Холодно...

                Константину Янку (Янковскому)

Странные лица и странные судьбы –
Как незаконченный холст.
…В снежную темень прилечь и уснуть бы.
Иней на прядях волос.

Льётся холодное олово в сердце
От недописанных строк.
Холодно. Только уже не согреться.
Белый от снега висок.

Где неприкаянность, там безнадёжность
Чёрную ставит печать.
Бледная кожа немеет. Но можно
Снегом укрыться и спать…

Холодно. Вьются бесплотные тени.
Чудится шёпот и стон.
Время остыло. И длится паденье
В долгий бесчувственный сон.
Н. Ш.


Почему-то последнее время вспоминается трагически ушедший в 44 года, странный, непонятый и сегодня забытый наш брянский поэт Константин Янковский (1972–2016), творческий  псевдоним Константин Янк. Я лично знала Костю, когда начинала работать на литфаке. Он тогда был студентом этого факультета.

После окончания Брянского государственного педагогического университета имени И. Г. Петровского (1997) он некоторое время работал в школе – преподавал русский язык и литературу, чему я, честно говоря, была очень удивлена, потому что у него был вид и поведение человека, не вписывающегося в современную реальность или пытающегося противостоять ей. И действительно. Вскоре он ушёл из школы и дальше работал, где придётся: грузчиком, корректором, учеником печатника в типографии, дизайнером в фотоателье, сторожем, дворником.

Костя писал стихи с самого детства. Печатался в центральной и областной периодике, самиздатовских изданиях, интернет-изданиях. Все его стихи объединены в сборники «Чивирич», «Рылика», «Стишь», «Осиновая лира», «Голубой наив», «С высоты коричневой комнаты».
 В 2017 г. друзья Кости небольшим тиражом выпустили книгу его стихов «Я мог бы спеть на языке Фортран…»

Годом позже я держала в руках новый, переработанный макет этой книги.
Читать было очень интересно. Стихи яркие, цепляющие, трагичные, жёсткие, откровенные... Но меня потрясло другое. Расположенные в хронологическом порядке, они отчётливо демонстрировали признаки постепенной творческой деградации поэта.

Не справился Константин со своей не принимающей реальность душою. И  это очень печально.


* * *

Я из памяти вытащил скапки,
тараканьи похерил бега.
Может быть, и страшней будут сказки.
Может быть. Небольшая беда.

Сам не знаю, зачем я невесел.
Ибо это с рожденья. Пока
нет во мне побеждающей спеси
плюс энергии полубыка.

Снова осень, а что это значит?
Что последний червонец пропит.
Что надежда, как солнечный зайчик
на мгновенье меня ослепит.

А лукавый, бесстыжий сентябрик
мне за пазуху – листья дубов,
мне за ворот – оранжевых яблок,
мне на ушко – диагноз: любовь...
Из сб. «Рылика»


          *  *  *

Пел тебе – помнишь? – песенки
и что очень люблю, говорил,
и цветы покупал, персики,
и гуляли мы с тобой до зари.

А теперь упадёшь в обморок,
если наши сложить года.
Жизнь заставила слезть
                с облака,
и кусаемся хоть куда.

А всё было так тихо, мирно так,
и не глючило нас
                так.
А теперь я и «пьянь», и «выродок».
Очень часто в ответ – кулак.

Что в разоре гнездо – знать, не ласточка…
я же –
           стреляный воробей.
Значит, стоим друг друга…
                Лапочка,
я так долго скучал по тебе.

Не над нами ли, не со смеху ли
тараканы падают с люстр?
Хочешь, милая, в церковь поехали?
Стыдно? – я за тебя помолюсь…
Из сб. «Голубой наив»


Подойти пробую...

К церкви близко подойти пробую –
не пускает на порог бесушко:
то калошу потерял правую,
то святой воды налить не во что.

Утопая в нищете гордости,
плёл унынию псалмы серые...
Не отринь меня совсем, Господи!
По-дурацки, но теперь верую.

Дохложабо я плыву бе;з пути,
в ловлю мух совсем душа вдарилась.
Без Тебя я, как (прости, Господи)
без окружности пустой радиус.

Я крещён огнём, крещён голодом,
но, влюблённый в тишины музыку,
за безделье пред моим Господом
духом равен стал почти жмурику.

Из лучинок смастерю крестичек
и на лапоть наплюю теряный...
Вот иду я, божий раб Костичек,
Обрести лицо в святом тереме.