7 Камень

7 Камень.
 Это был камень - большой и квадратный, как чемодан. Когда-то он был дном моря. Спустя миллионы лет потоки жаркой магмы похоронили его в толще земли, смяли его каменную плоть, потом вытолкнули на поверхность частью плоского высокогорья.
 Миллионы закатов и рассветов видел камень. Земля тряслась в горячечном ознобе землетрясений, гигантские ледники тысячетонными бульдозерами ползли по высокогорному плато, прорывая глубокие долины, без жалости разрывая и расчленяя его на части. Ледники таяли и наступали, громоздили высокие бастионы морен. Камень не менялся, оставался на вершине, потому, что был её частью.
 Вставали и падали рассветы и закаты. Миллионы злых вьюг и метелей пытались заставить склонить гордую голову горы перед вечностью, жаром солнца и холодом зимы разрушить её, но только оторвали камень от плоти горы.
 Ещё миллионы дождей и снегов упали на камень, омывая его шершавые бока, проникая в трещину под ним. Вода замерзая в трещине крошечными кристалликами льда, отрывала камень от горы, год за годом, век за веком продолжая свою разрушительную работу.
 У камня появилась своя жизнь, отдельная от жизни горы. Повинуясь непреодолимой силе, с которой Земля его тянула к себе, камень шевельнулся и пополз, невидимо, миллиметр за миллиметром. Но зачем тебе спешить, если жизнь твоя вечность?

 Кеха лез на перевал. «Перевал - это не скучно, перевал - это праздник. Силы выматывают длинные подходы, лазанье вверх и вниз по береговым прижимам, бесконечные ступени морен. Хуже них только ходьба без тропы по лесной чаще, когда горизонт сужается до десятка деревьев, что составляет весь видимый тобой мир.
 Этот мир состоит из одних препятствий, которые, как нарочно, уводят тебя в сторону, лезут в лицо липкой паутиной, стараются выколоть тебе глаза, заманить в топкое болото, больно кусаются гнусливыми надоедами комарами, лютыми слепнями и оводами.
 Самый страшный зверь в лесу не волк, и не медведь. Самый страшный зверь — комар, вместе с огромной компанией надоедливых, вездесущих кровососов. Медведь может съесть тебя только один раз, комар и клещ ест всю жизнь»,- так примерно думал Кеха, пробираясь по скалам слева от кулуарного жёлоба.
 По жёлобу может прилететь камень, поэтому лучше держаться ближе к краю, ничего что здесь сыро и грязно. Главное не торопиться, идти надёжно, держаться ближе друг к другу.
 Кулуар с зимы забит натёчным льдом. Когда было необходимо, Кеха быстрыми и сильными ударами айсбаля вырубал ступени.

 На штурм вышли рано. Сделать это было просто, потому что ночевали под перевалом.
 Солнце к девяти часам утра успевает нагреть всё до чего дотянется. Горячими ладошками лучей небесное светило коснулась серых скал на вершине, приласкало большой шершавый камень. В ответ на тёплую ласку камень ожил, шевельнулся и чуть сдвинулся…

 Было высоко. Скалы над головой становились всё круче. Кеха остановился и осмотрелся. Далеко внизу под ногами простиралась залитая солнцем долина Правого Шумака. По высокому небу кефирными лужицами плывут облака, бросая на лес тёмные тени. Над рекой струится жидкий утренний туман, похожий на дым костра.
 Справа скалы легче. До верха осталось метров двадцать. В самом верху, на фоне неба, тёмный на светлом - силуэт большого камня.
 Камень как камень. Кеха не обратил на него внимания. Ему нужно пересечь кулуар — пять шагов поперёк ледяного жёлоба. Пустяк, тем более, что самая крутая часть подъёма позади. К высоте постепенно привыкаешь, на горе достаточно полочек, ступенек и уступов, на которых можно встать без риска свалиться вниз, ведь не падаешь же с лавки или лестницы. Надо только выполнять всё тщательно, сосредоточиться на том что делаешь и не отвлекаться.
 Кеха примерился и стал рубить ступени. Мягкий летний лёд легко поддавался ударам стального клюва. Крупные льдинки с весёлым стуком летели по жёлобу, мелкие сыпались дробью. Сашка держал его на верёвке и подбадривал. Кеха вышел на середину жёлоба и стал рубить последнею ступеньку.
 По-разному действует на людей чувство опасности. Иных оно парализует и делает беспомощными. Других опасность пьянит. У Кехи был приятель, который мог пронырнуть между колёсами, набирающей ход железнодорожной цистерны, или пройти два метра по рельсе, приваренной на верхушке старой высоковольтной опоры, сделать там стойку на руках, и вернуться назад.
 Кеха на такие подвиги не способен. По необходимости он научился договариваться со своим страхом. Надо только различать действительные опасности и мнимые. Настоящих опасностей в современном мире не так много. Больше опасностей мнимых. Чаще всего люди умирают в постелях, это не значит, что постель самое опасное место на земле.

 Кеха перешёл кулуар, выбрал подходящий камень, перекинул через него верёвку и стал принимать Баженова.
 Им осталось немного. Кешка мыслями уже был на перевале, не верил, что теперь им может что-нибудь помешать.
 Последний перевал. Сашка улыбнулся, должно быть вспомнил, что-то хорошее. Чтобы пересечь кулуар Баженову осталось три шага…

 Под камнем накопилась талая вода. Вода проточила одряхлевший от тепла лёд и тоненькой струйкой двинулась в долину. Камень пошатнулся, и вдруг, пришёл в движение — заскользил, потом медленно, словно нехотя перевернулся…

 Кеха услышал шум, и почти одновременно, боковым зрением увидев движение, заорал: «Камень!» и вцепился в верёвку.
 «Чемодан» летел кувыркаясь, набирая скорость, с глухим звуком, будто твёрдым били в вязкое, ударялся о лёд, отскакивал и летел в друга, смертоносный, как каменное ядро.
 Кехин крик и камень пришли одновременно. Сашка не успел ничего сделать.
 Время остановилось.
 «Чемодан» медленно, медленно летит вращаясь. Одна сторона, та что касалась мокрого льда, у него темнее.
 Кеха видит Сашкины глаза. Баженов рывком, так что каска стукается о лёд прижимается к стене.
 Камень врезается выше Сашкиной головы, обдав его крошками льда, делает гигантский прыжок и улетает в кулуарный жёлоб.

 Время опять включили. Внизу дробясь и затихая, как стук колёс уходящего поезда, гремели камни.

 Вылезли на верх. О произошедшем не говорили. Почему-то не хотелось к этому возвращаться. Наверное организм накопил столько эмоций, что решил — с него хватит, и самоустранился от переживаний и тонких движений души.
 Съели по конфете, попили талой воды из мелкой лужицы на краю склона. Край лужи смят, оттуда мелкой струйкой вытекает ручеёк. Вода была холодной и безвкусной.
 Сели на камни лицом к Тункинской долине. Вся огромная впадина между гор заполнена воздухом и светом. Воздуха так много, что его видно, как видно самое чистое хрустальное стекло. Вершины гигантскими ступенями убегают вниз к изумрудной зелени долины и пятнам синих, блестящих на солнце озёр. Ещё дальше голубоватые от дали округлые гольцы Хамар-Дабана. Над горами вокруг долины, словно рама из белой пены, высокие кучевые облака. Тишина, мир и покой.
 «Последний перевал,- сказал Кеха, -можно гербарий собирать». Эта незатейливая шутка включила эмоции. Правда, чего печалиться? Жив? Значит есть повод для радости! Руки, ноги, голова цела — вперёд и с песней!

 Кстати, о песнях. Петь друзья не умели, но любили. Когда им приходилось трудно, громко и с чувством орали песню про шашки, которые надо подвысить, и про удалого командира, за которым они все пойдут. Печальные и меланхолические песни хорошо петь перед сном, чтобы легче уснуть, или чтобы «напускать вуали» на девичьи мозги. Для ходьбы лучше жизнеутверждающие, бравурные марши.

 Спуск с перевала простой. Быстро сбежали к ручью в горном цирке. По низким берегам, среди короткой, густой травки, росли куртинки золотого корня, с посаженными друг против друга мясистыми листочками-палочками и скромными головками желтоватых соцветий.
 Отдали дань ботанике и наковыряли Кехиным айсбалем кучку лекарственного сырья. От корня сладко пахло розой. Долго, так что замёрзли руки, мыли в ручье и сортировали золотистые, пахучие корневища. Много было гнили.
 Пошли ниже и пожалели, что поторопились рвать и хапать - тут корень рос гуще. Здесь условия лучше, корень процветает, крепок и здоров, но было жаль выбрасывать плоды своих трудов. Легко убедив себя, в том, что чем выше рос корень, тем он полезней, и отправились дальше.

 Люди ходят здесь редко. Не было даже подобия тропы. Началось что так Кеха не любит — хождение по густым, безжалостным зарослям кусачих кустарников из карликовых берёз, горной ивы и кедровых стлаников. Часто по реке идти было легче, чем протискиваться через переплетение упругих стволов.
 Долина сужалась, становилась глубже. Левый берег оградился крутыми бастионами скальных стен. Лес начался с нескольких худосочных пихт с сухими вершинами, но скоро стал гуще, заполнил всё пространство. Появились раскидистые кедры. Долина ещё сузилась, оборвалась каскадом водопадов.
 Река сверкающим, прозрачным потоком продралась сквозь острые камни, мелкой гребёнкой торчащие на краю обрыва, прыгнула со скалы в чашу, разбилась облаками водяной пыли, вскипела белой пеной, собралась силами и отчаянно бросилась в следующий слив.
 Солнце зажигало в мельчайших капельках воды живые фонари праздничных, разноцветных радуг. Капли оседали на камнях, листьях и хвое деревьев, траве. Зелёный цвет растений, серый, чёрный и коричневый цвет камней и скал от всё пропитавшей влаги стал ярким, словно под слоем прозрачного, волшебного лака.

 Внизу, там где вода вновь соединялась в поток, на берегу черный след старого костра. Острые травинки успели прорасти сквозь угольки. Природа быстро залечивала ранку, причинённую человеком. Тут же валялась ржавая консервная банка, и стояла прислонённая к дереву сухая палка-таганок. Вот и камни на которые её прилаживали.
 Как по-разному действуют на нас одни и те же предметы, в зависимости от обстоятельств! Ржавая банка в людном месте впечатлительного Кеху скорее бы огорчила до матов и зубовного скрежета, здесь - обрадовался ей как старой знакомой.
 Место для обеда было удобное и логичное.
 Туристы говорят: «Тропа всегда права.» Решили с тропой не спорить и быстро сварганили по чашке жидкого супчику. Продукты кончались, оставалось утешаться знанием, что без еды человек может существовать до ста дней. Им голодать сутки, или чуть больше. Путешественники были в полном шоколаде по сравнению с голодающими.

 Ниже водопада горы отступили от реки. Но идти легче не стало, всё освободившееся место на береговых террасах заняли густые заросли. Молодые, упругие кусты и деревья встали стеной. Русло - труднопроходимая мешанина из круглых огромных валунов, вязкого песка и ила, ободранных, белесых от воды и солнца, словно костяных стволов.
 Матерились, шли, терпели. Потом долина распахнулась во всю ширь. Крутые склоны остались за спиной. Деревья стали выше и толще, кусты исчезли. Лес посветлел. Всё чаще стали встречаться белые стволы берёз.
 Здесь надо держать ухо востро. Предгорье любимое место обитания клещей, но друзья вымотались, им было не до клещей, тупо брели, уповая на везение и покровительство того, кто им помогал всё время. И он не подвёл.
 Единственного полудохлого клеща Сашка обнаружит на своём теле в городской бане, куда придут после похода смыть с истощавших чресел пыль дорог. Измученное насекомое так и не смогло присосаться к худому и жесткому телу друга. Печальная судьба - сдохнуть в трусах человека в одном укусе от пяти литров живительной крови.
 День и силы кончались. Ещё недавно полноводная горная речка иссякала, превращалась в тоненький ручеёк, терялась среди камней. Без воды трудно, пора выбирать место для ночёвки.
 Горы остались за спиной. Завтра не будет ни каких перевалов, кустов и камней. Завтра будет дорога, брод через Иркут, сельский магазин, в котором можно будет, наконец, купить булку белого хлеба и съесть её целиком, не отмеряя порции, ни чего не оставляя на потом. Хотелось именно хлеба, не разносолов, а простого пахучего хлеба, и ещё молока белого и холодного.

 Костёр развели из сухого плавня в русле реки. Солнце уже скрылось за горами на западе, но ещё долго светило из своего вечернего логова на летучие кучи облаков золотым и розовым.

 Земля вращалась, солнце уползало за горизонт. Свет постепенно тускнел, небо наливалось чернотой, в которой одна за одной далёкими небесными маяками зажигались звёзды.
 Волшебный свет манил в звёздную гавань, куда все мы непременно отправимся, каждый в свой срок и время. Не торопите нас маяки, не все ещё дороги мы прошли на земле!

 На фоне тёмного неба, чёрным по чёрному, ночь рисовала прихотливый контур высоких, всё ещё близких гор и деревьев. Длинный летний день спешил на ту сторону планеты, оставив реке, лесу и звёздам звенящую тишину и покой. Только где-то близко, громко и надоедливо вскрикивала незнакомая птица.
 Костёр прогорал. Угли светились, очертив вокруг себя круг света и наполнив его теплом и уютом. Этот круг и был их домом.
 Хорошо тихо сидеть у костра и молчать. Что могут выразить суетливые слова? Как словами выразить разлитую небом над горами и лесом тихую музыку ночи, живой танец огней в костре, горьковатый запах дыма, кружащий голову аромат ночного леса.
 Каждой клеточкой тела Кеха чувствовал дыхание Земли, жил вместе с нею, был частью её, как деревья, как камни. Не тяготило прошлое, не беспокоило будущее. Мысль не забегала вперёд, не металась беспокойно с предмета на предмет. Каждое простое действие обрело осмысленность и глубину.
 Это чувство было непривычным и незнакомым. Он стал вспоминать, когда к нему пришло это состояние уверенности и внутренней улыбки, припомнил ночь у озера, ветер, небо с разноцветными звёздами, золото лунного света на вершинах, и тихое дыхание спящего друга. Тогда, именно тогда он ощутил своё единство с миром. Все городские проблемы, что привычно мучили его, назойливые, как песок в ботинке, показались мелкими и не страшными. В самом деле, что за беда, если от неё ни по башке не получишь, ни даже голодным не останешься?
 Глядели на огонь, молчали, сидели неподвижно, слившись с лесом, тихие, как деревья, наслаждаясь покоем. Вдруг, уголком глаза Кеха уловил быстрое, лёгкое движение.
 В их дом со стенами из света проскользнуло длинное тельце, подвижного, как ртуть, юркого зверька с круглым ушками на треугольной забавной мордочке, светло-коричневой гладкой шёрсткой и белой манишкой на груди. Зверёк по-хозяйски уселся между друзьями третьим членом их маленькой команды и уставился на затухающий костёр круглыми, живыми бусинами глаз.
 Горностай никогда не видел огня и людей и не подозревал какими опасными могут быть люди и их огонь. Он им доверился. Может своей маленькой душой принял, что эти люди, как сам он, частички живой природы, и не причинят ему вреда.
 Возможно это был не просто зверёк, это явился вечный дух - хозяин леса и гор, который все дни похода незримо хранил бестолковые головы друзей от беды и помогал, чем мог, пришёл прощаться.
 Так и сидели молча втроём — люди и хозяин гор, пока так же бесшумно и таинственно как появился, горностай растворился во тьме ночи, чёрной, как кончик его хвоста.
 Это странное и загадочное событие, в другое время бы удивившее друзей до изумления, после всего невероятного, что с ними произошло, воспринималось как обыденность.

 Если бы Кеха в книжке прочитал историю с описанием событий, что сам пережил, непременно бы решил, что автор бессовестно врёт, но, оказывается, жизнь часто чудесней и удивительней самых красивых историй, что люди придумывают про неё в дремучей тиши своих кабинетов. И ещё он подумал, что если сам не совершаешь поступков, то сам и не живёшь, а только скучающим пассажиром смотришь в окно вагона жизни, что проносится мимо тебя с бешеной скоростью. Мелькают города, ходят и действуют люди, но тебя это не касается. У тебя в купе все те же пустые разговоры, надоевшие лица, тот же жидкий чай, и так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, пока не кончится твоя поездка. Придёт равнодушный кондуктор, соберёт твою постель, и выведет тебя из вагона.