7 ноября

Бабуля Зина всегда накрывала стол седьмого ноября. Красная скатерть, селёдка под шубой, салат оливье. И портрет отца в рамке — он погиб в сорок первом под Москвой у Боровска. Беспартийным ополченцем.

Дочь Света с мужем Андреем бывали у неё редко. Андрей после инфаркта плохо переносил долгие застолья, и Света, его неизменная сиделка, предпочитала оставаться с ним в тишине их квартиры. Она ограничивалась коротким звонком, во время которого бабуля Зина успевала несколько раз вставить «ну, даст Бог...».

Её внучка Люда приходила с мужем Володей. Он работал в рекламе и перед визитом всегда заклеивал звезду на своём Chrysler — бабуля Зина называла красивую иномарку «капиталистическим выродком».

А ещё правнук Стёпа. Сын от первого мужа Люды. Шестнадцать лет, наушники, телефон. Он жил с отцом, который прогрессивно настаивал, чтобы Стёпа «поддерживал связь с корнями».

В этом году всё было как всегда. Бабуля Зина говорила про «Великий Октябрь». Люда вздыхала. Володя тайком изучал варианты логотипов заказчика. Стёпа снимал всё на телефон для соцсетей — #семейныетрадиции.

Но когда бабуля пошла за главным блюдом, Стёпа неожиданно спросил:
—А что именно случилось седьмого ноября?
Воцарилась тишина. Люда вспоминала учебник истории. Володя — мем из Одноклассников. Оказалось, никто не помнит.

Бабуля вернулась с пирогом. Увидела их лица. Поняла. Поставила пирог на стол.
— Ничего особенного, — сказала она. — Просто в один день люди решили, что будет лучше. Как в 91-м. Как в 93-м. Как всегда.

Она разрезала пирог. Дрожащей рукой. И все вдруг поняли — дело не в революции. Дело в этой скатерти, в этом пироге, в том, чтобы раз в год сидеть вместе за одним столом.

Она неожиданно заплакала. Стёпа быстро выключил камеру. Володя убрал телефон. Люда обняла бабушку.

А на улице не могли договориться друг с другом морось, как в ноябре семнадцатого, и снег, как в ноябре сорок первого. Но это ровным счётом ничего не означало. Просто погода за окном.