Сглаз... часть 2

Продолжение...

Утро началось на работе с тревожного гула, которого не должно было быть.

Олег, едва переступив порог цеха, почувствовал неладное. Воздух, обычно наполненный ритмичным стуком, шипением и ровным гудением десятков станков, сегодня вибрировал от другого звука,  тревожного, прерывистого молчания. В самом его центре, вокруг агрегата №7, стояла небольшая группа рабочих и мастер с умным видом склонился над разобранным узлом.

Олег подошел ближе, с неприятным предчувствием сжимая в руке свою сумочку со сменной обувью.

— А, Колесов, — мастер, Владимир Степанович, поднял на него усталые глаза. — Твой станок. Полетела ведущая шестерня в редукторе. Зацепилась, сука, за сбойную заготовку и зубья посрывало!

Олег молча кивнул, глядя на внутренности механизма. Сломанная деталька, небольшая, но сложной формы, лежала на верстаке, как свидетельство непредвиденной остановки. Без нее весь конвейер участка вставал. План, сборочный цех, премия,  всё это мгновенно повисло на волоске...

— План-то выполнять надо, — Владимир Степанович вытер руки о ветошь. — Сборочники встанут к обеду, если мы им вовремя не подкинем. Беги к ремонтникам. В ремцехе есть токарь, Алексей. Пусть выточит новую. Чертеж в базе есть, скажешь, они найдут...

Ремонтный цех находился в старой, приземистой пристройке к главному корпусу. Олег бывал там редко, раз-два в год, когда ломалось что-то серьезное. Воздух там пахнул по-другому — не свежей стружкой и охлаждающей эмульсией, а старой окалиной, ржавчиной и едкой смазкой. Это было царство не серийного производства, а штучного, почти ювелирного ремонта...

Токаря Алексея Олег знал в лицо. Как и сотни других людей на гигантском заводе. Они часто пересекались у проходной в утренней и вечерней толчее. Высокий, сутулый мужчина лет пятидесяти, с вечно небритыми щеками и тяжелым, отсутствующим взглядом. Они никогда не общались, не перекидывались парой слов о погоде. Просто два винтика в одной огромной машине, вращающиеся на разных валах.

Олег нашел его у старого, но добротного универсального станка.

Алексей что-то обмерял штангенциркулем, его большие, неуклюжие пальцы удивительно ловко обращались с точным инструментом.

Олег подошел, слегка нервничая. Он никогда не был хорош в подобных контактах.

— Алексей, здравствуйте! — начал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Токарь медленно повернул голову. Его глаза, серые и холодные, как сталь, скользнули по Олегу без всякого интереса.

— Мастер первого цеха попросил передать, — Олег протянул сломанную шестеренку. — Надо выточить новую. Станок стоит, а план надо выполнять, сборочный цех встанет, если мы...

Олег не успел договорить.
Лицо Алексея исказилось гримасой внезапной, непонятной злости. Он с силой швырнул штангенциркуль на верстак, так что тот со звоном отскочил и упал на пол. Затем схватил ветошь и с той  же неоправданной злостью  бросил ее на станину станка.

— А мне похеру, ваш сборочный! — проревел он, его бас, грубый и сиплый, даже заглушил гул оборудования.
Глаза налились кровью. — У меня таких заказов, как у тебя, хоть пруд пруди! Целый день тут бегают, как тараканы, со своими «срочно» и «планами»! Будет время,  сделаю!

Олег отшатнулся, словно от удара.
Он ожидал простого ворчания, недовольства, просьбы подождать. Но не такой немотивированной, дикой агрессии. Он стоял, не в силах вымолвить слово, чувствуя, как кровь приливает к лицу от обиды и несправедливости.

— Чего уставился, как баран? — продолжал орать Алексей, приближаясь. От него пахло потом, металлом и чем-то кислым. — Пошел нахрен, ходят тут всякие! Сказал же,  будет время, сделаю! Понял?

Ошеломленный, униженный, Олег молча положил сломанную деталь на замасленный верстак рядом с токарем.
Он развернулся и пошел к выходу, сжимая кулаки. В висках стучало. Сквозь гул цеха он все еще слышал за своей спиной бормотание: «...ходят тут, мрут их планы... начальство, блиин!...»

Олег толкнул тяжелую дверь ремцеха и вышел в переход. Прохладный воздух ударил в разгоряченное лицо. Он сделал несколько шагов, и тут на него, как лавина, обрушилась обида. Горячая, удушающая, горькая...

Его оскорбили. Ни за что! Унизили просто так, чтобы выплеснуть свою собственную черноту. Он, который никому никогда не грубил, который просто делал свою работу?

Он остановился, повернулся назад, к закрытой двери ремцеха. И в сердцах, почти не думая, мысленно, но с такой силой, что казалось, слова должны быть слышны сквозь бетон, выпалил:

— «Чтоб тебе пусто было, придурок! Чтоб ты сдох, тварина!»

Фраза вырвалась сама, как вырывается пар из перегретого котла.
Сразу же ему стало немного стыдно, но и намного легче...

Мысль о соседском алкаше, об остановке сердца, мелькнула, как удар током, но он тут же отогнал ее:

—  «Чушь. Совпадение. Этот просто скотина, и всё. С ним такое всегда, видимо,  бывает!».

Олег вернулся в цех и доложил мастеру, что деталь в работе, но токарь загружен.
Владимир Степанович хмыкнул: «Нууу, Алексей он такой, его не торопят. Ладно, поставим тебя пока на соседний свободный станок, будешь делать втулки. Как сделают,  перейдёшь обратно».

Смена тянулась мучительно долго. Олег работал на чужом станке, непривычном и неудобном, и постоянно оглядывался на дверь, ожидая посыльного с новой деталью. Его мысли возвращались к Алексею. К его злобному, перекошенному лицу. И к тем словам, что он мысленно ему послал. Чувство стыда сменялось злостью, а злость, злость была  холодным, каким то  неприятным предчувствием...

На следующее утро, едва Олег переодел обувь и подошел к своему, всё еще молчащему станку, к нему направился Владимир Степанович.

Лицо у мастера было озабоченное и немного растерянное:

— Колесов, вставай на соседний станок, продолжай эти втулки делать!

— А мой станок? — спросил Олег, хотя ответ он уже с ужасом начинал чувствовать нутром. — Деталь так и не сделали?

Владимир Степанович вздохнул, понизив голос.

— Деталь-то сделают. К концу смены будет. Другой токарь взялся. А тот... Алексей, токарь из ремцеха... — Мастер мотнул головой в сторону пристройки. — Вчера ночью дома умер. Соседи скорую вызывали. Говорят, остановка сердца...

Мир вокруг Олега на мгновение поплыл...

Звук цеха, гул, стуки, шипение,  отступил, превратившись в оглушительный звон в ушах.
Он почувствовал, как его собственное сердце, обычно работавшее как часы, сперва замерло, пропустив удар, а затем принялось колотиться с бешеной, неровной частотой. Оно словно пыталось и «троить», и «четверить» одновременно, выпрыгнуть из груди, забиться в панике.
В горле всё сразу пересохло...

— Как... умер? — выдавил он, с трудом фокусируя взгляд на лице мастера.

— А хрен его знает. Мужик в возрасте, не сахарник, наверное. Работа нервная. Врачи сказали,  инфаркт, скорее всего. Вот так, живешь-живешь, и нет тебя. Ладно, работай, не отвлекайся...

Владимир Степанович ушел, а Олег остался стоять у чужого станка, не в силах пошевелиться. Он не видел больше ни цеха, ни станков, ни соседей. Перед его глазами стояло только одно: красное, перекошенное злобой лицо Алексея...

Две смерти. Остановка сердца. И его проклятие...
И там, и там...

Слово «проклятие» возникло в сознании само, огромное, черное, пугающее. До него наконец-то, с леденящей душу ясностью стало что то доходить. Это не совпадение!
Слишком уж похоже. Слишком уж... Как то вовремя это происходило...

Он ведь мысленно желал им смерти. Со злостью, с ненавистью, от всей души.
И они умирали. В тот же день. В тот же вечер...

Если это так... Если это правда... то что же это такое?

Он медленно, как автомат, подошел к станку, включил его. Руки сами взяли заготовку, установили ее, нажали кнопку. Но сознание его было далеко. Оно металось в панике, как птица в клетке...

«Я... убийца? — пронеслось в голове. — Но я же ничего не делал! Я только... подумал».

Мысленное проклятие?
Сглаз?
То, во что он никогда не верил, над чем всегда смеялся, читая бабушкины суеверия. Это оказалось реальным. И это было сейчас в нем!

Его тело работало, а разум пытался осмыслить чудовищность этого открытия.

Страх был в этот раз для него  разным.
Сначала, это животный ужас перед тем, что он обладает такой непонятной и страшной силой.

Затем,  страх разоблачения:

— «А если кто-то догадается?»

Но кто может догадаться? Никто ведь и  не знает о его мыслях...

Самый же сильный, подтачивающий страх был в другом.
Если это правда, то он... Просто сходит с ума?

Нормальные, здравомыслящие люди не убивают людей силой мысли.
Значит, он либо сумасшедший, который только воображает себе эту связь, либо... он настоящий монстр!

Он чувствовал, как почва уходит из-под ног. Все привычные законы мира, в котором он жил, рушились. Вместо них возникала какая-то мрачная, иррациональная реальность, где его сиюминутная злость становилась смертельным приговором для кого то...

«Крыша поехала, — отчаянно пытался он убедить себя. — Это стресс. Недосып. Просто череда трагических случайностей».

Но в глубине души он уже не верил в такие странные  случайности. Он уже почти что  верил в проклятие. Свое собственное!

Сердце его всё еще неровно стучало, напоминая о двух других сердцах, которые перестали биться.
Наполовину от страха, наполовину от ужасающей, непередаваемой тяжести вины, которая начала оседать на его плечах, давя с силой в тысячи тонн...

Продолжение следует...