Почему я не верю юнеско

Я не верю ЮНЕСКО. Сегодня, в преддверии события планетарного масштаба, к которому день и ночь готовятся наши власти, подгоняя благоустроителей и всех, всех, всех, это - крамольная фраза. Крамольная фраза из уст человека, который в какой-то мере зависит от этой власти, работая в государственном печатном издании, когда всюду идет цифровизация и избавляются от бумажных носителей. Но я считаю, что должна сказать то, что скажу далее.

Я не верю ЮНЕСКО. Не потому что не понимаю значение этой организации — наоборот. Я очень хорошо понимаю великую идею, однажды озвученную Николаем Рерихом – его символический портрет кисти Аслиддина Исаева находится в моем кабинете уже десять лет. Рерих, художник и мыслитель, в 1935 году предложил человечеству Пакт о защите культурных ценностей — Пакт Рериха. Его Знамя Мира, три красных круга в круге, означающие единство прошлого, настоящего и будущего, связанных культурой, тонко перекликался с тамгой Амира Темура, где три кольца символизировали вечность, силу и ответственность. Рерих мечтал защищать объекты истории и культуры через воспитание, просвещение, внутреннюю культуру человека, как святыню духа и нравственности. У нынешней организации ЮНЕСКО культура стала инструментом международного престижа и туризма. И политики…

Сейчас, когда я слышу фразу «памятник под защитой ЮНЕСКО», мне хочется выйти к Регистану и спросить: чувствует ли он эту защиту? Чувствует ли эту защиту Афрасиаб, на котором построены рестораны и дома? Ощущает ли себя защищенным Самаркандский краеведческий музей – некогда дом купца Калантарова или первая читальня в Самарканде, ныне областная детская библиотека? Больше года эти объекты в подвешенном состоянии и, например, я не ручаюсь за их дальнейшую судьбу.
Так случилось, что Самарканд внесен в Список всемирного наследия ЮНЕСКО не отдельными объектами, а как историческая зона — 1123 гектара древнего города и 1369 гектаров буферной территории – «Перекресток культур». На бумаге, по закону, любые работы здесь должны проводиться только с разрешения Кабинета Министров и пройдя Научно-экспертный совет Агентства культурного наследия. А что на деле?
Мы видим, как в исторической зоне продолжают копошиться экскаваторы, сноситься под разными предлогами здания из охранного списка, строятся новые. Мы видим, как старое становится декорацией, а охранные таблички — украшением фасадов.

И вот через несколько дней пройдёт 43-я сессия Генеральной конференции ЮНЕСКО. Событие громкое, масштабное: тысячи делегатов со всего мира, две недели встреч, форумов, приемов. Говорят, более пяти тысяч участников. Они будут жить, питаться, ездить по городу, дышать его воздухом, возможно, более чистым ибо половину дорог и въездов закроют.

И вот возникает вопрос, который почему-то никто не задаёт вслух: а кто оплачивает этот праздник ЮНЕСКО? За чей счет банкет? Кто финансирует проживание, транспорт, организацию, питание для четырёх тысяч гостей в течение почти двух недель? Ответа нет. Но, возможно, его стоит знать — хотя бы потому, что эти деньги можно было направить туда, где рушится штукатурка, трескаются стены и гниют старинные деревянные колонны. Таких объектов только в Самарканде больше тысячи, но на них нет денег…

Да, ЮНЕСКО умеет выражать озабоченность, но редко — действовать. Организация напоминает старый театр, где актеры читают текст о спасении, а за кулисами идет разбор сцены. Всё благородно, красиво, по правилам — и всё мимо сути.
Ждать, что конференция решит проблемы Самарканда, конечно, наивно. Да, конференция принесет городу новую волну туристов, новые инвестиции, но мировое внимание — это не лекарство. Оно как прожектор: светит ярко, но порой сушит. Например, после концерта моего любимого Жан-Мишеля Жарра – вот такой когнитивный диссонанс - остается лишь надеяться, что Регистан выдержит его децибелы и фейерверки, что древняя кладка устоит, не рассыплется, не отзовется болью. Я написала в его пресс-службу с просьбой отнестись с вниманием к проведению концерта, потому что наше Агентство культурного наследия сделать это не в состоянии…

Я не верю ЮНЕСКО.
Но я верю Самарканду. Верю в руки тех, кто чинит, а не разрушает. В глаза мальчика, впервые увидевшего Шахи-Зинду. В мастера, который шепчет молитву, кладя кирпич в кладку или закрепляющего древнюю майолику.
Сохранять Самарканд должны не международные миссии, а сами самаркандцы — с их терпением, гордостью и любовью к городу, который стоял тысячи лет и еще простоит, если мы не оставим его на милость фейерверков и протоколов…