Что важно, то важно

"Что важно, то важно. Что бы ни случилось, ты всегда будешь выставлять приоритеты. Так вот — не промахнись. Выставишь херню во главу угла, и будешь всю жизнь служить херне. Что важно, то важно!" — говорил мне когда-то один интересный человек. И был прав.

Когда-то, помню, ещё играла песня группы ZippO, "Остаток слов", а я, знатно перебрав со спиртным, докопалась до одного, не в меру терпеливого, человека, имеющего проблемы в личной жизни, с вопросом:

"Если ты абсолютно достоверно знаешь, что через десять часов случится ядерный взрыв, и всё погибнет, к чёртовой матери, что ты будешь делать в эти, оставшиеся, часы?"

"Помешаю этому случится, конечно!"

"Ты не крутой чел из фильма, ты — обычный работяга, жена которого, якобы, запрещает тебе общаться с детьми, и ты даже этому помешать не можешь... Чувак, не смеши мои коленки! Бомба рванёт в каком-нибудь Амстердаме, ты даже добраться до него не успеешь, а в любых спецслужбах тебя тупо задержат до выяснения обстоятельств, и ты взлетишь на воздух, вместе со всей планетой, сидя в кутузке... Нет, дружок. Меня интересуют твои действия, если тебе осталось десять часов... Если всем нам осталось десять часов."

Он не смог ответить. После, он высмеял меня за пьяный бред, о котором я успела позабыть. А он напомнил.

"Ладно бы, если бы я сдох через десять часов — я бы, естественно, поехал навестить детей... Попрощаться. Ладно бы, граната должна была взорваться — я бы сделал всё, чтобы обезопасить окружающих... Но ядерный? Всей планеты? Чего ты хотела услышать?"

И я не могла сообразить, чего же я, действительно, хотела услышать? Парировала тем, что не обязательно ждать смерти, чтобы навестить детей, но ему нужен был не менее весомый повод, дающий шанс обрести тот вес, который оправдает подобный шаг.

Я не исключаю, что, при всей своей трусости, этот человек мог бы накрыть собой гранату, спасая людей. И, да, это был бы подвиг. И пав геройски, он бы обрёл ту самую значимость, которой, до сих пор, не имел. Значимость, которая оправдала бы всю его "никчёмную" жизнь, неудачный брак, потерянные годы. Дети могли бы говорить "папа погиб, спасая людей", вместо "папа нас бросил"... Бывшая жена бы ахнула: "Ну, надо же!"

К слову, я знаю несколько человек, ушедших на известные боевые действия, руководствуясь именно такой идеей — очиститься от прошлых ошибок, дать своей жизни смысл, даже, если её придётся потерять. Один доброволец сказал очень ёмко: "Лучше никак не жить, чем так"

Однако, тогда, ещё до боевых действий, в совершенно мирное время, где ничто не предвещало, я не размышляла об этом столь уверенно, потому что не было у меня свидетельств таких людей. Однако, мысль о "пьяном бреде" не отпускала, и я пыталась понять себя: к чему этот, кажется, довольно глупый вопрос, про ядерный взрыв? Если все умрут, то надо ли дёргаться?

Я включила ту же песню, на репит, и думала о нашем разговоре, когда, на словах "и нет меня, нет меня... Раз, два — и не любя", поймала тот пьяный призрак своей идеи. Вся суть, как раз в том, что не будет ничего.

"Если бы я умирал, я бы попрощался; если бы граната, я бы спас..." — зачем? Чтобы помнили. Чтобы сказали хоть что-то хорошее. Чтобы оправдаться... Перед кем? Перед людьми. Близкими или далёкими, маленькими, ныне живущими, или уже ушедшими, но, видимо, очень значимыми для себя.

А если не будет никого? Если некому оставить, ни памяти, ни наследия, ни невысказанных обид? Вот тут, наверно, и тает иллюзия независимости от чужого мнения. Мы часто говорим, что нам неважно, что думают другие, что говорят за нашей спиной, но продолжаем красить волосы, быть "в тренде" и извиняться. Совершаем подвиги, чтобы оставить след. Совершаем низости, чтобы скрыть нечто постыдное, иногда, менее постыдное, чем то, что мы совершаем, скрывая это. Мы общаемся с неприятными людьми, боясь их обидеть, непонятно, почему — ведь они нам непрятны. Рассчитываем на их поддержку в будущем? Боимся пакостей от них, мести? Обижаем близких, надеясь помириться. Уходим, хлопнув дверью, рассчитывая объясниться позже. Примеров много, но все они нацелены на какое-то "потом", диктуя нам те или иные действия, поступки и морали.

Мысль не нова. Есть рассказ великих классиков фантастики, где был объявлен конец света. Кто-то бросился набивать желудок, кто-то посягнул на честь своей пассии, на которую прежде дышать боялся... И лишь один упрямый учёный разрабатывал способ остановить катастрофу. Конечно, он смог. И, конечно, всем было стыдно за содеянное. Вот я и хотела узнать, что бы стал, в таком случае, делать вот этот, конкретный, человек? Но он не допустил подобной мысли.

И когда я донесла свой вопрос до оппонента, он выразил полнейшее недоумение: рассказов он таких не читал, о морали не рассуждал, и ответить не может... А если уж вдуматься — так и быть — то, действительно, надо ли дёргаться? Нет смысла спасать чью-то жизнь, если все обречены, нет смысла кому-то звонить, писать, заглядывать в глаза... Если не останется даже памяти, ни о тебе, ни у тебя, то зачем всё это?

"И что бы ты делал последние десять часов жизни планеты?"

"Бухал бы."

Ну, не насилие — уже хорошо. Хотя, подобная пассивность есть молчаливое согласие, с которого происходит насилие: делайте, что хотите, я пьян, мне по фигу.

А что бы делала я? То же, что и сейчас: наблюдала, осмысляла, записывала... Если бы мне выпал шанс кому-то помочь, помогла бы, наверно. Точно бы не пошла на работу — она нацелена на долгосрочный результат, которого не будет; и не стала бы тратить время на разговоры. С некоторых пор, я стараюсь общаться с миром дистанционно: пишу свои мысли, публикую, иногда читаю обратную связь. Кому надо, тот прочтёт, извлечёт пользу, раскритикует, что тоже не плохо — в спорах рождается истина. "Делай добро и бросай его в воду"© А проводить многочасовые душеспасительные беседы, как показывает практика, не целесообразно. Человек просит совета, порой даже выслушивает его с радостью, но не применяет к себе, и возвращается с идентичным набором жалоб, переживаний, волнений, отнимая время, нервы, душевные силы. Возможно, он не готов. Возможно, ему нужно тысячу раз повторить, прежде, чем он сможет что-то изменить. А может статься, что ему и так комфортно, и менять он ничего не планирует, а ты волнуешься за его бытность больше, чем он сам. Надо оно тебе? Кому нужна информация, тот её получит.

Я бы постаралась оказаться дома в эти последние часы, в своём любимом зверинце, среди птиц и животных, которых я, очевидно, не могу спасти, но могу быть рядом. Я бы вела записи, если бы на это было настроение, а если бы писать мне оказалось нечего, то, размышляя, я бы обрабатывала очередную деревяшку — резала, выжигала, шлифовала... Кому это надо, если всё будет уничтожено?! Мне. Я и сейчас делаю это, в первую очередь, для себя. Если кому-то не нравятся мои брелочки и талисманы, то я их никому не навязываю. Если кто-то говорит мне, что нужно добавить какой-то ювелирной точности, а то изделия выглядят топорно, я улыбаюсь, киваю, и делаю своё. "Я — художник, я так вижу"©

Думаю, в этом и выражается свобода от чужого мнения: я никому ничего не навязываю, я просто живу свою жизнь, наполняя её тем смыслом, который важен для меня. И находятся люди, которые ценят то, что я делаю: покупают, носят, читают, осмысляют, критикуют. Они свободны в своём выборе, я свободна в своём. Мы уважаем мнение друг друга, обмениваясь аргументами, не соглашаясь с оппонентом, или, наоборот, находя поддержку во взаимном согласии.

Я давно не общаюсь с тем человеком, не пью так, чтобы забыть, о чём шла речь, и не жду конца света. Но, вот, услышала знакомую песню, и вспомнила произошедшее. А вспомнив, отметила про себя, что ничего у меня не поменялось за эти годы: я так же стремлюсь домой, к своему зверинцу, состав которого меняется чаще, чем хотелось бы; так же наблюдаю, размышляю и пишу; так же режу из дерева замысловатые побрякушки. И так же находятся люди, которым эти побрякушки греют душу, мои записи наводят на мысли о сокровенном, простом и важном, а утка Настенька, по-прежнему, считает, что это я живу в её доме, а не наоборот.

Меняется время, события, инсайты, но что-то остаётся вечным. Наверно, это и есть — важное. Наверно, призвание, душевный покой, независимость, уверенность — всё кроется здесь — в том, за что мы цепляемся в любой момент жизни, что мы не желаем променять ни на что другое, то, что остаётся с нами, и останется после нас, вместо нас. И именно это и должно быть в приоритете, но почему-то, во главу угла, порой, выставляются иные цели: деньги, исправление чужих жизней, воспитание чужих характеров, дома и пароходы...

А что важно для вас, в вашей жизни? Что преследует вас годами? Чему бы вы посвятили последние десять часов жизни — своей и всей планеты?...

Нашли ли вы то важное в своей жизни, что реально важно? И, если нет, то, может, пора найти себя? И искать так, словно у вас, действительно, осталось десять часов.     *