Глава 4. Нищета духа как эпистемологическое услови

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Эти слова, знакомые до банальности, были выхолощены морализирующим толкованием до состояния утешительной притчи для слабых. Мне же открылось, что в них сокрыт суровый и единственно верный эпистемологический принцип, фундамент всякого подлинного Богопознания. Нищета духа — это не добродетель смирения, не психологическое состояние уничижения. Это — тотальное банкротство познавательных способностей человека перед лицом Абсолюта. Это крах всех моих попыток ухватить Бога инструментами рассудка, чувства или внешнего знания.

Долгий путь через «тюрьму рассудка» и искушение «драгоценными камнями» мертвого знания привел меня к осознанию апории начала: Бог, данный мне априори в вере, при первой же рефлексии рассыпается в прах. Его бытие в моем сознании оказывается столь же неопределенным, как и небытие. Вся моя субъективная вера, все мои сердечные переживания и все богословские эрудиции оказались беспомощны. Они подобны ветхим мехам, не способным вместить новое вино. Я уперся в стену: я не могу начать познание Бога, ибо не имею для того основания. Любой исходный пункт — будь то чувство, догмат или философская абстракция — оказывается частным, конечным, а значит, неистинным по отношению к Бесконечному.

Именно в этом тотальном тупике и рождается та самая нищета духа. Это не я решаю быть нищим; это истина моего положения является мне во всей своей неумолимости. Я выхожу в пустыню собственного сознания, лишенный всех прежних опор. Здесь происходит феноменологическая редукция в ее самом радикальном смысле: за ненадобностью отбрасывается не только мир, но и все мои представления о Боге. Остается лишь чистое, пустое «здесь» сознания и ослепительная, невыносимая тьма непознанного Абсолюта.

В тексте 2 это состояние описано так: «понять нищету своего духа перед Ним, так как нищета моего духа раскрывается сообразно пониманию Истины». Чем яснее я начинаю видеть сияние Божественной Идеи, тем очевиднее становится абсолютная пропасть между Ней и моей собственной природой. Это не самобичевание, а трезвый эпистемологический диагноз. Мое сознание, не рожденное еще от воды и Духа, есть лишь «драгоценный камень» в почке, мертвый кристалл абстракции, не способный к живой связи с Целым.

И вот, в этой точке абсолютного нуля, происходит парадокс. Именно когда я очищен от всякой претензии знать, когда я признаю свою познавательную нищету, — зеркало моего сердца становится чистым. Как сказано в тексте 3: «в зеркале своей духовной нищеты я чист сердцем и вижу Божественную Идею». Пустота, которую я обретаю, оказывается не вакуумом отсутствия, а высшей восприимчивостью. Сознание, опустошенное от субъективного содержания, становится идеальной «почвой», готовой принять в себя «Семя-Слово».

Это и есть эпистемологическое условие возможности Богопознания. Всеобщее не может быть усвоено частным, конечным инструментом. Оно может быть лишь явлено в нем как его собственная, имманентная основа. Но для этого частный инструмент — мой дух — должен быть сломлен в своей автономии, должен признать свою нищету. Только тогда, как описывается в тексте 11, происходит невероятное: «мое я, которым я так дорожил, оказалось жадным деревянным человечком в кукольном спектакле... Я пришел к Истинному Себе, который не имеет я, к общему со всеобщим Духом».

Таким образом, нищета духа — это снятие эгоцентричного субъекта познания. Это «крестная смерть» рассудочного «я», которое, умирая, обретает возможность воскреснуть уже как орган всеобщего Разума. Это не уничтожение личности, а ее коренное преображение: из тюрьмы самости она превращается в живой храм Духа.

Поэтому Царство Небесное, обетованное нищим духом, — это не потусторонняя награда, а имманентное следствие этого эпистемологического акта. Это состояние сознания, в котором познание Бога становится возможным, ибо познающим является уже не я, но «ум Христов» во мне. Нищета духа — это дверь, и она столь узка, что пройти через нее можно, только оставив за порогом весь свой познавательный багаж. Но тот, кто решается на эту kenosis, это само-опустошение, обнаруживает, что утратив свою душу, он обретает ее — ибо находит ее в Боге