эх, деревня...

Коля был толст, носил очки, был следователем РУВД и мечтал жить в деревне. Сельская женщина была по его словам Мадонной, не та которая поёт, а которой молятся. И он познакомился с Валей. Валя торговала на рынке сельхозпродукцией. Картошкой. Сорт синеглазка. Коля читал ночами литературу про деревню. Научную. Валя сдалась. Как крепость. Коля взял её измором.
Для моральной поддержки он решил прихватить меня. Я отнекивался. Ссылался на дела. Коля сказал, что я разрушу его жизнь. Личную. Тем более, что Валя пригласила. Он тряс мятым листком бумаги, где округлым почерком был написано название её деревни и дата свидания. Я чувствовал себя Меркуцио, которого поджидает Тибальд. Коле Шекспир был по барабану. Ведь старина Уильям не писал про деревню.
Вода в прудах была тёмная. От прудов уходила обсаженная с двух сторон дубами аллея. В ней было мрачно. Желуди звонко цокали, падая на кое- где сохранившееся каменные плиты из белого ноздреватого камня. В конце аллеи стоял памятник Дзержинскому. Он пучил гипсовые глаза, смотря на пруды. Наверно, тёмная вода ему нравилась.Проезжающие мимо трактора закидывали его грязью из под колес. Шинель Феликса приобрела естественный вид. Грязновато-болотный. С боков. Спина у него оставалась белой. Первоапрельской.
За спиной памятника была бывшая барская усадьба с кокетливыми завитушками на облупленных колоннах. Ветер посвистывал между ними и гнал опавшую листву по выщерблиным ступеням лестницы водопадом сбегающей от парадных дверей. На фронтоне бился в конвульсиях плакат, с лихой надписью "Пятилетку в четыре года". Дальше тянулась улица, коровьи лепёшки были разбросаны тут и там.
Автобус с шипением распрямил гармошки дверей и уполз в белесый туман, только сверкнули два красных стоп-сигнала. Дымящий козью ножку селянин рассматривал нас. Махнув сучковатой палкой, на которую он опирался до этого, громко кашлянув сказал
- Валька- там живет.
Идти было не далеко. В деревне всё близко.
Читать дальше...Свернуть
Во дворе дома стояли длинные столы и скамейки. Небо закрывало громадное полотно брезента, натянутое между домом и забором.
-Садитесь -пригласила нас женщина с морщинистым лицом.- Гости скоро будут.
-А Валя?
-Молодые будут позже.
Из-за дома тянуло дерьмом.
-Это навоз. Биологическое удобрение-весомо констатировал Коля.
Бремя Меркуцио упало с меня. Мы закурили.
Гости пребывали группами. Некоторые в галстуках. Все рассматривали нас. Мы независимо курили. Молодые приехали на "Москвиче" чистом и в ленточках. Жених и невеста были как костяшка домино. Он- в черном, она- в белом. Магнитофон истерично заорал голосом Магомаева "А эта свадьба пела и плясала." Гости вытягивали шеи. Некоторые сняли галстуки. От картошки шел пар, помидоры посверкивали боками, огурцы топорщили колючки. Квашеная капуста белыми горками лежала в мисках,морковка в ней выглядела заманчиво. От запаха солёных огурцов чесался нос. Куски вареного мяса, посыпанные редкими кристаллами крупной соли, лежали вповалку. Холодец ждал своей участи. Жареная рыба была молчалива и равнодушна ко всему. Бутылки темного стекла с портвейном мирно соседствовали с простецкими бутылками, горло последних было заткнуто газетным кляпом. Вездесущий Буратино топорщил свой нос под надписью "газированный напиток". Взрослые ему не верили. Рюмки тяжелого стекла были похожи на отставных балерин. Все громко говорили.
Кто-то проорал
-Горько.
Жених и невеста как две механические куклы дружно встали и поцеловались. В засос. Дети улюлюкали. Все выпивали и закусывали. Потом были танцы. Какой-то мужик мрачно отплясывал в углу, тупо глядя на стену, где кривлялась его тень. Я танцевал с местной учительницей. От неё пахло хлебом и портвейном. Коля солидно беседовал с агрономом о видах на урожай. Агроному было скучно и он подливал Коле местное бургундское, произведенное из винограда, который здесь кличут просто-свёкла.
Фотограф пытался понять какой стороной фотографирует его фотоаппарат. Гармонист играл тихо и печально. Музыканту подали стакан. Со стаканом в руке не поиграешь. Магнитофон залили напитком и он тоже смолк. Гости пели. Громко. Некоторые с чувством. Кто-то плакал. Кто-то смеялся. Мы пошли искать туалет, но заблудились.И достигнув забора решили, что туалет здесь. Коля держась за ремень своих брюк оживленно рассказывал о прелестях деревенской жизни. Потом он понял, что ошибся. Его светлые брюки стремительно темнели от известного места и далее вниз. Меня застукали, когда я рылся в хозяйском шкафу. Фингал мне поставили четко и просто- как колхозную печать. Спасла меня невеста, выдавшая Коле шаровары эпохи строительства Беломор-канала. Мне налили местного лекарства.
И под волшебное слово-Фройндшафт-я принял его внутрь.
Местная знахарка плюнула мне в глаз. И попала. В здоровый. До плевка. Мир для меня померк. Но это было не важно. Была ночь. И хотелось спать.
Утром мы постирали у колодца Колины штаны и умылись.
-Как погуляли?-спросил водитель автобуса.
Открыть рот мы побоялись. В нас булькала жидкость, которую нам налили на дорожку. Как два минера с опасным грузом мы примостились на потертых сидениях. Из открытого окна капал дождь. Это было приятно. Коля придя в чувство вовсю беседовал со старушкой о методе Докучаева и эрозии почвы. Старушка уважительно кивала. Автобус вез нас домой. В город. Там привычней. Для нас, бывших деревенских.