Спасти разведчицу Женьку

Белоусов Владимир
«Спасти разведчицу Женьку»
Инсценировка по рассказу Вячеслава Кондратьева "Женька"

Действующие лица:
Женька – юная разведчица 19 лет.
Ушаков – старший лейтенант.
Женщина в купе – попутчица средних лет.
Солдат – пожилой мужчина, лет пятидесяти.
Светлана – однокурсница Ушакова.
Старушка – соседка Женьки.

ПРОЛОГ.
Московский зимний дворик послевоенного времени. Вечер. На фоне старой пятиэтажки, слева стоит лавочка, припорошенная снегом. Уличный фонарь,  выхватывает из темноты одинокую фигуру. Мужчина средних лет в шинели медленно проходит мимо дома и останавливается, глядя на темные окна.
Ушаков: После войны, когда Москва вновь встретила меня живым, я, как и многие, кто вернулся, носил в себе тяжесть вины перед павшими. Женька… Она всё чаще являлась мне в снах, но я не находил в себе сил узнать о её судьбе. Сердце предчувствовало беду, но разум отчаянно цеплялся за надежду. Я бродил по Садовой, мимо её дома, и почти всегда останавливался у подъезда. Нет, я не ждал чуда и не надеялся на встречу. Просто боль, колючая и безжалостная, сжимала горло, потому что я знал… Знал, почему Женька перестала писать, почему перестала ждать, почему уехала на фронт. (Пауза) И снова я погружался в то время… военное… безжалостное… когда встретил Женьку.(Садится на лавочку.) Это случилось в сорок четвертом году… в поезде, когда я возвращался в Москву из госпиталя…
СЦЕНА 1.
Место действия: Купе поезда.
За окном – зима.За дверью слышны приглушенные голоса, шаги и шум поезда.В купе сидит старший лейтенант Ушаков.Рядом с ним пожилой солдат.Напротив сидит женщина, около сорока лет, закутана в платок, молча наблюдает за пейзажем.
Солдат: (Задумчиво) Решили мы, значит, для смеха, угостить пленного фрица нашей солдатской самокруткой. Так он как начал чихать! У них там, понимаешь, сигаретки – баловство одно… А наш табачок – огонь! Самое страшное на войне для солдата – не танки, не бомбежка, а когда махорки нет… Вот это беда!
Ушаков: (Солдату, с усталой улыбкой) В отпуск едете?
Солдат: Да, товарищ старший лейтенант. Инвалидность дали на полгода, а там – перекомиссия. Но думаю, отвоевался я свое… Легкое осколком прошито. Кабы пулей, может, и ничего…
Женщина: (Тихо, с обреченностью) Когда же эта война проклятая закончится…
Солдат: Я думаю, гражданочка, если бы второй фронт открыли, тогда бы быстрее к победе пришли.
Ушаков: А пока что от американцев только тушенку да яичный порошок получаем.
Солдат: И чего тянут только…
(Раздается протяжный гудок паровоза. Дверь купе распахивается, и в купе входит девушка. На ней телогрейка, ватные штаны, заправленные в огромные, явно не по размеру валенки. Подпоясана грубым солдатским ремнем. На голове – офицерская ушанка, надвинутая на самые брови, так что ни единой пряди волос не видно. Она бросает походный вещмешок на свободное место рядом с женщиной и садится. Женщина бросает на нее недобрый взгляд и отворачивается к окну. Девушка открывает вещмешок, что-то ищет в нем, затем снова затягивает его на тугой армейский узел. Встречается взглядом со старшим лейтенантом.)
Женька: Закурить не найдется, старшой?
(Ушаков удивленно рассматривает девушку.)
Солдат: Ишь ты, могла бы и повежливее.
(Женька, не обращая внимания на солдата, продолжает пристально смотреть на старшего лейтенанта. Ушаков достает из кармана кисет, папиросную бумагу и молча протягивает ей.)
Женька:Спасибочки.
(Женька ловко скручивает цигарку, и, закончив, снова смотрит на старшего лейтенанта.)
Женька: В тамбур пойдем?
(Ушаков усмехается и пожимает плечами.)
Ушаков: Пойдемте.
(Женька и Ушаков выходят из купе.)
Солдат: (Ворчливо) Во, боевая…Я давно прицеливаюсь стрельнуть у лейтенанта, да все как-то неловко, а она – хлоп! – и в дамках.
Женщина: (Шипит) Они там, на фронте, ушлые… Своего не упустят.
(Женщина, бросив злобный взгляд на вещмешок, отворачивается к окну.)

СЦЕНА 2.
Место действия:Тамбур вагона.
Ушаков и Женька, курят.
Ушаков: Давно курите?
Женька:  С начала войны. Как переживания всякие начались… (Пауза.) Последний месяц одну махорку тянула.
(Снова молчание.)
Женька :В Москву?
Ушаков: Да, за назначением.
Женька.: А где служите?
Ушаков: Командир автороты.
Женька: Тыловичок, значит… (Усмехается.) У вас война – мать родна.
Ушаков:  Понимаю, командир автороты – это не командир роты автоматчиков. Но на войне каждый делает то, что должен. И, кстати, я ранен. Еду из госпиталя.
Женька: Я тоже в Москве несколько деньков побуду… Тиф подцепила, провалялась почти полтора месяца. Остригли наголо. Видите? (Снимает ушанку.) Страшная, жуть?
Ушаков: Да нет. Отрастут.
Женька: Ага, только как они у меня расти будут? Вверх! Полгода одуванчиком ходить буду. Кошмар! На гражданке хоть платочком бы подвязалась, а в армии… Ладно, переживем и это.
Ушаков: Конечно! Как в армию-то попали?
Женька: Да я уже два раза на фронт удирала. Первый раз – законно, через военкомат, а второй – партизанским манером. Как звать-то вас, старшой?
Ушаков: Михаил Алексеевич.
Женьк: А меня Женька. Будем знакомы. (Протягивает руку.) Михаил Алексеевич, может, еще подымим?
(Ушаков достает кисет. Они закуривают.)
Женька: В Москву приеду, а дома никогошеньки и ключей от комнаты нет. Придется, наверное, слесаря из домоуправления звать…
Ушаков: А есть ли сейчас слесари в домоуправлениях?
Женька (Растерянно): И верно… есть ли? И что тогда – не знаю.
Ушаков: Кто-нибудь из соседей поможет.
Женька: Где они, мужички-то? Воюют все… (Машет рукой.) Ладно, переживем и это, у соседки переночую.
Ушаков: А где живете в Москве?
Женька: На Садово-Самотечной. У Лихова.
Ушаков: Удивительно. Совсем недалеко от моего дома. Я на Божедомке, напротив Уголка Дурова. Знаете?
Женька: Конечно, знаю.
Ушаков: Послушайте, Женя, я могу по дороге зайти к вам и помочь открыть дверь.
Женька (Радостно): Здорово! А вы что, специалист?
Ушаков: Нет, но, наверное, смогу.
Женька: Ой, спасибочко, товарищ старший лейтенант! Значит, договорились?
(Снова пауза.)
Женька: А вы, Михаил Алексеевич, как, давно на фронте?
Ушаков: С самого начала.
Женька:  И как вам? Тяжело?
Ушаков: Бывает. Но мы держимся. А как иначе?
Женька:  Верно. Держимся. А я вот… я думала, что уже не выберусь. Тиф – он такой, коварный. Думала, все, конец. А потом – раз, и вроде полегчало.
Ушаков:  Главное, что живы. А волосы отрастут.
Женька: Отрастут, конечно. Только вот… (Смотрит на свои короткие волосы.) Непривычно. На фронте как-то не до причесок. А тут…
Ушаков: В Москве, может, и найдете, где подстричься. Или даже парикмахерскую.
Женька:  Парикмахерскую? (Смеется.) Да я уж и забыла, что такое бывает. Наверное, и не найду. Да и зачем? Все равно скоро обратно.
Ушаков:  Может, и не скоро. Может, и не обратно.
Женька:  Кто знает. Война – она непредсказуемая. Но я… я не боюсь. Уже не боюсь.
Ушаков:  Это хорошо. Страх – плохой попутчик.
Женька:  А вы, Михаил Алексеевич, боитесь?
Ушаков: Боюсь. Но не показываю. И делаю свое дело.
Женька:  Вот и я так. Делаем свое дело. И надеемся.
Ушаков:  На что надеетесь?
Женька: На победу. И на то, что все это скоро закончится. И мы вернемся домой. К нормальной жизни.
Ушаков:  Я тоже надеюсь.
Женька:  Пойду валенки эти тяжеленные скину.
(Женька радостно покидает тамбур. Ушаков докуривает и тоже возвращается в купе.)

СЦЕНА 3.
Место действия: Купе вагона.
Женька скидывает с ног валенки..
Женька: Валенки, валенки, Ой, да военные, стареньки...
(Затем Женька развязывает свой вещмешок. Из него появляется увесистая буханка черного хлеба. В ее руке мелькает стальной блеск – армейский кинжал. Она отрезает себе огромный ломоть и жадно, почти с наслаждением, начинает его жевать.)
Женька: (С набитым ртом) После этого тифа жрать все время охота.
Солдат:(с любопытством). Как это тебе в госпитале удалось кинжальчик сохранить?
Женька:(с легкой усмешкой). А я, дядя, разведчица. Я все сохранила, что нужно…
(Женщина бросает на Женьку оценивающий взгляд и демонстративно отворачивается к окну, словно не желая иметь с ней ничего общего.)
Солдат: Что-то девчонок я в разведке не видал.
Женька: Мало ли чего ты, дядя, не видал.(Зевает.) Слабость еще у меня. Как поем, так в сон клонит. Покемарить, что ли?
(Женька закрывает глаза, пытаясь задремать. Солдат подвинулся ближе к Ушакову.)
Солдат: (Шепотом) ЧуднАя деваха. Видали, разведчица… Заливает, наверное?
Женщина: (Тихо) ЧуднАя? Они там нашим мужикам головы морочат, такие вот… Мы работаем невпроворот, зачахли совсем, голодуем, а эти на казенных харчах под наших мужиков лезут, чтоб им пусто было.
Ушаков: (Тихо, но твердо) Прекратите.
Женщина: А чего прекращать? Вы, мужики, за них, конечно, вам от них развлечения, а у моей подружки одна такая отбила мужа, развод он прислал и аттестата лишил. Так что мы знаем, как они воюют, подстилки…
(Внезапно Женька резко вскакивает со своего места, ее глаза горят гневом.)
Женька: Не смей про нас так!
Женщина:(с вызовом). Смею! Я-то честная, я троих дитев без отца ращу! Это вы там под наших мужиков…
Женька: Замолчи! Чего мы там видели, тебе в сто лет не увидеть!
Солдат: Что вы, бабоньки родимые? Я понимаю, измотала вас война, измучила…
Женщина: Да я, кроме своего мужика, никого не видала, а она небось всю роту обслуживала.
Ушаков: (Громко) Перестаньте! Как вам не стыдно!
(В этот момент в руке у Женьки появляется маленький черный "вальтер". Она направляет его на женщину.)
Женька: Тварь, замолчи!
Женщина: (Громко взвизгнула) Ой! Убьет же, проклятая, а у меня дети!
(Солдат инстинктивно загораживает женщину своим телом. Ушаков же, действуя молниеносно, перехватывает руку Женьки и легко разжимает ее пальцы. Тяжелый пистолет оказывается в его ладони. Затем он хватает Женькин вещмешок.)
Ушаков: (Командным голосом) А ну, марш за мной! Быстро!
(Ушаков открывает дверь купе. Женька, словно обессиленная, но с непокоренным взглядом, молча поднимается с места и уходит за Ушаковым, оставляя позади напряженную тишину и испуганные взгляды.)

СЦЕНА 4.
Место действия: Другой вагон.
Ушаков и Женька сидят на скамейке напротив друг друга.
Ушаков: Ну, ты и штучка.(Строго)Ты хоть понимаешь, что ты чуть не натворила?
(Женька молчит, упрямо поджав губы.)
Ушаков: (Громче) Отвечай!
Женька: (Тихо, но зло) А что я должна была делать? Слушать, как она меня грязью поливает?
Ушаков: Ты должна была держать себя в руках!
Женька: А они… они ничего не знают! Они сидят в тылу, а мы…
Ушаков: (Мягче) Знаю, Женька.Но это не оправдывает твоих действий.Ты могла убить человека?
Женька: (Срываясь) Да лучше бы убила! Чем слушать эту мерзость!
Ушаков: Те женщины… они тоже настрадались. Война не щадит никого. Но это не дает им права так говорить. И тебе не давало права…
(Ушаков делает паузу затем добавляет.)Но ты не одна. Здесь, в этом поезде, есть люди, которые тоже несут свою ношу. И мы все вместе пытаемся дожить до конца этой проклятой войны.
(Женька отворачивается к окну.)
Ушаков(обращаясь к зрителю.) : Я молча наблюдает за ней.И  видел в Женьке не просто "штучку", а человека, сломленного, но не побежденного. Я видит в ней ту же войну, что и в себе, только пережитую иначе. Я  понимал, что ее резкость, ее кинжал, ее "вальтер" – это не прихоть, а защита. Защита от мира, который не хочет ее понимать, который судит по внешности, по слухам, по предрассудкам.(Женька поворачивает голову на Ушакова.)
Ушаков: (С легкой улыбкой) Ты сказала, что после тифа хочется есть. У меня есть немного сахара. И чай. Если хочешь…
(Женька снова  отворачивается к окну. Некоторое время они молча сидят. Появляется солдат.)
Солдат: Вот вы где, товарищ старший лейтенант.
Ушаков: Как там наша соседка? Успокоилась?
Солдат: Не беспокойтесь. Поговорил с ней как следует… по-простому… Полный порядок. Скоро ее станция будет. Сойдет, так вы потом можете снова идти в купе.
Ушаков: Спасибо тебе, товарищ… А то неприятностей не оберешься, если заявит она насчет пистолетика…
Солдат:  Вы, товарищ старший лейтенант, ей эту пугалку дамскую не отдавайте. Она хоть и не убивает, но покалечить может, ну и вообще…
Ушаков: Я и не отдам.
Женька (Отчаянно): Еще как отдашь, старшой! Это Лёшин подарок! Поняли? И ты, дядя, не подначивай тут, катись, откуда пришел.
Солдат (Недоуменно покачивая головой): Ну и язвь девка.
Женька: Сказала – катись. Без тебя разберемся. Учат тут всякие…
(Ушаков резко поднимается с места.)
Ушаков : (Командует). Встать!
(Женька встает и пожимает плечами.)
Ушаков:  Сию же минуту извинитесь перед старшим товарищем!
Солдат:  Да уж ладно, пойду я. Девчонка контуженая, может, чего там…
Ушаков (Прикрикивает): Извинитесь!
Женька:  А вы не кричите на меня! Я вам не подчиненная!
(Женька хотела сесть, но Ушаков опять прикрикнул.)
Ушаков:  Я не разрешал вам садиться! Я жду!
(Женька вытягивается и, помявшись немного, сквозь зубы цедит.)
Женька: Извините, старший товарищ. Я ведь и вправду контуженая.
Солдат: Вижу, девонька, что нервов у тебя не хватает. Да и немудрено это, у нас, мужиков, и то…
Ушаков (Командует): Садитесь.
(Женька опускается на скамейку. Ушаков садится рядом.)
Солдат:  Ну, пошел я… Товарищ старший лейтенант, вы…
(Ушаков достает кисет и протягивает солдату.) Бери, солдат, у меня еще есть.
Солдат:  Премного благодарствую, товарищ старший лейтенант. А то у меня табак закончился. А попросить не решаюсь… Счастливо доехать.
Ушаков: Тебе тоже.
(Ушаков протягивает ему руку. Они прощаются, и солдат уходит.)
Ушаков (Добродушно):  Хватит дуться, Женя. Сама же виновата…
Женька:  Не выношу, когда на меня кричат. И терпеть не могу людей, которые обожают командовать. Вроде вас! Ушаков (спокойно, почти с мольбой в голосе): Я не такой, Жень, чтобы самоутверждаться за чужой счет. Но ты хамила… этого я вынести не могу. (Протягивает руку.) Мир?
Женька (Резко оборачивается, взгляд стальной): Верните то, что взяли, и разойдемся, как корабли в ночи. Не хочу вас больше видеть. (Снова отворачивается к окну, спиной выражая презрение.)
Ушаков: Нет уж, сейчас не отдам. Только у твоего дома. (В голосе слышится упрямство, но и что-то еще…)
Женька (Разочарованно): Неужели вы собираетесь меня сопровождать до самого дома?
Ушаков (Мягко): Провожать.
Женька (С горькой усмешкой): А я-то думала, вы лучше…
(Снова тишина.)
Ушаков (Словно признаваясь самому себе): До самой Москвы мы с Женькой так и не нашли общего языка. Упрямая, как черт, девчонка. Поезд прибыл в столицу под покровом вечера.

СЦЕНА 5.
Место действия: Купе вагона.               
Ушаков, накинув шинель, готовится к выходу. Напротив него стоит Женька, уже одетая. В ее глазах – неприкрытая враждебность. Он поднимает ее вещмешок.
Ушаков: Пора, Женя.
Женька: Товарищ старший лейтенант, сначала верните мое оружие.
Ушаков: Не здесь и не сейчас.
Женька: Вы просто невыносимы! Как вы смеете так со мной обращаться? Вы мне никто! Понимаете? Никто! Не командир, не родственник, никого! И не смейте меня провожать! Я сама доберусь!
(Она вырывает вещмешок и пытается убежать, но Ушаков крепко хватает ее за локоть.)
Ушаков: Не глупи, Женька. Я провожу тебя до дома, и тогда ты получишь свое. Не дергайся.
(Женька пытается вырваться, но его хватка непреклонна.)
Женька (сквозь зубы): Слушаюсь, товарищ старший лейтенант.
(Отдает вещмешок и выходит за Ушаковым из вагона. )

СЦЕНА 6.
Место действия: Авансцена.
Ушаков: Город изменился до неузнаваемости с сентября сорок первого. Тогда – затемнение, патрули, баррикады… и в глазах людей – суровая, настороженная сосредоточенность. Сейчас горели тусклые фонари, но даже при таком освещении было видно: людей на улицах стало больше. С трудом протиснувшись в переполненный троллейбус, мы с Женькой всю дорогу стояли, прижатые друг к другу. Ее дом оказался недалеко от автодорожного института, который я окончил за два года до войны. Поднявшись на четвертый этаж, мы замерли перед дверью ее квартиры.
Место действия: Лестничная площадка.Дверь квартиры.
Женька: Подождите звонить… Я ведь почти два года дома не была…
Ушаков: А у тебя никого нет? Родители в эвакуации?
Женька: Нет… Я с теткой живу. Ее муж – инженер, сейчас на какой-то стройке под Рязанью… Ладно, звоните.
(Ушаков нажимает кнопку звонка. Тишина. Звонит снова.)
Женька: Вот те на! Соседка наша – старушка одна. Может, что случилось? Или в гости ушла, она это любила.
(Ушаков начинает стучать в дверь. Ответа нет.)
Ушаков: Что будем делать?
Женька: Вы же обещали помочь открыть дверь…
Ушаков: Что ж, придется идти ко мне.
(Женька задумывается, смотрит на дверь с сомнением.)
Женька: Забыла, мы же соседи. Пушечку-то отдайте, а то не пойду.
Ушаков: Ты что, совсем в людях не разбираешься?
(Достает из кармана Женьки пистолет и протягивает ей.)
Ушаков: Держи!
(Женька берет пистолет и тут же прячет его в карман.)
Женька: Вообще-то разбираюсь, но черт вас, мужиков, разберет… Пойдемте.
Ушаков: По дороге зайдем в коммерческий, купим чай, сахар, немного сыра и «Беломор».

СЦЕНА 7
Место действия: Небольшая комната Ушакова.
Ушаков разливает кипяток по кружкам. Женька отходит от зеркала и  садится за стол.
Женька:Ну, вроде на человека стала похожа…
(Ушаков начинает пить чай. Женька жадно набрасывается на бутерброды с сыром.)
Ушаков: Простите, Женя. Никак напиться не могу. Настоящий, крепкий чай… Как его не хватало на фронте!
Женька: А можно «Беломорину»? Надоело самокрутки крутить.
(Ушаков протягивает пачку. Женька достает папиросу, закуривает короткими, нервными затяжками.)
Женька: Привычка – курить короткими затяжками… Так солдаты в окопах курят. Одну цигарку на троих. Стараются глотнуть как можно больше дыма, прежде чем передать другому.
(Она делает очередную затяжку и протягивает папиросу Ушакову. Он затягивается, смотрит на тлеющий огонек.)
Ушаков:Так курил у нас водитель, Сашка Круглов. Молодой совсем, сибиряк. Мы с ним разгружались у самой передовой, и вдруг – обстрел. Его убило… Он принял на себя всю силу осколков от мины, разорвавшейся слева от машины… Спас мне жизнь, по сути. Я сидел в это время в машине, справа…(Пауза.) Меня только ранило осколками.
Женька: Мало кому из этой войны живыми выйти посчастливится.
(Ушаков кладет потухшую папиросу. Женька встает, начинает ходить по комнате. Подходит к книжной полке, рассматривает корешки. Достает толстый том, листает.)
Женька: Знаете, что я у Майн Рида больше всего любила? «Белый вождь»! Вот это роман! У вас нет?
Ушаков:Нет.
Женька: Жаль. Перечитала бы… Леша тоже этот роман очень любил.
Ушаков: Сколько тебе лет, Женя?
Женька: Много уже… Девятнадцать скоро.
Ушаков: Скажи, ты и правда в разведвзводе воевала?
Женька: Правда.(Через паузу.)
Ушаков: Не девчачье это дело.
Женька: Так мне говорил Леша. Леша был моим командиром, а я – рядовой. Леша не москвич, мы с ним в тридцать девятом познакомились, когда он в институт приехал поступать… Поначалу он меня в поиск не брал. Но со мной такое творилось, когда они уходили, что стал брать – в группу прикрытия. До немцев он меня не допускал.
Пять дней они в тылу у немцев пропадали. Все уже надежду потеряли, только я одна ждала и верила… И вышли они к своим, чуть ли не в сорока километрах от нашей части. Леша раненный сильно, его на себе ребята тащили… Ну и сразу в санбат… Да они почти все были ранены, только один в часть вернулся и все рассказал. Я туда – пешком. Пришла, а Лешу уже в госпиталь эвакуировали, в полевой… А в какой – неизвестно. Вернулась в часть, жду писем от него… Жду… А потом этот тиф проклятый. Наверное, подцепила, когда в одной деревне ночевала на обратном пути. И меня – в госпиталь. Завтра к его тетке пойду, может, она что знает? (Снова подходит к книжной полке.) Он меня за маленькую считал. Вот и дал Майн Рида. А сам он много серьезного читал. А «Белый вождь» был его любимым романом, когда ему тринадцать лет было. Пока он в Москве был, я здорово поумнела от одних разговоров с ним. Поняли? А потом мы переписывались до войны. У меня знаете, сколько писем от него? Тысяча, наверное!
Ушаков: Роман в письмах.
(Женька тушит недокуренную папиросу. Стоит молча. Потом берет со стола новую папиросу, спички. Закуривает.)
Женька: Я тебе не рассказывала, как от Белоконя сбежала?
Ушаков: Нет.
Женька: Попала я на фронт летом сорок второго. Сначала в тылах болталась, при штабах связисткой. Там, конечно, все в меня и повлюблялись! Проходу не давали! А я-то воевать рвалась, с Лёшей где-нибудь на передовой встретиться. А тут – тыловая жизнь, тоска смертная… Ну, я и выпросилась в стрелковый батальон. Там уж лиха хлебнула по полной! И смертей насмотрелась, и ранений… Контузило меня там здорово. Три недели в санбате отлёживалась. В общем, досталось… Выписываюсь, а меня – в миномётный полк, которым этот самый Белоконь и командует. К нему – телефонисткой. А я с ним ещё в санбате познакомилась. Он на перевязки приходил. Ну, разговорились. Он тоже москвич… Я, конечно, в отказ! Хочу, мол, к своим ребятам, в свой батальон! А он мне: «Дурочка, я же спасти тебя хочу! Насмотрелась ты уже на войну, хватит с тебя. А меня не бойся, я не такой». И правда. Хорошо он ко мне относился. Хоть и в одном блиндаже жили… Но потом… Потом чувствую – начинает он мне нравиться. А я же Лёшу люблю! Ну, и что делать? Надо мотать отсюда, и побыстрее! А куда? С фронта не убежишь! Но тут Белоконь меня в Москву в командировку посылает. За всякой там канцелярией для штаба… Конечно, он это мне приятное хотел сделать, чтобы я дома побывала. Поехала я, всё достала, вернулась… А полк куда-то перебросили. Я туда-сюда… Никто ничего не знает…
Ушаков: Бывает…
Женька: Вернулась тут моя тётка, начала действовать. Был у неё знакомый полковник из ПВО. Зачислили меня туда. Служу в Москве, а тётка уговаривает этого полковника вообще меня демобилизовать. Как-то у них это вышло. Через полгода демобилизовали меня – для продолжения учёбы. Я же на третий курс уже перешла. Тебе не скучно?
Ушаков: Нет, рассказывай.
Женька: И вот, в начале сорок третьего, совершенно неожиданно приезжает Лёша в Москву. Вместе с ПНШ их полка. Остановились они у меня, конечно. У Лёшиной тётки комнатка маленькая, а у меня – две. Пролетели эти дни, как во сне… А за день до их отъезда я к Лёше: «Забери меня с собой! Не могу я здесь одна!» А он? Знаешь, что он? Я и не думала, что он так ругаться умеет! «Только тебя, дурочку, сумели спасти, а ты опять, как мотылёк, на огонь! И думать об этом забудь!» Ладно, забыла… А сама соображаю, думаю: наверняка у ПНШ в планшетке какие-нибудь бланки из части имеются… Ну, и стибрила я у него бланк! И штамп, и печать на нём, как полагается.
Ушаков: Нехорошо, Женя, воровать.
Женька: А в Москве сидеть хорошо, когда все воюют? Когда Лёша почти каждую ночь в поиск ходит! Уехали они, проводила я их на вокзал, а на другой день – в военкомат с бланком этим. На котором написала, что просят направить такую-то, то есть меня, в распоряжение командира такого-то полка.
Ушаков: А ты авантюристка, Женя.
Женька: В военкомате дядька покладистый нашелся. Выдал мне направление. А паспорт взять либо забыл, либо решил, что я вольнонаёмной еду… Короче говоря, через три дня заявилась я в часть, как снег на Лёшину голову! И что тут было! Кричать он на меня не стал. Он вообще сдержанный. А просто дал мне в сопровождение разведчика своего с приказом посадить меня в первую же попутную машину. Вот и потопала я обратно, будто под конвоем. Разведчик пожилой, хмурый, со мной – ни слова. Только, когда в машину посадил, сказал: «Поезжай домой, девонька, и дожидайся своего Лёшу. А тут тебе не место. Страшная у нас работа. Поняла?» Ничего я, конечно, не поняла. Через три километра выпрыгнула из попутки и – обратно. Пришла в расположение полка и прямо к начштаба. Вот, говорю, направление у меня к вам, зачисляйте! Он и знать не знает, что я к Лёше прибилась. Спросил, чертить умею ли, а я, будто фокус показала – да я, говорю, после двух курсов техникума черчу, как сам бог! Ну, и вписали… А через неделю на разведчика этого нос к носу столкнулась, он головой покачал, да Лёше и сдал, конечно. Вот такая оказия. Лёша, само собой, мог начштаба уломать, чтоб меня обратно сплавили, но я – хоть в петлю лезь, обратно не поеду! Ну, он и смирился…
(Пауза.)
Ушаков:Так кто же тебе этот Леша, никак не пойму?
Женька: Леша – он и есть Леша. Он мой. И точка.
Ушаков: Муж?
Женька: Какой муж! Он же… странный. Всё твердит, что нам нельзя, война же, зачем плодить вдов, и вообще…
Ушаков:  Что "вообще"?
Женька:  Мне завтра, чуть свет, нужно его тетку найти, до работы. Узнать, в каком он госпитале. Вы мне на полу постелите?
Ушаков: Нет уж, на полу я сам.
Женька: Тогда не забудьте разбудить. Я могу и сутки проспать, не просыпаясь.
Ушаков: Разбужу, как штык.
Женька: Спасибо, тебе старший лейтенант, что приютили, выслушали.
Ушаков: Вот что, оставь, Женя, пистолет. На патруль нарвешься – отберут. А вечером можешь придти..
(Женька достает пистолет и кинжал.)
Женька: А вечером вы будете дома?
Ушаков:Думаю, пока в резерве, разрешат на квартире жить.
Женька: Спокойной ночи!
Ушаков: ( В зал). Я долго не мог заснуть. Все думал.. Какой же подарок ждет командира разведки Лешу, если война для него закончится благополучно, и он женится на этой пигалице.

СЦЕНА 8.
Ушаков: Женька не пришла ни в семь, ни в восемь часов. На следующий день я решил зайти к ней. Дверь открыла интеллигентная старушка и сразу пригласила войти.
Место действие: Небольшая комната.
Старушка: Вы, наверно, от нашей Жени?
Ушаков: Да… Она еще не появлялась?
Старушка: А разве она в Москве?
Ушаков: Да, мы ехали в одном вагоне. Заходили вчера вечером, но никто не открыл… Она вчера пошла к тетке Леши. Вы не знаете, где та живет?
Старушка.:Жила неподалеку, но потом съехала. А что с Лешей?
Ушаков: Тяжело ранен, и Женя не знает, в каком он госпитале.
Старушка: Господи, ранен… Женя – девчонка без царя в голове. Вы этого не заметили?
Ушаков (улыбнулся).:Странноватая девушка.Она говорила, что живет с теткой, а где ее родители? Она что, сирота?
Старушка: Нет… Тут какая-то запутанная история, подробностей я не знаю. Ее мать… Кстати, тоже чудная женщина, отдала ее еще грудной своей бездетной сестре. А отец? Видимо, разошлись. Короче, за все время, пока мы живем вместе, и отец Женин, и мать появлялись тут раза два-три… Тетка любит девочку, но ее муж – строитель, и они мало живут в Москве. Пока Женя была маленькой, брали ее с собой, а потом приходилось на зиму ее оставлять одну… Девочка, в общем-то, заброшенная и… по-моему, очень одинокая. Когда появился Леша, то ли двоюродный, то ли троюродный ее брат, они сразу же очень сдружились… Ну, а о ее побегах на фронт вы, наверно, уже наслышаны? Ох уж эта Женя, вечно с ней какие-нибудь истории.
Ушаков: . Женя оставила у меня кое-какие вещи, поэтому передайте ей, что вечерами я дома. Пусть заходит…
(Пауза.)
Ушаков: В управлении мне разрешили жить на своей квартире, так как мест в общежитии не хватало, но я должен был каждый день приходить и узнавать насчет назначения. Из центра города я пошел пешком. Было приятно, но как-то странно бродить по московским улицам, оживленным и многолюдным, как будто и войны никакой нет. Я пытался уложить в голове услышанное. Заброшенная, одинокая… Это так не вязалось с той Женькой, которую я встретил в вагоне – бойкой, дерзкой, полной жизни. Ее «побеги на фронт» звучали как очередная ее выходка, но теперь, зная предысторию, я видел в этом нечто большее. Попытку найти свое место, свою семью, свою цель. Леша стал для нее якорем, смыслом. И теперь, когда он в госпитале, она, вероятно, потеряна еще больше. Я думал о том, как мало мы знаем о людях, даже тех, с кем провели несколько часов в одном купе. За внешней оболочкой, за бравадой и остротами скрываются целые миры, полные боли и одиночества. Старушка, с ее тихой грустью и заботой, была, видимо, единственным постоянным человеком в ее жизни, не считая этой вечно отсутствующей

СЦЕНА 9.
Место действия: Улица.
Ушаков идет по улице, погруженный в свои мысли.
Женский голос: Миша!
Ушаков (с радостью оборачивается):Женька! (Но, увидев, кто это, останавливается в замешательстве.) Светлана?!
Светлана: Да, это я..Иноземцева Светлана. Твоя однокурсница, с которой ты учился до войны. Как здорово, что я тебя встретила, Миша! Ты давно в Москве?
Ушаков: Я только что выписался из госпиталя. Сейчас в Москве, жду нового назначения. Рад тебя видеть. Есть новости от Димы?
Светлана: Увы, нет… Дима, скорее всего, погиб или в плену. Я пытаюсь смириться с этим, но это очень тяжело.
Ушаков: Надо надеяться на лучшее. Ты выглядишь хорошо.
Светлана: Стараюсь держаться. Ты знаешь, я всегда старалась выглядеть на высоте. На фронте не было женщин, так что…
Ушаков: У нас в части нет женщин. Да и не до этого было.
Светлана: Когда ты вернешься, у тебя будет множество поклонниц. Женщины всех возрастов будут стремиться к тебе.
Ушаков: Надо сначала вернуться. Война еще не закончилась, и все может произойти.
Светлана: Да, а у нас, у женщин, впереди ничего нет. Жить без будущего — это странно и тяжело.
Ушаков: Ты молода и красива, у тебя есть все шансы.
Светлана: Не говори ерунды, Миша. Ты когда-то говорил, что я тебе нравилась?
Ушаков: Да, нравилась.
Светлана: А сейчас?
Ушаков: Наверное, и сейчас.
Светлана: Я очень одинока, Миша… Очень.
Ушаков:  Я понимаю, это непросто.
Светлана: Ты не представляешь, каково это — чувствовать себя мертвой среди живых. Каждый день — это борьба с пустотой.
Ушаков: Надо верить, что Дима жив…
Светлана: Все, что ты мне можешь сказать, я уже давно знаю. Я уже три года живу в этом состоянии, и больше не могу…
Ушаков: Я понимаю тебя, но таких, как ты, много…
Светлана: Думаешь, от этого легче? Я боюсь одиночества, Миша. На работе легче, там люди, а дома… Дома просто страшно.
Ушаков: Это действительно тяжело.
Светлана: Может, зайдешь ко мне? Посидим, выпьем вина, вспомним институт, друзей… Просто поговорим. Хочется забыться хоть на миг и ни о чем не думать…
Ушаков: Ко мне должен прийти фронтовой товарищ.
Светлана: Ты просто боишься.
Ушаков: Кого?
Светлана: Меня… Но ты не бойся. Я поняла, что у тебя есть женщина.
Ушаков: Да нет у меня никого.
Светлана: Миша, прости меня… Я не хотела тебя смущать. Просто мне так одиноко, и я не знаю, как с этим справиться.
Ушаков: Ты не одна, Света. Есть люди, которые готовы поддержать тебя.
Светлана: Я хочу, чтобы Дима вернулся. Я хочу, чтобы все было как раньше.
Ушаков: Я тоже хочу, чтобы все это закончилось. Чтобы мы могл вернуться к нормальной жизни, к тем временам, когда все было проще. Когда мы могли смеяться, мечтать о будущем, строить планы. Война забрала у нас не только людей, но и надежды, и мечты.
Светлана: Да, Миша, ты прав. Я часто вспоминаю, как мы сидели в аудитории, обсуждали книги, смеялись над шутками преподавателей. Это было время, когда у нас не было таких тяжелых мыслей.
Ушаков: Я тоже помню. Мы были молоды и полны надежд. А теперь… Теперь каждый день — это борьба за выживание, за то, чтобы не потерять себя в этом хаосе.
Светлана: Я стараюсь, но иногда это так сложно.Миша, извини меня… Береги себя.
Ушаков: У меня есть твой телефон…
Светлана: Не стоит звонить. До свидания.
(Светлана уходит. Ушаков провожает ее взглядом.)

СЦЕНА 10.
Место действия: комната Ушакова.
Ушаков : Я ждал Женьку четыре долгих дня.
(Дверь распахивается и Женька врывается внутрь. Она падает на стул напротив Ушакова.)
Женька: Дай закурить.
(Ушаков молча протягивает ей папиросу, чиркает спичкой. Женька жадно затягивается.)
Женька: Всё… Лёши больше нет.
(Ушаков подходит, осторожно берёт её за руку.)
Ушаков: Держись, Женя.
Женька: (Резко отдёргивает руку). Я не плакаться пришла – за вещицами. Завтра в Лёшину часть еду, довоевывать… (Пауза.) Что, отговаривать будете?
Ушаков: Нет… Просто ты говорила, что Лёша не хотел этого.
Женька: Не хотел. Но там его друзья, свои ребята, а здесь… все чужие какие-то.
Ушаков: Почему чужие? Соседка к тебе хорошо относится… Милая старушка.
Женька: Откуда вы её знаете?
Ушаков: Заходил к тебе.
Женька: Зачем?
Ушаков: Беспокоился.
Женька: С чего вдруг?
Ушаков: Получаю назначение скоро. Хотел проститься.
Женька: На какой фронт?
Ушаков: Не знаю.
Женька: Хорошо бы на наш. Вместе бы поехали.
Ушаков: Женя, тебе не надо никуда ехать. В вашем разведвзводе уже новые люди. Без Алексея будет трудно. Отношение будет другим, ты же знаешь.
Женька: Нет… Я должна…
Ушаков: Ты ничего не должна, Женя. Своё ты отвоевала. Пора подумать о будущем… Война не для женщин. Надо это понять.
Женька: Я была храбрее многих мужчин…
Ушаков: Всё равно – война не для женщин. Есть хочешь?
Женька: (Качает головой). Нет.
Ушаков: Поешь, потом провожу. Ключ от твоей комнаты у соседки.
Женька: Чего вы со мной возитесь, старший лейтенант? Зачем я вам сдалась?
Ушаков: Сам не знаю, зачем. Завтра собирался зайти.
Женька: Заходите, если не лень. Мне всё равно.
(Пауза.)
Ушаков: (В зал). И действительно, на кой чёрт сдалась мне эта упрямая девчонка? Пусть делает, что хочет. Кто я ей? Сват, брат? Завтра получу назначение и уйду на фронт, где может случиться всякое. Зачем думать о какой-то случайно встреченной девице? Занесу её вещи, которые она, конечно, забыла, и распрощаюсь навсегда, распрощаюсь с ней навсегда. (Снова пауза.) На другой день,  я получил назначение — не обманывают фронтовые предчувствия! — на 2-й Прибалтийский, и вечером должен был уже отправиться с Рижского вокзала к месту. Я решил зайти к Женьке, намереваясь поговорить с ней в последний раз и убедить её не ехать на фронт.

СЦЕНА 11.
Место действия: Комната Женьки.
В комнате царит хаос: на полу и на кровати разбросаны письма. Женька сидит закутанная в цветастый платок на полу. Входит Ушаков.В руках Ушакова вещмешок.
Ушаков: Ну что, надумала?
(Женька, молча, кивком головы приглашает Ушакова пройти в комнату. )
Женька: Лёшины письма… Читала.
Ушаков: Я уезжаю сегодня вечером… Женя, что ты решила?
Женька: А вам-то что? Неужто в Москве других дел нету?
Ушаков:  Мать моя под Каширой живёт, заехать не имею права.
Женька: Это почему же?
Ушаков: Я же не в отпуску, Женя, — в резерве. Из Москвы выехать не могу.
Женька: Я бы убежала.
Ушаков:  Но у меня партизанских навыков нет.
Женька: Благоразумный вы дядечка, аж до противности.
Ушаков: Брось этот тон, Женька. Видишь же, хорошо к тебе отношусь.
Женька:  Уж не знаю, чем заслужила?
Ушаков:  В том-то и дело, что ничем… Тем не менее, хочу знать, что решила?
Женька: На фронт поеду. Если хотите, вас провожу, и поеду на днях.
Ушаков: Женя… ты…
Женька: Да не уговаривайте вы меня! У меня своя голова на плечах. Спасибо за вещи…
(Женька развязывает мешок, роется в вещах и вдруг замирает, наткнувшись на книгу…)
Женька: (В голосе удивление). Майн Рид… «Белый вождь»… Откуда?
(Пауза.)
Ушаков: Одевайся, Женя.
Женька: (Растерянно). Это зачем?
Ушаков: Нужно.
Женька: Кому?
Ушаков: И тебе, и мне. Ну, не рассуждай и слушай старших по званию. (Придаёт голосу командные нотки). Одевайся! Быстро!
(Ушаков помогает Женьке одеться.)
Ушаков:Возьми  паспорт.
Женька: А это ещё для чего?
Ушаков: (Уже почти кричит). Не рассуждай!
(Женька послушно достаёт паспорт и прячет его в карман.)
Ушаков: А теперь пошли.
(Ушаков крепко берёт её за руку, и они выходят из комнаты.)

СЦЕНА 12.
Место действия: Улица.
Ушаков ведет Женьку, не выпуская ее руки. Шаг их быстр, Женька то и дело оглядывается.
Женька: Куда ты меня тащишь?
Ушаков: Много знаешь – рано состаришься. Смотри, Автодорожный. Я здесь учился.
Женька: А я вот в той школе. (Показывает на противоположную сторону улицы). Видите, внизу серое здание? Я там до седьмого класса, правда. Потом в техникум.
Ушаков: В какой же?
Женька: В строительный. Может, мы и встречались до войны, я ведь каждый день мимо вашего института проходила.
Ушаков: Возможно… Только таких упрямых девчонок мне не попадалось.
Женька: Я тогда не упрямая была. Даже тихая…
Ушаков: Трудно представить.
Женька: Вы меня случайно не в «Форум» ведете? (Останавливается, упираясь ногами в землю). Я не хочу кино.
Ушаков: Нет, не в «Форум». Идем.
Женька: А куда же?
(Пауза.)
Место действие: Загс.
Небольшое казенное помещение. Стол, покрытый поблекшей клеенкой. Несколько стульев. Ушаков усаживает Женьку за стол.
Ушаков: Садись. Заявление писать будем.
Женька: Вы что, старший лейтенант, с ума сошли?
(Женька пытается вскочить, но Ушаков, схватив ее за плечо, грубо прижимает к стулу.)
Ушаков: Сиди! Как твоя фамилия и отчество?
Женька: (Механически, словно заученный стих). Варламова Евгения Викторовна. (Взрывается). Вы что, всерьез чокнулись?!
(Ушаков, не отпуская ее плеча, берет лист бумаги, ручку и начинает писать.)
Ушаков: (Решительно). Всерьез! Распишемся, я уеду, а ты будешь меня ждать. Поняла?
Женька: Ничего я не поняла! Пустите меня!
Ушаков: (Приказным тоном). Нет уж, милая, раз я решил – не отвертишься.
(Ушаков снова с силой прижимает Женьку к столу, не давая ей вырваться.)
Женька: (Вдруг улыбается, лукаво прищурившись). Вы что ж, выходит, влюбились в меня с первого взгляда?
Ушаков: (Невозмутимо продолжает писать). Разумеется.
Женька: Так я вам и поверила!
Ушаков: Ладно, об этом потом поговорим, а пока вот держи и подписывай.
(Ушаков протягивает ей бумагу с заявлением. Женька берет ее и начинает читать. Затем она приподнимается.)
Женька: Вот вы какой…
Женька: Вот вы какой… Это вы для меня, чтоб я на фронт не ехала? Да?
Ушаков: (Забывшись, выпаливает). Да! (Тут же спохватывается и поправляется). Не только. Я хочу, чтоб ты ждала меня. Проводила и ждала моего возвращения. Поняла ты наконец, упрямая девчонка?
Женька: (Тихо, почти шёпотом). Поняла.
(Женька берет заявление и рвёт его на мелкие кусочки, словно уничтожает последние сомнения.)
Ушаков: Я напишу другое.
Женька: Не надо. (Осторожно дотрагивается до его плеча). Не надо… Если вы и вправду хотите, я вас и так буду ждать. Просто так. Вы хотите?
Ушаков: И не поедешь на фронт?
Женька: Если вы не хотите… не поеду.
Ушаков: Остаёшься в Москве, начинаешь в своём техникуме заниматься и… и будешь ждать меня. Поняла?
Женька: А стою ли я?
Ушаков: (Улыбается). А это мы потом увидим.
(Пауза).
Женька: Я… я не знаю, что сказать.
Ушаков: Ничего не говори. Просто… просто будь.
Женька: (Сквозь слезы). Вам и вправду нужно, чтоб я ждала?
Ушаков: (Уверенно, глядя ей прямо в глаза). Да, Женя.
Женька: Это здорово, наверно…
Ушаков: Что здорово?
Женька: Когда нужна… А вы не врете?
(Женька встаёт и смотрит на Ушакова широко раскрытыми, полными надежды глазами. Ушаков не выдерживает и прижимает её к себе.)

СЦЕНА 13.
Место действие:  Перрон вокзала.
Женька и Ушаков прижавшись друг другу Слышен нарастающий гул паровоза, приближающегося поезда.
Ушаков: Женя, я хочу, чтобы ты меня ждала! Слышишь? Ждала!
Женька: Я, наверное, сейчас похожа на заброшенного и одинокого котёнка, которого подобрали на улице… (Пауза). Я ведь никому особенно не была нужна… Даже Лёше, по-моему, не очень…
(Женька приподнимается на носки и впервые прижимается к щеке Ушакова, робко и неумело. Закрывает глаза и нежно целует его в губы.)
Женька. Спасибо тебе за подарок… Я буду вечерами перечитывать «Белого вождя»..(Пауза.) Я буду вас ждать.
(Ушаков отходит от Женьки..Делает несколько шагов .)
Ушаков: Я видел, как долго Женька стояла на перроне, махая рукой.
(Женька медленно уходит....)Ушаков: По прибытии в часть я тут же отправил ей письмо с адресом своей полевой почты. Её ответы приходили регулярно, каждое — наполненное нерастраченной нежностью. Но со временем эта история стала казаться мне далёкой, несерьёзной. Мои письма постепенно холодели: становились сухими, формальными. Однажды от неё не пришло ответа. Почему она молчала? Что могло случиться? И только через месяц наконец пришло письмо."Михаил Александрович… я уезжаю. Не вини себя. Я понимаю, что тебе сейчас не до меня. Но я не могу больше ждать. Я должна быть там, где нужна. Может быть, там, в огне, я найду себя, найду ответы на вопросы, которые мучают меня так же, как и тебя. Прощай, мой старший лейтенант. Береги себя." Я перечитывал эти строки снова и снова, пытаясь уловить в них объяснение её внезапному решению. "Там, в огне..." — что это значило? Война, конечно, война. Но почему она туда рвалась? Неужели моя холодность, мои формальные письма так её ранили, что она готова была броситься в самое пекло, чтобы найти ответы? Или это был лишь предлог, а истинная причина скрывалась глубже — в ней самой, в её неуёмной жажде быть нужной, быть там, где кипят страсти и решаются судьбы? Я вспомнил её глаза на перроне — яркие, полные надежды, но уже с оттенком печали. Тогда я не придал этому значения: был слишком поглощён своими мыслями, службой, "долгом". И вдруг внутри меня что-то надломилось. Её нежность, вера, готовность ждать — всё это было таким хрупким, а я, сам того не осознавая, разрушил его своей отстранённостью. "Не вини себя».Но как я мог не винить? Я оттолкнул её, заставил почувствовать себя ненужной. Я не разглядел в её нежных строках крик души, жаждущей тепла и понимания. Я теперь понимал, что потерял не просто девушку, которая писала мне письма. Я потерял возможность увидеть мир её глазами, почувствовать её нежность, разделить с ней её поиски. И эта потеря была куда более болезненной, чем любая рана, полученная на поле боя.

Эпилог.
Место действия:  Московский зимний дворик послевоенного времени.
Ночь. Ушаков сидит на скамейке.В руках держит письмо.
Женский голос: Миша!
Ушаков (с радостью). :Женька!
(Ушаков оборачивается. Недалеко от него стоит.. девушка.)
Ушаков: Светлана?!
Светлана: Да, это я..Иноземцева Светлана ...если ты забыл..
(Ушаков медленно идет у Светлане. Она берет его за руку и они покидают двор..Вдруг в одном из окон четвертого этажа загорается свет. Слышны приглушенные голоса из открытого окна.
Голос Ушакова: Мне страшно хочется тебя увидеть, Женька. Два месяца разлуки, и только письма позволяют мне узнать твои чувства, твое настроение.
Голос Женьки: Михаил Александрович, старший лейтенант. Сижу в своей комнате. Передо мной ваша книга «Белый вождь». Вы подписали её… «На долгую память дорогому другу Женьке от старшего лейтенанта Михаила Александровича…» Смотрю в окно и пишу вам. Окно, письмо… Рождаются стихи…
(Её голос становится более лиричным)
Виновата ли я, что тогда в тишине склонилась к тебе на плечо? И поцелуй прозвенел горячо…
(Свет в окне продолжает гореть..)