В Клайпеде

Закончилось моё учение в Днепропетровском  зенитно-артиллерийском училище. Получил в конце сентября 1954 года золотые лейтенантские погоны, полную офицерскую форму: индивидуально пошитые в ателье за государственный счет шинель, китель, брюки, хромовые сапоги, а кроме того,  чехол от матраса, в который были брошены байковое тонкое  одеяло, наволочка, портупея, портянки и бельё. Я  взял да и 3-го октября расписался с Тарасенко Клавдией Ивановной в ЗАГСе. Прожив с молодой женой , у которой не было своего жилья в Днепропетровске, дня три-четыре, я объяснил ей, что мне надо ехать в Ленинград, чтобы доложить ситуацию маме, а потом в Прибалтийский округ, а далее, куда пошлют. Вот когда пошлют, я её и вызову к себе туда же. То есть оставил молодую девушку одну по крайней мере на месяц отпуска. Мама, живя в очень большой бедности, ждала  меня, как подрастающего помощника, в материальном смысле прежде всего.
Числа пятого ноября я прибыл в штаб Прибалтийского округа в Риге для дальнейшего направления, а через день уже представлялся командиру зенитного полка в г. Клайпеда в Литве.
Приняли меня спокойно, без каких-либо эмоций, только сказали, что   жилья для офицеров у них нет никакого, чтоб искал его сам, а завтра, 7-го ноября, чтобы принял участие в прохождении полка торжественным маршем по центральной улице Монтес. Правда,  командование посоветовало в деле моих поисков жилья опираться на опыт молодых, но уже послуживших в Клайпеде  и таких же бездомных офицеров полка. В неуютной мансарде старого немецкого дома, разделенной на две комнатушки фанерной перегородкой, не доходящей до потолка, жили две нестарые, но малосимпатичные портовые женщины с маленьким ребенком. Вот они и   сдали мне за 300 рублей в месяц одну из этих комнатушек. В комнатушке стояла солдатская железная койка и был еще какой-то стол с единственным ободранным стулом. Был существенный недостаток тут: между комнатками как бы была дверь, но она была без двери. То есть был проем. Мы с женой тут будем вдвоем, а они там втроём. К выходной двери надо было нырнуть в пустой проем и пройти через их конурку. И вот в это логово я должен был привести свою молодую жену, уже второй месяц ждавшую вызова после трех дней замужней жизни в Днепропетровске.
Какие душевные сомнения, а может быть и душевные  муки в течение месяца с лишним пережила молодая девушка, оставшись одна после трех дней блеска этих лейтенантских погон, записи в ЗАГСе, поздравлений подруг по ателье, - и, вдруг,  внезапного отъезда молодого мужа неизвестно куда и насколько, этого мне жена никогда не говорила. Мысль об этом меня, конечно, беспокоила. И вот, получив, сняв для жилья хоть какой-то угол, я послал телеграмму Клаве, чтоб вечером, а было 14 ноября, она пришла на почтамт в Днепропетровске для разговора по телефону со мной. Я всё должен был рассказать, и про жилье, и как ехать, и что жду очень.
И тут случился конфуз, не конфуз, а целая беда. По крайней мере, для Клавы это была беда. И для меня это была беда. А дело в том, что 14 ноября был особый день в жизни офицеров полка, он назывался, конечно незаслуженно, «день артиллерии». Раз в месяц офицерам выдавали зарплату, именно в этот день. Офицеры жили очень бедно, на еду до конца месяца как правило не хватало, но в этот день неженатая молодежь вечером, после службы выпивала. Это был день моей первой офицерской получки. По требованию молодых офицеров я должен был обмыть это дело, то есть угостить эту молодежь.
Надо сказать, что по части выпивки я не имел никакой тренировки, никогда ранее меня не влекло ни питьё пива, ни водка. Не было условий.
Правда, в 7 классе был один курьезный эпизод. Мы жили с мамой тогда в подворотне 199 школы, где я учился,  а мама работала уборщицей. К директору школы Аркадию Исааковичу Дрознину из армии заехал сын, отслуживший службу сержант. Дрознин воевал, а с войны вернулся с другой женой, так что этот солдат просто заехал, чтобы посмотреть на бывшего папу. Остановиться у папы он не мог. Остановился у нас в подворотне.
Он повел  меня вечером в Сад отдыха, что на Невском проспекте рядом с Аничковым дворцом. Там в ларьке в те поры продавали водку в разлив, в стаканы. Закуски никакой не продавали, только водку.     С закуской в 1947 году в Ленинграде было очень туго. Солдат налил мне полстакана. Я выпил. Помню только, что в этот вечер я танцевал вокруг столба фонарного на Инженерной улице.
И вот я спонсировал положенное угощение для друзей-однополчан, помогших мне найти и снять угол. Пить мне надо было по обязанности. Я потерял соображение и забыл, что на 10 вечера назначил телефонный разговор Клаве. Осознание пришло только утром. Представил, как Клава после полутора месяцев после моего отъезда ждала и сомневалась, как просидела на почтамте в Днепропетровске до 12 часов, с каким настроением вернулась домой.
Я срочно послал ей телеграмму, чтобы выезжала.
И тут  меня срочно послали в командировку в Ригу. Поручили принять, проверить работоспособность и доставить в полк новую (невиданную ранее в полку и, тем более в дивизии) радиолокационную станцию МОСТ-2, а заодно привезти на всю дивизию в двух огромных ящиках около двухсот пистолетов новых типов:  Стечкина и Макарова. У нас на вооружении были тогда еще пистолеты ТТ (Тула Токарев).
С собой я взял человек пять из своего взвода во главе с сержантом Зиганшиным. Хороший был сержант, суровый, честный татарин. На него можно было во всём положиться. В Ригу ехали в теплушке. Из Риги ехали тоже в теплушке, а РЛС ехала на платформе.