Безмятежность

                На днях попалось мне на глаза давно забытое слово – безмятежность. И слышится в нём не кошачье мурлыканье, не воркование сизарей, а журчание родника в малахитовой чаше соснового бора. Сколько раз я перечитала его, столько раз волна нежности поднималась и мягко прокатывалась внутри меня. Детство, отрочество и юность мою нельзя назвать безмятежными. Тем более удивительно, что именно это слово разбудило незатейливые воспоминания простого и, вместе с тем, незабываемого опыта взросления. Хранятся в закромах души моей истории совсем безрадостные и порой жестокие, где журчащему слову "безмятежность" не находилось места.

                Когда мы сделались городскими жителями, мама любила сплавлять меня на лето к тётке в деревню. Чартерных рейсов в Анталию в то время не существовало. В поездах, следовавших на Черноморское побережье и в Крым, свободных полок для всех желающих не хватало. Зато существовала традиция отправлять своих отпрысков на летние каникулы к деревенской родне. Меня с удовольствием оставляли погостить. У тётки было два сына, между собой братья не ладили. Мальчишки постоянно дрались и грызлись по любому поводу, при мне же в доме устанавливался относительный мир. Братья и представить себе не могли, что можно по доброй воле ходить в библиотеку, а я развлекала их тем, что пересказывала истории из прочитанных за зиму книжек.

                Однажды кто-то из горожан научил местных ребят игре – «махнём не глядя». Витька попался на эту удочку и в результате слепого обмена получил белую крысу. Он притащил крысу домой и стал пугать ею Митьку. Тот психовал и, покрываясь красными пятнами, лез в драку. Обычно я придерживалась нейтралитета, но на этот раз была полностью на стороне младшего брата. Никогда не понимала людей, сюсюкающихся с этими отвратительными существами. Витька носился с крысой до самого вечера. Ему доставляло огромное удовольствие дразнить и доводить до слёз бедного Митьку. Ко мне Витька не совался, и всё же обедать, когда по столу разгуливает крыса, удовольствие так себе. Я не могла дождаться, когда этот ужасный день закончится. Наконец, взрослые пришли с работы. Первым делом Витьке влетело от матери, а когда он огрызнулся, то получил увесистую оплеуху от отца:

                – Ты, я вижу, совсем дурак! Хозяйства полный двор, а ты крысу приволок!

                – Батя! Ой! – Витька не успел увернуться от второй затрещины и растирал ладонью пунцовое ухо.

                – Чего, батя! Сейчас же убирай эту тварь, чтобы духу её здесь не было.
 
                – Она же домашняя, куда я её теперь? – ещё на что-то надеясь, канючил Витька.

                – Я сказал, избавься. А ты, Митька, проследи. Не вздумайте за околицей выпустить. Узнаю, семь шкур спущу с обоих. Вся деревня знает, что она у тебя. И не дай бог, кому скотину попортит, – дядя Вася показал увесистый кулак и склонился над умывальником, давая понять, что разговор окончен.

                Загорелая до черноты физиономия Витьки приобрела цвет топлёного молока, всего несколько минут назад он куражился над младшим братом, а теперь от прежнего превосходства не осталось и следа. Он жалобно посмотрел на меня, ожидая поддержки и выскользнул бледной тенью в дверной проём. Мы с Митькой вышли следом. В то лето послеобеденный зной часто сменялся ливнями, и за огородами образовалась огромная лужа. Витька не придумал ничего другого, как закинуть крысу в эту лужу. Крыса благополучно выплыла. Витька от отчаяния чуть не расплакался. Я объяснила:

                – Крысы прекрасно плавают.

                – А как же в мультике про гусей?

                – Не про гусей, а про заколдованного Нильса, – поправил его Митька.

                – Ты ещё тут, – Витька замахнулся, но ударить не посмел.

                – У него же волшебная дудочка была, – сказала я, понимая, что Витьке от этого легче не станет.

                Он ещё несколько раз закидывал бедную крысу в воду. Бросал в неё камнями, но ничего не помогало, ненадолго уходя под воду, крыса выныривала и снова выползала на берег. Митьке надоело стоять без дела, и он принялся швырять камнями в запуганного зверька. Теперь не он, а крыса была в роли жертвы. И Митьке это понравилось. Осмелевший Витька обратился ко мне:

                – Помогай, а то так и будем здесь торчать.

                Я всегда отзывалась на призыв о помощи, но не в этот раз. Нехотя подняла камень и бросила. Кусок грязи рассыпался в воздухе:

                – По-моему ничего из этого не выйдет.

                Митька с нескрываемой радость бомбил поверхность лужи выцеливая крысиную голову. Это был тот редкий случай, когда братья действовали заодно. Мне было не по себе от такого единения. Всё больше наливаясь злостью от собственного бессилия, Витька всерьёз намеревался уничтожить крысу. Весь день он носился с ней, гладил и кормил из своих рук. «Говорят, что крысы хитрые и умные животные. Куда ты лезешь. Беги! Беги!» – с досадой думала я. Но крыса возвращалась к Витьке, как приговорённая. У неё напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Похоже она признала в нём своего хозяина. И тут из-за моей спины неожиданно возникла фигура в брезентовом дождевике:

                – Чем это вы здесь занимаетесь? – пробасил незнакомец.

                – Да вот в «махнём не глядя» белую крысу выменял, а батя ругается. Утопить велел, а она, зараза, не тонет, – пожаловался Витька и с тайной надеждой уставился на прохожего.

                – Понятно. Давай её сюда, – мужик выкинул вперёд длинную ладонь, зажал в ней крысу и опустил в глубокий карман тяжёлого плаща.

                Лицо человека я так и не увидела, мешал наброшенный на голову широкий капюшон с отворотом. Это был деревенский пастух. Он пригнал стадо и шёл в свою покосившуюся избушку, которая стояла на отшибе. Перекинутая через плечо длинная плётка, спускалась с его спины и тянулась по земле крысиным хвостом, сбивая утяжелённым жалом фиолетовые ирисы. Не веря, что мои мучения и мучения крысы закончились, я зазевалась, глядя ему в след. Братья уже рванули в сторону дома. Пришлось догонять. Витька с радостью доложил отцу, чем закончилось дело. Дядя Вася обозвал пастуха малахольным. Сразу же после ужина легли спать. На ночь все окна в доме закрывались. Почему не знаю. Оставалось распахнутым только окно на кухне. В тесной детской было не продохнуть. Братья расстелили на полу перину и быстро заснули. Расправа над крысой их явно не беспокоила. Через пятнадцать минут Митька уже лежал поперёк постели и закинул ноги на подушки. Витька скатился с перины и упёрся головой в стену. А мне в сизом полумраке оконного проёма мерещилась улыбающаяся крысиная морда в капюшоне. Наконец, тучи сомкнулись, крысиная морда исчезла и хлынул спасительный дождь. Запахло свежестью, но ненадолго. Я слышала, как кто-то из взрослых встал, чтобы закрыть створки кухонного окна.