Мы человека спасаем

С утра у меня был бомж, вернее, это я у него был - в обшарпанных дебрях гаражного кооператива, куда зашел забрать свой байк.
 А там, на месте, обнаружилось, что его заднее колесо наполовину спущено, а мой насос, увы, остался дома.
И я сунулся по разбитой до рытвин дороге вдоль гаражных нагромождений - нет ли кого живого?
День был будний, а кооператив - умирающий и, по моим прикидкам, на сегодняшний момент здесь было заброшено до 80 процентов гаражных владений, перед въездными воротами которых густо колосилась давно не тронутая шинами трава, здесь и там возможный въезды перекрывал дикий кустарник, а кое-где тянулись к небу уже выросшие на проезде деревья.
Много лет назад, когда эти деревья еще даже не проклюнулись, здесь, по слухам, бережно содержала свое авто Валентина Ивановна Матвиенко, нынешний уважаемый председатель Совета Федерации, а в те времена - лихой комсомольский лидер.
"А правда, что во время вашей комсомольской юности у вас было прозвище "Валька-стакан"? - Спросил ее однажды какой-то наглый журналюга.
"Нет, зачем вы так! - отвечала не лишенная остроумия Валентина Ивановна. - Прозвище у меня было не "Валька-стакан", а "Валька-полстакана"...
Мне по жизни всегда везло на встречи и, трудно поверить, но я однажды нос к носу столкнулся с ней, председателем Совфеда и суперзнаковым, очень ухоженным лицом нашей страны.
В вечерней полутьме, в полном доступе, одна и без охраны, она бодро двигалась по улице Почтамской в сторону пафосного отеля "Ренессанс" и я, встретившись с ее спокойными глазами, отвел свои, не использовав шанс один из миллиона.
Не снижая темпа, я шел своей дорогой, хотя у меня точно было что ей сказать.
Корректно коснувшись ее локотка, я представился бы своим, пускай пока плебейским для ее уха, именем и, непременно улыбаясь, сказал бы ей в растерянные моим наивным, но искренним порывом глаза:
"Валентина Ивановна, подарите мне пять минут общения с вами - обещаю ничего не просить и не быть тупым занудой."
И она, фыркнув, неопределенно дернула бы плечом и я, посчитав это за какую-никакую надежду, увлек бы ее в ближайший кафешник - чуть не сказал, гад, "в кустарник"- там есть заведение, совсем рядом, со вполне подходящим, хотя и несколько напрягающим названием "Папарацци".
Тронутая вниманием моложавого джентльмена, она, незаметно поглядывая на свои маленькие и ужасно дорогие брендовые часы, отсчитывающие мгновения до назначенной встречи с кем-то из сильных и пузатых мира сего, тронулась бы следом за мною нога к ноге.
Там, в подвальчике, я бы взял пару "Американо" и спросил бы, прикрывая от любопытных глаз ее раскрасневшееся от непредсказуемой ситуации лицо - где она обычно проводит свои свободные вечера,
 ведь может же она позволить себе немного флирта и какой-то нормальной, как у всех нас, жизни?
А ответить мне она не успеет, потому что в кафешник стремительно спустится пара широкоплечих негодяев с холодными глазами, которые, конечно, мгновенно вычислили бы ее локацию по сотовому.
Не смея сразу вдарить меня по наглой башке, они молчаливо станут, два козла в черном, прямо напротив нас, корректно опустив ничего хорошего не обещающие мне взгляды. ("Сука такой, Вальку снял!")
Бережно и неторопливо допив свой кофе, Валентина с улыбкой посмотрит мне в глаза, завершая нашу короткую встречу словами:
"Вы сами видите, как и что вокруг меня происходит...
Здесь поблизости заседает Координационный совет, а я, гори огнем, там, как всегда, во главе президиума, без меня, гадство, не начнут".
Я, приструнив свои безудержные, основанные на голых фактах бытия, фантазии, снова повернул внимание
к гаражу, способному, как оказалось, горячо разжечь пламя моих эмоций.
Времена, когда счастливый обладатель вожделенных Жигулей бережно загонял свою ласточку под крышу гаражного бокса, канули в Лету, да и Жигуль нынче стал почти раритетом, а иномарка, как выяснилось, без проблем, и зимой, и летом прекрасно пребывает под открытым небом прямо у выхода из дома.
Однако - прервем фантазии и досужие размышления - я услышал, как за поворотом послышалась музыка:
 в настежь распахнутом боксе надрывалась колонка.
Я заглянул в его сумеречное пространство - но там, среди банок с красками и установки, похожей на компрессор, не было никого. И в этот момент из руин машины, разлагавшейся чуть подалее, послышалось невнятное мычание. Приблизившись, я обнаружил силящее встать мужское тело, возлежащее на надувном матрасе, забравшееся вовнутрь через оторванный багажный проем.
Между нами случился вялый вербальный контакт, в результате которого, в конце концов, удалось выяснить, что насос, может быть, и есть, но на поиски его, к сожалению, надо тупо вставать.
Я настоял, хотя мог, как еще один невыносимый глюк из трезвого беспокойного мира, бесследно раствориться и мужик, покряхтев, нехотя вывалился наружу.
А потом мы на пыльных и заставленных черт значит чем полках долго искали насос - мужику это было явно в лом, но насос, ****ь, мы по итогу нигде не нашли.
В конце концов я пожал плечами и отбыл туда, откуда пришел.
Однако, пока я открывал ворота своего гаража, чтобы затолкать на место свою технику, приполз мужик и сходу сел мне на плечи относительно курева, а потом, конечно, и денег.
Деньги - сто рублей на пиво - я ему, конечно, дал, а сигареты мне, некурящему, были без надобности.
Мужик, несмотря на некоторый тормозной процесс, оценил скорость финансовой подачи и попросил еще сотню сверху - лох явно шел на нерест.
Глядя на его неуверенную физиономию, я начал терять веру в человечество и грязно выругался, но не вслух.
-Как ты стал такой сукой? - спросил я его. - Ты же на самом дне, ниже тебя только черви!
Я смотрел на его нетрезвое и помятое лицо, сопереживая и пытаясь достучаться до его разума.
Мужик помолчал, вспоминая.
-Я свой сотовый потерял, а на нем - все мои контакты, все клиенты и мои деньги...
- Так езжай домой, ты же здесь заживо гниешь! - Я смотрел в упор на тупое животное, кажется, неспособное купить себе билет на трамвай.
-Меня никто нигде не ждет... - Мужик скривился и всхлипнул.  - Я все просрал - и жену, и детей, все-все-все...
Я встрепенулся, уже понимая, что могу быть где-то не прав.
- Давай-давай, рассказывай! - Присел я на подвернувшийся под руку ящик.
-Рассказывать тут особо нечего... - Шмыгнул он по-мальчишески носом. - Я жене тут в гараже изменил и мне дали от ворот поворот!
-Она вас, что, прямо в гараже застукала? - Усмехался я недоверчиво чужой беде и неосторожному мужскому скудоумию.
-Все не так - меня эта баба сама же и сдала, переслала ей нашу левую переписку...
Я покачал головой - вот еще одна жертва навета.
- Так ты трахнул эту сучку и был ли, мама дорогая, сам железный факт измены?
Мужик, расстреливаемый моими лобовыми вопросами, покачиваясь, молчал.
-Я потерял все, чем жил. Я так люблю свою жену, ребенка и очень хочу домой! У тебя есть права?
Вот моя машина, - он показал на стоящую неподалеку хорошо намытую "Шкоду". - Всего-то полчаса и мы звоним в мою дверь.Сам ехать не могу, ослабел...
-Сколько дней ты тут квасишь?
-Восемь.
-Никуда мы сейчас не поедем, ты на себя посмотри - ты же грязный алкаш с обоссанными напрочь штанами!
Мужик недоверчиво принюхался и пожал плечами.
-Короче! - Взял я инициативу в свои руки - К вечеру я принесу тебе свежие штаны и футболку, ты сразу моешься и приводишь себя в человекообразный вид. Пойми, в этом образе домой тебе являться нельзя - как минимум, ребенка испугаешь, заикаться начнет.
Я уже чувствовал какую-то ответственность за это пожилое дитя, но меня мысль одна занимала - если мужа уже больше недели нет, и нет никаких звонков, надо же его как-то искать? 
-Почему о тебе никто не беспокоится? Тебе лет пятьдесят и ты себе друзей не нажил?
-Да у меня только детей четверо... - Прошептал мужик. - Два в этом и два - в предыдущем браке.
Кстати, с последней женой все время были ссоры, когда мне из бывшего брака звонят, денег просят - у меня там мальчик сильно болеет.
А друзья... Я же говорю - телефон посеял. А жена... Что - жена?... Она уверена, что я все это время кувыркаюсь с любовницей!
Я встал и, махнув рукой, направился к выходу.
Мужик, подхватив какие-то мятые ведра, догнал меня и пошел, покачиваясь, рядом.
-Что за хрень, ты-то куда? - спросил я его.
-За водой - ты же мыться сказал...

На вечер этого дня у меня были планы - на Невском, в "Колизее" -  я случайно узнал - должен был состояться вокальный концерт, посвященный творчеству круто идущей в гору петербургской поэтессы Галины Заренковой и у меня там был личный интерес.
Ноги этого интереса росли из книжки, которую я, изолированно замкнутый у себя дома разлитым в питерском воздухе ковидом, в свое время написал, легкомысленно назвав ее "Античность по верхам", где на последней завершающей странице разместил реальное, от Галины и от поэзии, стихотворение "Любовь и печаль Афродиты"
Ситуация с книгоизданием в стране была такой, что выпустить свою рукопись можно было только на деньги благотворителей и реальной надеждой был, показалось мне, ее супруг, магнат и меценат, с размахом выстроивший восемь миллионов квадратных метров жилищного фонда Северной столицы.
Все, кажется, благоприятствовало осуществлению моих робких авторских надежд - видавший виды Петербург еще не сталкивался со столь мощной культурологической волной, идущей от этого с восторгом наблюдаемого мною успешно действующего лица, демократически начавшего когда-то свой невероятный подъем с жуткой работы в качестве простого белорусского гастербайтера, много лет назад безбилетно приехавшего в Ленинград на первом же прибывшем на витебский перрон поезде..
Обладатель состояния, согласно рейтингу миллиардеров на 2021 год (а позже, похоже, беднее он не стал) его личный финансовый капитал оценивался в сумасшедшие для бывшего, самоотверженно вкалывавшего в зной и холод, арматурщика  2,9 миллиардов рублей.
Благотворительность, которой сегодня всерьез занимается Вячеслав Адамович, если верить сетям - а как не верить? - зашкаливает за все пределы привычного человеческого восприятия - фонд "Coзидающий мир", созданный им еще 2012 году, организует за его щедрый счет выставки и зарубежные пленэры отечественных художников, издаются чьи-то замечательные книги, строятся и восстаналиваются из руин десятки российских храмов... Только орденов и медалей, врученных ему в мирное время, я насчитал по открытым источникам более двух десятков.
И вполне закономерным стало вручение ему в 2021 году звания "Почетного мецената Санкт-Петербурга".
Вячеслав Макаров, тогдашний председатель питерского Заксобрания, в момент торжества с чувством подчеркивал: "Вы были удостоены этого знака в 2020 году, когда весь мир увидел, насколько важными являются милосердие и взаимопомощь, как важно чувствовать проблемы другого человека, вовремя приходить ему на помощь".
Застать в городе этого чем-то всегда крайне занятого, судя по всему, человека, было, как оказалось, непосильной задачей - конечно, я сделал, в свое время, первую свою наивную попытку в его известном культурном представительстве на улице Социалистической и там, под самой крышей красивого заренковкого здания, обнаружил непроходимый заслон в лице сидящего на контактах молодого человека, который мою сигнальную книжку знать не знал и знать не хотел, явно не желая "чувствовать проблемы другого человека", похерив заявленный Макаровым Заренковский принцип "вовремя приходить на помощь" и я, посидев в растерянности, ушел опять в никуда, так и не почерпнув ни капли из этого стремительно несущегося мимо меня мутного потока загадочной "благотворительности".
Большую часть года Заренков, отойдя от строительных забот, словно античный бог, вне публичного доступа пребывает на своем кипрском Олимпе, где, оживив свои строительные навыки, возводит колоссальный планетарий, ибо именно здесь звезды можно наблюдать все 365 дней в году.
И все-таки, через "огромные - соответственно деньгам - телескопы, объединенные в единую сеть астрономических наблюдений" eму там, увы, никогда не увидеть мою так и не поднявшуюся выше обшарпанного городского паребрика звезду, помахивающую ему приветственно ручкой.
И я решился на отчаянный шаг - пока великий меценат пребывал в одном со мною городе, я проник, воспользовавшись своим старым журналистским удостоверением, на аншлаговый, с полным заполнением зала, концерт, посвященный сияющим стихотворным строчкам его жены, сумевшей заявить о себе уже в ста, исполняемых самыми громкими вокалистами Питера и страны, песнях.
Дождавшись антракта, я дернулся к уже приподнявшемуся его телу и протянул свою всех уже, похоже, задолбавшую книгу об античности.
"Эта книга требует помощи в ее издании, но вот здесь, в конце, стихотворение Галины Николаевны, и теперь это естественная часть моего текста. Посмотрите?"
Заренков пожал плечами, даже не пытаясь в антрактной суете вникнуть в изящную прелесть моего коварного предложения.
И на этом моменте я вынул книжку из уже плотно облепивших ее обложку крупных ладоней благодетеля.
Заренков улыбнулся и проронил:
"А я думал, что эта книжка - мне..."
Книжка была авторской и существовала в единственном экземпляре и, помня о стабильной неуловимости нашего героя, я книгу оставлять не стал...
А вместо этого сунул ему листок со своим номером телефона, который мой визави немедленно положил в брючный карман. В этот момент в наши короткие и неловкие коммуникации вмешался его наделенный грозной массой охранник, нависавший за его плечами:
"Вообще-то нужно сначала обращаться ко мне. И все записки  - тоже ко мне!" - На понятном всему пока живому языке обозначил он свое здесь обязательное присутствие.
Заренков развел руками, типа "ничего, я уже листочек взял", а мог бы, сто процентов, с высоты своего капитала, сурово взглянуть на обнаглевшего и превысившего все свои полномочия, бодигарда, сказав ему в свинцовые глаза: "Если, сука, ты еще раз влезешь в мой с людьми интеллигентный разговор, я тебя так уволю, что тебя только публичный дом охранять возьмут!"

 А у меня по плану еще оставалась мадам Заренкова, светившееся лицо которой во время исполнения звездных песен время от времени показывала, выводя на большой экран, камера Концертного зала.
И я обнаружил возможность контакта с поэтессой как раз по завершению антракта.
Придвинувшись к ее креслу, я присел на соседнее, намереваясь затянуть песню о своей замечательной книге и том самом, близком к гениальности, кипрском стихотворении под ее обложкой.
Разговору помешал все тот же массивный охранник, профессионально круживший вокруг четы Заренковых.
"Вам же сказали -  все через меня!" - Он потянул меня за рукав, силясь освободить кресло, как быстро выяснилось, пригретое Вячеславом Адамовичем, профессором и лауреатом, казанской сиротой маячившим неподалеку.
И именно в этот момент я понял, что ловить у наших благотворителей мне уже нечего - пора привыкать жить за плинтусом.
А потом, когда все в зале расселись и в пространство обрушились первые аккорды, я не без интереса наблюдал, как большие деньги вытягивают имидж - практически не один из вокалистов в конце своих выступлений не удержался от горячих слов благодарности за замечательное творчество Галины Николаевны, сумевшей написать вдохновенные строчки, оперативно взятые в работу все умеющими и желающими вкусно пить и  кушать композиторами.
Я смотрел на этот феномен хвалебного потока и представил вдруг - уставшая от однообразной шелухи далеко не гениальная, но искренняя и честная Галина Заренкова прерывает приветы и признания в фальшивой любви от срубившей только что крупный куш Булановой Татьяны и говорит, поднявшись на сцену и перехватив у нее микрофон:
"Спела и хватит, не надо меня тут возносить до небес. В конце концов, дорогая, в какое ты меня ставишь положение?
Мне по-человечески неловко... Пойми, я обычный, как все эти люди в зале, человек, только очень богата, но это же не делает меня гениальной и знаменитой?
Я помню и никогда не забуду о том, что во времена нашей со Славой юности я жила с ним в обычном строительном общежитии и мне, кроме Славы, никто не говорил по поводу моих стихов комплименты...
А сейчас не слишком ли много я слышу приятных слов за наши деньги?"
Зал замирает, музыканты в шоке, хорошо налаженный и насквозь лживый спектакль сорван - никто не понимает, к чему все это ****ство идет.
И в этот момент я тихонечко подхожу к одиноко стоящей, бесконечно уставшей от славословий Галине и, бережно взяв ее под локоток, рассказываю о человеке, которому сейчас гораздо хуже, чем ей и мне.
-И что, он правда лежит одинокий и всеми брошенный в разбитой машине?
-Да, в полной темноте и надеяться может только на меня. Ну, и на вас, если вы разделяете мои эмоции и переживания.
-Что же мы тут сидим? - Галина едва не с гневом посмотрит на меня. - Штаны ему на смену вы взяли с собой?
А потом она приблизится к Вячеславу со словами: "Прости, я тебе потом все объясню - там человек погибает, рушится семья..."
Через полчаса мы на ее Линкольне въезжаем в гараж, причем, тот самый беспредельщик охранник, который всю дорогу угрюмо молчал, наших чувств отнюдь не разделяет.
Плевать, мы человека спасаем.