6 туман

6 Туман.
 Самое трудное ранним утром — выбраться из тепла палатки в беспощадный холод, выстывших за ночь гор, разводить костёр или примус. Всегда хочется чтобы этим занялся кто-нибудь другой, а ты ведь так устал, и совсем не выспался за ночь, и тебе просто необходимы эти десять-пятнадцать минут под одеялом, пока остальные по очереди выбираются из тепла на хлопоты и мороз.
 Кеха прекрасно изучил все хитрости подсознания, которое было готово пойти на многое ради получаса утреннего сна и неги, поэтому первое что утром сделал — решительно откинул полог. Раз — и ты не в уютном убежище, а под небом.
 В долине между гор лежит густая зябкая тень. Солнце ещё не поднялось из-за восточной стены, но его лучи уже зажгли небо похожее на огромный плафон из голубого стекла. Холодный воздух чист и прозрачен. Только там далеко внизу, где соединяется Неизвестная с Билютой, река из серого, плотного тумана.

 Вода в котле за ночь схватилась длинными иголками льда. Неверными от утреннего холода пальцами Кеха поджёг полоску оргстекла.
 Костёр капризничал, разгорался не охотно, но скоро сдался и бойко затрещал пламенем, послушно отзываясь на каждый взмах штормовкой, что приспособили вместо опахала.
 От тепла костра и движения согрелись, можно было снять сухую одежду в которой спал, и надеть ту, в которой придётся идти целый день. В походе запас сухих вещей такой же фактор выживания, как еда или снаряжение.

 В путь пустились, когда солнце расцветило рыжим и золотым вершины гор, но здесь внизу между каменных стен продолжала хозяйничать тень.
 Лучи солнца попали на Билюту, от их тепла туманная река вспучилась и растеклась по долине Неизвестной всё выше и выше, словно кипящей водой заполняя всё пространство от одного берега до другого. Друзья спешили. Ранние утренние часы — лучшее время для движения. Не обязательно самому переживать солнечный удар, чтобы понять эту не хитрую истину!

 Туман за спиной мог быть первым признаком длинных холодных дождей, или мокрого снега. «Погода в горах — имя существительное, человек — прилагательное»,- любил говаривать Кеха присказку, которую сам и придумал.
 Серая клочковатая полоса гигантской змеёй вползла в долину, неумолимо приближаясь - ближе и ближе. Серая полоса как живая двигалась, повторяя все изгибы склонов, легко поднимаясь с морены на морену. Край тумана был плотным и резко очерченным. Казалось, в него можно упереться рукой.
«Надо выбраться отсюда. Идти, несмотря на туман,- думали друзья, -ждать у гор погоды - глупо. Ненастье может продлиться и неделю. Сидение под перевалом без палатки, дров, еды и тёплых вещей может плохо закончиться».
 Они быстро шли, почти бежали, лезли вверх, поднимаясь с одной морены на другую, невольно оглядываясь назад. Там серая змея уже подмяла под себя и поглотила озеро и полянку на которой они ночевали, словно там ничего и не было. Началась безнадёжная гонка за право прийти под перевал раньше, чем туман заполнит всё пространство между гор.
 Едва успевали подняться на очередную морену, как клубящаяся мгла наползала на нижнею. Уже стало понятно, что гонку не выиграть, от тумана не уйти, можно не бежать, идти, как обычно, но помимо воли друзья ускоряли шаг, глядя как быстро настигает их мгла со дна долины.

 Туман упал на голову сырым мешком, потушил солнце и заполнил собою всё кругом. Доселе резко очерченный, ясный и понятный мир в один миг сменился густой мутью, как на дне глубокого озера, за которой исчезли все направления, все вправо, влево, прямо.
 Всё равно что завязали глаза. Исчезло небо, исчезли километровые стены и вершины, исчезли скалы и ручей. Большие обломки скал сонными рыбами выплывали из тьмы и вновь прятались, стоило отойти от них на несколько шагов.
 Какое-то время шли, ориентируясь на шум ручья, но скоро он стих, и шли просто вперёд, стараясь по встроенному в нас природой чувству направления и крутизне подъёма угадать верный путь.
 Иногда туман слегка светлел, сквозь него на мгновенья проступали мутные контуры морен, чтобы вновь бесследно раствориться.
 Перевал был где-то чуть левее скалистой вершины. Путешественники молили бога, чтобы ветер сдёрнул хоть на краткий миг туман и позволил увидеть вершину.
 Три километра от озера под стену всё тянулись, и тянулись, и казалось, что никогда не кончатся. Кеха брёл в плотной, серой, как сукно солдатской шинели, мгле и думал, что лучше бы вместо бесполезного и тяжёлого бинокля взяли компас, и что с компаса проку много больше, чем с кучи тяжёлых карабинов, что он таскал в своём рюкзаке. Мысли беспокоили, вместе с тем, почему-то он не сомневался, что всё кончится хорошо, или старался себе внушить, что так думает. Страха не было. В плохое не верилось и привычно хотелось есть.

 После длинной череды подъёмов долина стала положе. Вчера, когда ходили на разведку, было похожее место. Здесь короткий и крутой гребень разделял горный цирк надвое. В правой половинке был их перевал, но, где эта половинка, и, где этот чёртов гребень в сплошном молоке не разберёшь.
 В конце концов, не важно, где перевал, им бы только попасть к нужной стене. «Будем идти, пока не упрёмся, а там полезем, пока не залезем,- думал Кеха,- подумаешь туман, хорошо дождь или снег не идёт, но лучше бы всё-таки знать куда лезть».
 Словно в ответ на его мысли посветлело. На краткий миг слева сквозь клочки и полосы тумана увидели стену, а прямо, там где она и должна была быть, скорее не увидели, а угадали вершину, рядом с которой лежал их перевал со строгим названием Грозный.
 Справа ничего не увидели. Скорее всего туман был в этой стороне слишком плотным, но там по карте тоже должна быть стена. Чего тут думать? Слева стена, справа, наверное, тоже стена, прямо вершина и перевал. Надо идти прямо.
 Немного смущало, что стена показалась крутой и высокой, но мало ли какие глупости привидятся со страху в тумане.

 Крутизна подъёма возрастала. Вначале шли, потом полезли, придерживаясь за камни руками, стараясь выбирать путь ближе к надёжным скалам, а не по камням, готовым полететь вниз от одного неверного движения.
-Что-то круто стало,- заметил Баженов,- давай свяжемся.
-Давай,- согласился Кеха. Он всегда был за безопасность, хоть не очень верил в надёжность крючьевой страховки.
 Выбрал место за камнем и аккуратно снял рюкзак. Совсем не хотелось уронить его вниз. Пришлось бы потом лазать в сплошном молоке из сырости по всему склону, собирая вещи. Засунул айсбаль под шнуровку, надел обвязку, удобно устроился за надёжным камнем, и стал страховать Сашку через уступ.
 Туман мелкими и холодными водяными капельками висел в воздухе, оседал на камнях, одежде, верёвке. Такая мокрая мгла может сутками висеть над горами, пока ветер не угонит её в долину, или не пойдёт снег.
 Кеха посмотрел вверх. Ничего не увидел. Из густого тумана торчала верёвка, и слышалось сопение. Сырой воздух отличный проводник звуков. Казалось, Сашка пыхтит прямо над ухом, но верёвка говорила, что он уже ушёл метров на двадцать. Кеха прикинул не отойти ли в сторону, чтобы не получить случайно сорвавшимся из-под ног Баженова камнем, решил, что находится в безопасности, и остался на месте.

 Вообще, с камнями в горах бывают удивительные случаи. Однажды на Ветреном у Кехи из-под ноги сошёл плоский, величиной с ладонь камень. Кеха с Баженовым навешивали верёвку для группы, потому оказались выше. Перевал крутой. Когда Кеха крикнул: «Камень!» и обернулся, чтобы посмотреть вниз, он увидел только стену, летящий камень и попу девочки из их группы, которая торчала посредине стены. Тётка изо всей силы прижалась к скале, так что сверху из всего тела были видны только её ягодицы, красиво упакованные в трико и брезентовые шорты.
 Опасность! Сердце замерло. Время как при рапидной съёмке замедлилось. Камень вращаясь, набирал скорость и летел мимо.
 Кеха уже вздохнул с облегчением, когда камень вдруг, как футбольный мяч при коварном ударе «сухой лист», изменил траекторию и звонко щёлкнул по попе, так что на шортах разошёлся замок «молния». Потом над этим много смеялись, но тогда на перевале это было страшно.

 «Давай!»- крикнул Сашка из тумана, и Кеха стал давать — полез вверх туда, откуда торчала сырая верёвка. Лазанье было простое и Сашка редко бил крючья, но Кехе они сильно осложняли жизнь, потому что приходилось каждый раз доставать айсбаль, и выбив крюк, вновь засовывать его под шнуровку рюкзака, что делать, болтаясь на мокрых скалах, было совсем не просто.
 Скалы становились сложнее, Сашка чаще бил крючья, Кеха перестал убирать айсбаль, а лез, повесив его за темляк на правую руку. Айсбаль противно скрежетал и звякал о шершавые камни.
 «Та сторона перевала должна быть положе, -думал Иннокентий,- как на Эдельвейсе. Залез же я на неё, будучи, почти в обмороке. Зато, сегодня солнечный удар точно не грозит,- Кеха невольно улыбнулся, - у Эдельвейса и Грозного категория почти одинаковая. У Грозного правда стоит в категории звёздочка. Что она означает? Но вряд ли что-то страшное, потому, что могли бы просто ему более высокую категорию присвоить».

 Пока переводили дух, высказал свои соображения Сашке, тот согласился, что та сторона непременно должна быть положе, и опять ушёл вперёд. Время как остановилось, Кехе скоро стало казаться, что они с Баженовым прилипли к одной точке тумана и перебирают руками и ногами по камням, которые выползают друг за другом сверху из густой мути, и так же уползают в муть. Видимый мир заканчивался на расстоянии десяти шагов, что на взгляд делало его более безопасным, потому что одинаково хорошо скрывало крутые сбросы за спиной и высокие скалы над головой.

 О высоте лучше было не думать, а раз за разом выбирать путь через тот отрезок, что мог рассмотреть сквозь десять шагов тумана, проверять ступени и зацепки, выдавать и принимать верёвку.
«Кажется залезли»,- сказал Сашка будничным голосом. Верх стены был узким, будто плиту на ребро поставили, но не узким как острие ножа, а скорее как кромка бутерброда из двух галет с куском сыра толщиною с обеденный стол между ними. Края каменных «галет» выступали над «сыром», как невысокие перила над балконом.

 Пристроили свои рюкзаки понадёжней и сели. Вокруг всё по-прежнему скрывало молоко тумана. Кеха выбрал плоский обломок каменной плиты, из множества валявшихся на стене, и запустил его вниз, туда где был предполагаемый спуск.
 Вначале они ничего не услышали, затем через долгие мгновенья, показавшиеся им вечностью, раздался звук удара камня о камень, и шум падения обломков.

 Попробовали обследовать стену. Справа - почти сразу уткнулись в громадную скалу, непроходимым жандармом перекрывшую путь. Похоже, это были скалы вершины, рядом с которой должен быть их перевал, но теперь они были в этом не уверены. Влево пройти можно далеко, но толку? Сколько они не кидали камней вниз, сколько ни всматривались, везде было одно и то же — крутая стена. Вот тебе и пологий спуск!
 Хрупкая и наивная надежда найти перевальный тур растворилась в молоке тумана. Кеха взглянул на часы. Маленькая стрелка миновала шесть, и безрадостная перспектива заночевать на стене замаячила над головой, грозная, как тень отца Гамлета.
 Баженов позднее сознался, что на полном серьёзе стал вспоминать, что читал про холодные ночёвки на скалах. Пришлось бы ночь сидеть на верёвке под плёнкой, привязавшись к скальным крючьям, чтобы спросонья не свалиться вниз и со страхом ждать непогоды.

 Туман наполнял окружающий мир тайной. Серые волны накатывались плотными клубами, редели, и тогда сквозь них можно было угадать зыбкие очертания каменных столбов и стен, круто уходящих вниз. Бесцветный, призрачный, неверный свет пытался давить на психику, но в душе продолжала жить и светить наивная вера в себя и в лучшего друга.
 Кеха выкопал со дна рюкзака блокнот и ручку, и пристроившись на камне, написал: «В поисках перевала Грозный, в сплошном тумане, залезли на эту стену. Попробуем спуститься в сторону Правого Шумака». Дал подписать записку Баженову, поставил свою подпись, число, месяц, год, завернул послание в пакет и засунул в небольшой тур, который соорудил из камней. Может до сего дня останки бумажки лежат на той стене в Саянах, а может их сняли туристы, которых по дурости, или из любви к приключениям занесло на эту стену.
 «Пострахуй, схожу ниже, погляжу, может спуститься можно»,- сказал Сашка. Кеха надёжно упёрся ногами в выступающий край плиты и стал страховать Баженова через поясницу. «Выдавай свободней»,- попросил Сашка.

 Сашка вернулся минут через пятнадцать. «Думаю, здесь можно слезть»,- сказал он, забрал рюкзак и ушёл вниз. Сашка не нагружал верёвку, а уходил свободным лазаньем, чтобы в случае чего вернуться. Вдруг ниже - непроходимые сбросы. Лезть вверх на руках с рюкзаком за плечами по верёвке занятие доступное разве что киногерою. Сашка таким не был.
 Потом Кеха долго слушал, как Баженов бьёт крючья, что-то ворчит себе под нос, снова лезет, роняет камни. Камни с глухим стуком летят со стены. Звук затихает, дробится.
 Пришла очередь Кехи. Он полез, стараясь не думать о высоте, сосредоточиться только на зацепках, ступенях, крючьях. Зацепки и ступени надо было проверять на прочность и надёжность, крючья выбивать.
 Лазанье было простое, но стенка крутой, высокой и казалась бесконечной. Видимый мир по-прежнему ограничивался сферой тусклого стекла радиусом в десять шагов, в которую заплывали причудливые камни, подставляли под его руки и ноги свои шершавые головы, и снова уходили в туман.

 Потом в их мутном мире что-то изменилось. Далеко внизу появились белые пятна. «Кажется снежники вижу!»- крикнул Баженов, и почти сразу, вслед за этими словами, как по магической формуле, с туманом стали происходить сказочные превращения.
 Вначале бесцветная муть слабо окрасилась едва уловимым оттенком жёлтого, как на весенней почке вербы. Жёлтое свечение разгоралось ярче, ярче, с каждым метром спуска, пока весь туман не вспыхнул золотом, жёлтым, как цветок одуванчика, как пух цыплёнка, как само солнце. Это было чудесно. Золотой туман редел, редел.., и они вывалились из облака.

 В обе стороны влево и вправо простиралась долина из чёрных и коричневых скал, как две капли воды похожая на ту, из которой они вылезли. На дне долины лежат обширные поля снега, и тихонько течёт весёлый ручеёк. Воздух был чист и прозрачен до самого горизонта, и всюду царит солнце. В его ясных лучах празднично горят грани на камнях и скалах, как на чёрных бриллиантах, огнями электросварки вспыхивают кристаллики снега на белых полях снежников под глубоким и яростно синим небом.
 Склон стал положе. Кеха собрал верёвку длинными петлями и повесил её через плечо. Верёвка была мокрая и тяжёлая, но он почти не замечал её тяжести. Радость переполняла всё его существо.
 Чистый воздух пьянил и был новым, как первый вздох после ныряния под воду на максимальную глубину, когда ты всплываешь, вокруг светлеет, светлеет, но вода всё не кончается, и вот наконец, когда терпеть уже не можешь, и начинаешь паниковать, твоя голова выныривает, и ты жадно хватаешь такой дорогой, такой целительный воздух.
 Баженов улыбался. Улыбались умные лучистые глаза, улыбался нос уточкой, щербатый рот, подбородок с редкими волосиками недельной бородки.

 После блуждания в глухой серости все краски казались необыкновенно сочными, словно в телевизоре, когда настройку настраивают на максимальную яркость.
 Стараясь выбирать проход между снежными полями, подошли к ручью. Долина простиралась глубоким жёлобом между стенами гор направо и налево. Обе половинки жёлоба были похожи друг на друга. Вода в прозрачном ручье почти стояла, и было не понятно в какую сторону идти. Ясно, что надо идти вниз, но, где тот низ, и, где тот верх — непонятно.
 Пока Кеха искал, что бы бросить плавучее в ручей, и выяснить куда течёт вода, хитроумный Сашка туда плюнул. «Во»,- сказал он и показал, в какую сторону поплыли белые пузырьки слюны. Кеха очередной раз восхитился находчивостью друга.
 Пошагали вслед за путеводным плевком. Усталости не чувствовалось, чувствовалось чистое, бескорыстное счастье. Так сильно и полно было это переживание, что Кеха поймал себя на мысли, что этот день и этот миг будет одним из самых ярких ощущений в его жизни.

 Во все стороны под чистым голубым небом раскинулись волшебные горы, и только на стене с которой спустились, словно приклеилось плотное, серое облако.
 Природа не поступила с ними жестоко. Она как строгая, заботливая мать шлёпнула расшалившихся детей по попе, чтобы не озоровали и не наделали беды. Привела в чувство бестолковых несмышлёнышей. Возможно, у жизни на их счёт были другие планы.

 Для полноты счастья подвигу не хватило свидетелей. Если подвиг никто не видел, считай его не было.
Следы появились внизу нежданные и таинственные. Кто-то пересёк снежник, бестолково потоптался в его верхней части и ушёл на камни. «Вот и восхищённые свидетели нашего подвига, смотрите, идут герои все в верёвках и касках!»- примерно так думали и чувствовали наши друзья, пока не поняли, что вышли на свои следы. Вот и отпечаток Сашкиной руки, когда он кидался снегом, а бестолковые следы наверху — это Кеха топтался и пихал в шапку снег, чтобы охладить перегревшиеся мозги.
 Вообще-то по плану они должны были оказаться в соседней долине. Но они скорее обрадовались, чем огорчились своей ошибке. Отсюда много ближе к палатке и каше. Их продукты в домике на Шумаке не пропадут. Пусть их съедят хорошие люди!

 Вечером был жаркий костёр, чай, веселье и разговоры. Можно было беззаботно посмеяться над своими страхами, опасениями и высоченной горой глупостей и ошибок, что наворотили, но которые так здорово кончились, и даже ошибки не стали помехой, а помощью.   В жизни часто случается так, что сегодняшняя неудача, на проверку оказывается благом.