утешив:
       - Грём, всё становится проще, когда ты понимаешь, что это всего лишь шоу. В жизни они, наверняка, надевают свои тулупы с ушанками, да идут за продуктами своим старикам. Будь ты на их месте, тоже давно бы пресытился. Им всем за сороковник. Ну… кроме Ксилунь.
       - Ну, всё равно, мне бы там хоть раз побывать, ощутить эту мощь, напрямую – не унимался я.
       Макс поинтересовался:
       - А военные учения не компенсировали это? Там же ваще, гранатомёты с танками.
       Я отстраненно рассказал:
       - Нас вывозили на полигон Коммуланд для таких аттракционов. Правда из гранатомёта не дали стрелять, в нас веса мало было.
       Теперь уже Макс уставился на меня в непонимании, чего же мне не хватает-то. Его удивление просматривалось даже сквозь бетонную меланхолию.
       - Получается, за жизнь, ты только ратным делом занимался? – он опять кивнул на экран – разве для тебя эти концерты не должны быть цирком с… как их там?
        Эквилибры…
       Он вспоминал слово эквилибры…
       Я пояснял:
       - Ну детство-то у меня играет ещё. Если-бы не СВОБОДА 5, я бы дивился и цирку… с конями.
       - Мда…

       Туда не ходит транспорт, не летают дроны. Я уже как час шагал по пыльной обочине от ближайшей автобусной остановки. Впереди был бушующий горизонт, за которым был Металлборг. Крепость, занимавщая ум каждого бунтаря.
       Впереди раздался грохот, после которого начало расти белое зарево. На трассе явилось два ярких огня,  и они надвигались по дороге, а с ними нарастал и гул реакторов.
       Мотоциклы.
       И наконец, они взрывом пронеслись мимо, чуть не снеся меня ветром.
       Вот мощь…
       Вот круть…
       Такая мощь бывает...
       А тот белый мотоцикл сравним с этими?
       Я устало проводил их взглядом, придержав капюшон. Следом ударил вихрь песка с летящей травой…
       Над тем же бушующим горизонтом вспыхнул прямоугольник. Зрение позволяло различить: это гигантский экран, показывавший фотофиниш промчавшихся. От этого, даль взревела ликованием толпы.
       Ох же блин… куда я иду…
       На рок-станцию.
       Мне мало лет, но это не важно. Отринем предрассудки.
       Проверим как есть, родной-ли я им по духу.
       Пока я шел, было еще три заезда, в том числе и на машинах.
       Прожекторы освещали древние каменные стены. С барбакана, на парковку смотрела плазменная панель, озаряя болиды и людей. Уже различимы техногенные конструкции, придававшие крепости ещё больше угрозы.
       Я смотрел на Металлборг, уже зная из умов людей, какой он внутри. Двор крепости был слэм-зоной, а вдоль стен построены непрерывные лоджии из металлических решетчатых секций, держимые на бетонных колоннах, стоявших посреди двора.
      
       Картина такая: из ночи, по обочине шоссе, слегка шаркая, плетется ребенок в косухе.
       В помещении пульта охраны, операторы видеонаблюдения  анализировали запись наружной камеры, статично снимавшей дорогу от клуба в город. Около десяти минут они молча смотрели видео, где я иду к ним из мрака по обочине. Их разговор:
       - Прям пешком.
       - Прикинь…
       - Да припарковался где-то там, и идёт.
       - Зачем? Типа машину прячет?
       - Погоди, смотри антропометрию. Он или карлик, или ребёнок.
       - Что за непонятность…
       - Ребёнок, идущий сюда пешком из города? Это ж насколько он хочет сюда попасть?
       - Я доложу о подозрительном субъекте.

       На подходе к крепости, мозг начали штормить ментальные порывы обитателей. Красота болидов помогала игнорировать эту бурю.
       Сколько навороченных аппаратов…
       Никогда столько не видел...
       Мне бы сейчас рабочий визор, чтобы посмотреть внутрянку этих машин.
       Машины и их владельцы стояли всюду. Я,  весь пыльный и взъерошенный, плелся между ними, вяло осматриваясь.
      Если бы было с чем и из чего…
       Со своими знаниями техники…
       Я бы создал такой аппарат, что взъерепенил бы любого здесь на трассе…
       Люди отвлекались на меня, затем возвращались к пылким беседам про машины и заезды. В центре парковки гонщики особо толпились, вокруг громоздящегося брутального багги, на рамах которого, привязанные крупными цепями, держались почти голые девушки. Порой они склонялись над людьми, внимательно слушая и советуясь с остальными.
       Ничего себе, прям голые, и не стыдятся…
       От смущения я отвернулся и поспешил пройти мимо.
       Это произойдёт сейчас.
       Я пошел на барбакан…
       Огромный экран все больше нависал надо мной. Он освещал устрашающие укрепления времён мировой войны, что были на подступах к крепости: ежи, баррикады, секции егозы. Идя между ними, я вспоминал войну, явленную мне умом учителя истории на СВОБОДА 5. Я остановился у преддверья. Впереди перед воротами монументально стояли два мужчины, одетые в кожаные плащи с двумя рядами замков на туловище.
       Вот и стража…
       Их плечевой пояс был увенчан полимерной броней военных сапёров: высокий ворот держал щиты вокруг плеч, серые, шершавые. Лысые головы прочно утянуты шипованными кожаными ремнями, жмущими к лицу сенсорную аппаратуру с противогазом. Четыре красных окуляра светились у каждого на глазах, глухие клокоты дыхательных клапанов нагоняли жути. Из щёк тянулись ребристые шланги, куда-то за спину. Я поднял на ближайшего усталое лицо, и произнес:
       - Я пришёл.
       Он склонился осветив меня алыми лучами, его скрипучие шланги натянулись. Я щурился. Из маски глухо донеслось:
       - Что привело тебя сюда.
       - Хочу видеть, слышать, чувствовать.
       - Есть ответственность перед твоими предками, как твоя, так и наша.
       - У меня нет предков.
       - Ты мал.
       - Я готов.
       Он водрузил на моё плечо свою большую тяжёлую длань, что была до пальцев закована в латные сегменты.
       Чтобы проводить, туда или отсюда.
       Я сказал:
       - Если мне нельзя тут быть, то дайте привести себя в порядок, прежде чем я пойду обратно.
       Охранник повел меня вдоль крепостной стены к тыльной стороне твердыни. Камни в этой стене, из которых она сложена, были величиной с меня. Поросшие многовековым мхом, они покоили в себе события воин.
       Сколько лестниц было ставлено на эти стены… при их штурмах…
       Сколько волунов билось об эту твердь… от катапульт, да сбрасываемых сверху на врагов…
       Сколько сапогов топтало эти камни, взбираясь под кипящим маслом…
       Сейчас я смотрел вверх на бойницы. Близ одной стоял прожектор, освещавший стоянку. Из другой выглядывал неформал с банкой пива.
       Мы пришли к бетонной стене, отрезавшей путь в тыл форта. Там стояли такие же стражи. В этой стене была толстая металлическая дверь. Охранник прислонил рукав и она отворилась. Мы прошли на территорию за крепостью. Это была пустая площадка из бетонных плит. По этим панелям мы прошли дальше вдоль крепостной стены, до старой узкой но высокой двери внутрь. Охранник набрал код на ее терминале, и внутри раздалось несколько глухих ударов затворов. Дверь стала беззвучно отворяться, а за ней голый бетонный проход два метра шириной, с другими металлическими дверями.
       Строится ещё?
        Ремонт?
       Я пошел в холодную, чуть освещенную глубь. Идя по коридору, я наслаждался холодным ветром. Остановился у двери со знаком уборной.
       Вдруг там кто-то есть…
       Оказалось не заперто. Я медленно вошел. Справа – кабина, слева – раковина. Я подался к долгожданному крану с водой, включил его. Сунул под него голову.
       Ах, кайф какой…
       Я медленно водил руками по лицу, просто потому, что это приятно. Вдруг дверь открылась, включился свет, и…
       Раздался сиплый скрипучий девчачий голос:
       - Какого…
       Я повернул голову на выход, не обращая внимания на льющуюся по лицу воду. В дверях стояла девочка, полноватая и слегка бесформенная, местами туго обклеена чёрным скрипучим скотчем. На её голове возвышалась копна цветных дрэдов. Ей наверное лет шестнадцать. Я аж забыл о напоре воды по склерам, лишь издал:
       - Уоу…
       - Ты кто? – спросила она, заходя внутрь.
       Оказалось, на ней были читальные очки, что придавало больше обсурда её виду. Пухлые щеки были пробиты штангой, насквозь.
       - Грэм – спокойно прогремел я на весь коридор.
       Не обратив внимания на мой голос, она зашла в кабинку, что была за моей спиной, и оставила дверь открытой. В зеркале я видел все.
       Так, насколько далеко зайдет ее бескультурье?
       Это будет первая голая девушка, которую я увижу вживую?
       Она задирала юбку, усаживаясь на унитаз:
       - Ксилунь – представилась она.
        Да конечно. Ещё Горвином назовись.
       А между делом, смотря на её вагину, я начинал понимать:
       Ведь я никогда не видел Ксилунь вне ее техно-сферы.
       Стоп, вагина…
       Драаастя…
       Она небрежно расправила  руками ягодицы, ёрзая на стульчаке. Я закрыл глаза, молча переживая нарастающее потрясение от происходящего.
       Вот так…
       Сейчас...
       Происходит.
       Оказывается так бывает…
       За кулисье оказалось неизвестной средой… в которую я вошёл без предварительной разведки.
       Что ещё здесь может происходить…
       Раздалось журчание. Вспомнились слова Макса: «В жизни они, наверняка, надевают свои тулупы с ушанками, да идут за продуктами своим старикам».
       Тем не менее я, все-же где-то  восторжен. Смотря на нее в зеркале, я проломил происходящее безумие искренним признанием:
       - Я очень рад тебя видеть.
       Она, слегка тужась:
       - Ага. Я тебя тоже.
       Если она не только по малой, то безумие приумножится. Я уточнил:
       - А ты надолго?
       Она ответила:
       - Если тебе невтерпёшь, то есть раковина.
       Эмоции каскадом крыли друг друга.
       Это реально Ксилунь!!!
       Это происходит!!!
       Новые эмоции и впечатления!!!
       Это, конечно, не ползти под обстрелом…
       Это совершенно новое.
       Сквозь самообладание, ситуация воспринимается ощутимо ярче.
       А ведь ничего не предвещало…
       - Чего застыл? – спросила она.
       Поняв, что не осталось разумных причин, быть к ней спиной, я развернулся, со словами:
       - Ксилунь… дай переварить.
       - Ты тормоз – согласилась она, небрежно кивая.
       А-А-А-А-А-А!!!
       Спокуха.
       Я признавался:
       - Да, сейчас я тормоз. Я сейчас вообще не газ…
       Она, выдавив из себя, сказав:
       - Ты честный, прямой, и крепкий.
       Об унитаз стукнулось что-то каменное. Она сделала пару выводов, сказала:
       - Давай не будем тратить время, и я лишу тебя девственности для начала, потом решу, что с тобой делать.
       …А-А-А!!!
       Что?
       Я слышу это.
       Затрудняясь усвоить творящееся, я зажмурился, толкуя ее слова. Пришлось опереться крестцом на раковину. Не зная, куда себя деть, я сжал руками её края…
       Грэм.
       Рассудок.
       Не дай пороку затмить бдительность.
       Если она не видит краёв, то кто знает, что она может попытаться совершить…
       Раз она открыта, то и я буду прям. В конце концов она играет мое любимое музло.
       Даже мысли не строятся нормально.
       Ох…
       Я признался:
       - Я боюсь за свой член, Ксилунь.
       Она расхохоталась, ответив сквозь истерический оскал:
       - А я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, что-ж делать-то… вот незадача-то…
        Ух ты-ж… блин!!!
        Наверное хорошо, что я не вижу свое лицо сейчас. Оно глупо перекошено от шока.
       Прежде чем произнести невероятное, я проглотил слюну и размял губы:
       - После того, как я кончу тебе в рот…
       Безумие…
       Уже не разжимая зубов от стресса, я завершил вопрос:
       - … Ты откусишь мой член за ненадобностью?
       Она раззадорено спросила:
       - Если ты такое сыкло… то может перед вагиной не сдрейфишь? В ней зубов нет.
       Точно?
       Раздался очередной удар щебня о фаянс.
       Спрашивать, что у неё с пищеварением глупо.
       Не известно, что побывало в её кишечнике…
       Ксилунь встала на широко расставленных ногах, вынула салфеток из автомата, сунула их себе меж ягодиц, стала небрежно подтираться. При этом, требовательно смотря на меня, спросила:
       - Так что, будешь трахать меня или как?
       Мой организм крепок: за недолгую жизнь я ни разу не был заражён никакой инфекцией, или воспалением.
       При том, от неё, я реально боюсь что-то подхватить.
       И тем более, я не могу узнать из её ума о здоровье, я ее не вижу…
       Отмажусь компромиссно:
       - Ты итак разбила мой ум. Давай ты хоть добьешь его в удобном месте.
       Нетерпимо смотря на меня покрасневшими от злости глазами, она приказала:
       - Пошли. У нас удобно.
       Она бросила очередную окровавленную салфетку в унитаз, и нажала слив.
       Мы шли по коридору быстрым шагом.
        «У нас»?
       Это где?
       - Куда ид;м? – глупо спросил я.
       Она проигнорировала вопрос.
       Пройдя несколько дверей, она остановилась у очередной слева. Оттуда доносились брани мужиков.
       Я что, сейчас увижу остальных?
       Ксилунь открыла дверь, со словами:
       - Смотрите, кого я нашла в туалете.
       Они замолчали, смотря на нас. Я же замер, панически осматривая представший предо мной участников любимой группы. В дыму от курева, вокруг квадратного столика, в развалку на диванах, они сидели занимаясь каждый чем хочет. Я же дивился их размеру, четкости, и тому, что они объёмны.
       В реальности они такие настоящие…
      Горвин справа властно сидел, опуская большую кружку медовухи. Датана напротив меня, ставил на стол коктейль. Куром и Бумбан – слева, дискутировали о гитарных партиях. Бумбан при этом, будучи с напрочь отсутствующим восприятием, вкручивал в одно из отверстий в голове, то что было над углом лба, светодиодный стержень. Куром, с сигаретой в руке, оживлённо делился мнением о сочетании их партий.
       Это все столь… адекватно… для них…
       Все настоящие, с порами и морщинами, пьют и курят.
       Они в реальности вообще намного больше…
       Дома у Макса просто экран маленький…
       Куром, щуро оценивая меня, спросил:
       - Кого ты нашла?
       Его голос был вязкий и хрипловатый, мягко шёл к общей вялости музыканта. Отвлёкшись на разнообразные гитары, что висели в креплениях вокруг, я отстраненно представился:
       - Я Грэм.
       У всех вскочили брови: оценили голос.
       Ксилунь заходила в эту студию, втесняя и меня. Некоторые крепления на стенах пустовали без гитар.
       Ксилунь, подсела к Датане. Тот, смотря на меня с предвзятой неприязнью, спросил:
       - Как ты прошёл, Грэм?
       Столь непривычно видеть их здесь, просто вот так, да еще и вблизи. Ведь у Макса далеко не самый четкий монитор.
       Они такие адекватные по сравнению с Ксилунь.
       Я ответил:
       - Хочу вас видеть.
       Раздался спокойный бас Горвина:
       - Ты узрел нас. Что теперь?
       Я насторожился, словно котёнок, при этом постарался уверенно ответить:
       - Я хотел видеть ваше выступление, хоть раз. Ощутить мощь…
       Бумбан, вкручивая лампу в голову, сказал собратьям:
       - Почему он не на слэм-зоне?
       Куром, туша окурок:
       - Ростом не вышел.
      Горвин:
       - Он не человек.
       Шта!!!?
       Он продолжил:
       - У него силы не меньше нашего.
       Бумбан довкручивал лампу, и та включилась, поморгав. Я безумно удивился.
       Мой дикий восторг еле сдерживался.
       Датане было явно по боку происходящее, он крутил барабанные палочки. Ксилунь прикуривала, злобно смотря на меня, сказала сквозь зубы:
       - Ша я покурю, и ты у меня ощутишь мощь.
       Твою дивизию, это реально стрёмно.
       Новые впечатления!
       Ура!!!
       Наверное…
       Беря пиво со стола, Куром покивал, будто мирился с тем, что вот-вот произойдёт. Бумбан пожал плечами. Датана цокнул, отвернувшись. Они молчали треть минуты. Куром спросил:
       - Гитару осилишь?
       Ксилунь затушила бычок, и отпила Датаниного коктейля, тщательно прополоскав им рот, проглотила, стала вставать. Пока она подходила ко мне, я промямлил Курому в ответ:
       - Осилю.
       Ксилунь взяла меня за ворот, раскрыла куртку, стягивая с плеч, мягко просипела:
       - Хватит говорить.
       Ощущение плечами девчачьих рук возбудило во мне желание много большей физической близости…
       Прям с ней…
       Прям шщас…
       Раздевая меня, увидев концы тату из-под футболки, она обрадовалась. Всосав слюну с губ, она опустила с меня косуху, та стоя упала на пол.
       Да она стеб;тся…
       Нет, она просто берёт меня на испуг…
       Да когда-же ей что-то помешает?
       Что-то мешающее ей происходит, и она игнорирует это.
       Братья видимо - тоже.
       Куром сказал ей:
       - Не грызи его. Раз он может гитару, то он может пригодиться.
       Что Блять!!?
       Ксилунь рывками расстегнула мой ремень, и распахнула ширинку. Жадно погрузила руку мне под трусы и взяла член. Не разжимая зубы, она резко вдохнула. Мужики при этом продолжали пить, общаться меж собой. Датана, задрав ноги на диван, копался в телефоне, всё крутя палочки. Бумбан принялся вкручивать себе в темя металлический шланг. Датана сказал Курому:
       - Нахера ты эмпатируешь-то…
       Горвин читал книгу. Ксилунь взяла меня за щёки другой рукой. Сглотнув, она прошептала мне в лицо с упоением:
       - Наконец-то.
       Девочка сжала мои волосы на затылке, я хотел было сразу дать ей в скулу за это, но ее рука оказалась…
       Оказывается это может быть приятно.
       Перед остальными неловко быть раздеваемым, а тем более, заниматься сеесом…
        Неловко-то как…
       Но я уже столько знаю о каждом из них, что не могу назвать их чужими. А им, видимо, каждый человек родной. Потому…
       Ксилунь сняла очки, открыла большой пышный рот, вываливая раздвоеный язык, и крепко прижалась всем этим к моей пасти. Сочетание горячих мягких губ с большими мокрым языками разом обласкало все у меня под носом. Я просто открыл рот, и ее языки тут же влились в него, обшаривая все за зубами и вне их.
       Ё-о-о-мана…
       Отлипнув от лица, она облизала мою потную шею, и опустилась на колени, достав перед собой мой член.
       Первый секс начнется с минета?
       Эээ… круто… да…
       Жаль я от волнения воспринимать нормально не могу.
       Она взахлёб накинулась на него ртом, пропихнула до гланд, морщась от напряжения. Взяв меня за задние карманы, стала вжимать сильнее, давя в горло, давясь кашлем. Бумбан хохотнул над ней. Куром подметил:
       - Пацан не дрейфит. Точно впервой?
       Я же не говорил о себе.
       Датана недовольно ворчал:
       - Из-за нее мы на сцену опаздаем.
       Горвин:
       - А иначе она играть не сможет как надо.
       Ксилунь встала, прижала меня к стене, ухватилась за крепления для гитар и залезла на меня, пристраиваясь вагиной на член. Не церемонясь, стала садиться на него, шаря как получше. Чтобы это было быстрее, я раскрыли ее промежность, и насадил на себя. От этого девочка истерически простонала вверх, начав ерзать. Приподнялась и насадилась вновь. Затем прыгнула на нем. После, начала импульсивно двигаться вверх вниз, с каждым разом выгибая таз вперед. Чтобы выдержать напор, пришлось упереться спиной в стену, напрячь пресс. От волны первородной страсти я стиснул зубья, рыча ей в лицо. Тогда она стала биться на мне в судорогах, хрипло оря в потолок, потом легла лбом мне на плечо, продолжая порывы и вопли. Ее конвульсии оказались оргазмом, который мне пришлось на себе держать пол минуты. Бешено кончая, она охрипла, слабея с каждой судорогой. Наконец она отпустила крепы, и обмякла на мне. Я бешено смотрел в пустоту, с клыков и губ стекала слюна. Бумбан щелкнул на меня пальцами, бросив:
       - Зачёт.
       Датана кинул барабанные палочки через плечо, ругнувшись:
       - Ну пяздес теперь… сыграли плять.
       Молча в прострации, я замер, приходя в себя.
       Что это было…
       Наконец, что-то подумалось.
       Что с ней теперь делать?
       Она сможет играть-то?
       Куром заржал, чуть не упав с дивана.
       Бумбан с интересом смотрел на реакцию остальных. Горвин невозмутимо сказал мне:
       - Положи куда-нибудь.
       Я сложил Ксилунь у себя под ногами, чтобы застегнуть штаны.
       Ну, положу где было…
       Заправившись, я сгрёб девочку под руки, поднес к собратьям и усадил к Датане на диван. Недовольный ударник многозначительно вздохнул.
       Куром спросил меня:
       - Ты сам как теперь?
       Он спрашивает про мое состояние после траханья на стене?
       Об стену…
       Как сказать-то…
       На всякий случай спрошу:
       - В смысле?
       Гитарист пояснил:
       - Ну на гитаре ща сможешь?
       Оценив свои возможности, я ответил:
       - Да, но мне утром на работу.
       Все расхохотались в голосину, а Куром кивнул на стену, сказав:
       - Возьми каку-ньть, все настроены.
       Все ещё потерянный, я отступал к стене, посмотреть на аппараты. Куром повернулся к Датане, добро утешая:
       - Ша сыграем плять.