Воспоминания

Глава первая

Чем дальше нас уносит время от нашего счастливого детства, тем меньше остается живых свидетелей тех знаменательных и интересных для нас событий.
Да и их уже, этих свидетелей, никого почти не осталось.
Детство мое - это улица Свободы от старого рынка до плоцкого оврага.
Послевоенное время, оно запомнилось мне интересными людьми и событиями: это и  нужда, это и вечное недоедание, и это особая дружба, которой сегодня нет.
Это было в силу того, что мы пацаны конца сороковых-начала пятидесятых все свое свободное время проводили на улице.
У нас не было тогда планшетов и смартфонов, у нас не было даже телевизора дома.
Черный, круглый репродуктор знакомый нам по фильмам военной поры - это была наша связь с внешним миром.
Отсюда мы черпали все международные новости и события, узнавали о происходящем в своей стране и за рубежом.
Узнавали сводку погоды, и считали это большим человеческим прогрессом и нашей радостью.
Наш поселок, где я родился и провел свое счастливое детство стал застраиваться после войны выходцами из близлежащих сел и деревень.
В их числе оказались и мои родители.
Отец мой Алексей Дмитриевич Сергеев был родом из деревни Новоселки, а мать Лидия Ивановна из соседней Вошни, что находились рядом с селом Семьинское - родиной наших юрьевских поэтов Александра Андронова и Александра Демидова.

Я родился в сентябре 1949 года в районном городе Юрьев-Польский, что находится в шестидесяти семи километрах от областного центра Владимира .
Мой отец был по профессии плотник, профессии, очень востребованной в те времена в наших краях.
Первые события детства, которые запали мне в память, это большой пожар 1953 года, когда жарким летом по четной стороне нашей улицы сгорело сразу пять домов.
В их числе был и наш дом.
Когда начался пожар, моя мать отнесла меня через дорогу к соседям, и я смотрел, как горит мой дом из окна дома друга моего детства Гены Аксенова.
После пожара мы с матерью стояли над пепелищем и мать плакала.
А я ее успокаивал: мама не плачь, папа привезет из леса прутиков и построит новый дом.
Отец и вправду сумел быстро построить новый дом, и к началу зимы мы уже обживали наше новое жилище.
Он был пустой и без мебели.
Нужда не отпускала нашу семью, надо было и строиться и как то, и чем то питаться.
Мы с матерью ходили по домам и как погорельцы просили у людей милостыню.
Нам помогали, кто чем мог.
Помню, что в передней нашего нового дома стояла только панцирная койка, а на кухне был стол пара табуреток и большая деревянная лавка.
Отец сорвал себе спину и постоянно мучился спиной.
Поэтому он спал в кухне на большой русской печки, и прогревал себе спину.
Книжек у меня тогда еще не было, но рисовать я умел хорошо с раннего детства.
Напротив нас через стенку, от уже упомянутых Аксеновых, жила семья Щекиных.
Главу семейства Петра Тимофеевича, бывшего городского депутата у нас уважала вся улица.
Летом Петр Тимофеевич ходил в белом военного покроя кителе и такой де белой фуражке, знакомой нам по фильмам тридцатых-сороковых годов.
Его жена, полная тезка моей матери, Лидия Ивановна была учительницей начальных классов.
Запомнился один момент, когда моя мать попросила Лидию Ивановну присмотреть за мной на какое то время.
Лидия Ивановна согласилась, и чтобы чем то занять меня дала мне книжку, листок бумаги и карандаш, и попросила меня нарисовать лицо котенка с книжки.
Я сам не помню этого момента, но мать моя часто рассказывала, как была удивлена наша соседка Лидия Ивановна, когда увидела плоды моего художественного таланта.
Котенок получился что надо, очень похожий на книжный оригинал.
Последние мои увлечения рисованием закончились с окончанием моего детства, когда их сменили другие более взрослые увлечения.
До пожара в нашем доме жила еще одна семья, это моя бабушка Наталия Ивановна Базарова - мать моей матери, Тётя Маруся Харитонова - материна крестная и ее старшая сестра, и мой двоюродный брат Валентин, сын тети Маруси, который привил мне большую любовь к спорту.
После пожара им выделили однокомнатную квартиру в трехэтажном доме, что находится на перекрестке двух дорог,  рядом с новым городским рынком, которые ведут из центра, одна в сторону завода "Промсвязь", а другая в сторону Покровской церкви.

Глава вторая

Первыми друзьями моего детства были Гена Аксенов и Леша Софронов.
Гена был старше нас с Лехой,
Меня на три с половиной года, а Леху на два с половиной.
Время шло, мы подрастали и круг моих друзей становился все шире и шире. Главной нашей детской страстью были летом футбол, купание, игры в прятки и салки, а зимой лыжи и санки.
На санках мы катались с горы от Тюрина дома вниз к тарному складу, а на лыжах для нас самым любимым местом был песчаный картер на плоцком овраге.
Купаться летом мы ходили к заводскому мосту.
Напротив, чуть наискосок от военкомата находилась кузня, где кузнецом работал зять Лехи Софронова дядя Коля Минин.
Дядя Коля был женат на Лехиной старшей сестре Зое, и жили они все в Лешкином доме.
Мы с Лехой были соседи домами и огородами.
А помощником у кузнеца, дяди Коли Минина работал Валентин Ищенко.
Выходцы с украинского Херсона Ищенки жили ближе к плоцкому оврагу с четной стороны улицы Свободы.
Это уже намного позже я узнал, что семья Федора Ивановича Ищенко переехала с херсонщины в наш город.
У Федора Ивановича и его жены тети Даши было шестеро детей.
Борис, Николай, Валентин, Татьяна, Надежда и Иван.
Каждый из братьев Ищенко был личностью для нас.
Старший из братьев Борис служил во флоте, он умел классно играть на гитаре, а уж, как он плавал брассом, так в нашем Юрьеве никто не умел.
Когда после гребка Борис выкидывал вперед себя руки, то ладони поднимались из воды и элегантно шлепали по воде.
Это было настоящее искусство.
Второй брат Николай тоже служил во флоте и он был гитарист от бога.
А как он пел.
Мы пацаны до самого рассвета готовы были сидеть на бревнах у Киселева дома и слушать концерты Николая.
Сегодня, по прошествию семидесяти с лишним лет, наша улица полностью поменяла своих хозяев.
Только один человек остался верен своему отчему дому - это мой сосед Леха Софронов.
Это тогда, в далеком нашем босоногом детстве он носил фамилию своей матери - тети Лиды Софроновой, а когда получил свой паспорт, то там уже была записана его новая фамилия по отцу Ухабин.
Старожилы юрьевского футбола отлично помнят легенду нашей заводской команды, центрального нападающего Алексея Ухабина.
Мы с раннего детства болели за команду завода, и Леха не изменил любимой команде.
В каждой семье на нашей улице было, как минимум двое детей.
Самыми многодетными семьями были Ищенко, Иксановы и Киселевы.
В каждой из них было шестеро детей.
Местом нашего сбора был лужок.
Это место было от Андреева и до Тюрина дома.
Кроме всех перечисленных наших игр и увлечений, стоит упомянуть наше всеобщее пристрастие к азартной игре в решку.
Стоило только растаять  весеннему снегу, и появлялись первые проталинки, мы начинали резаться в решку.
Главными атрибутами этой игры были: свинцовый пятак-бита и мелочь, которая в наших карманах не переводилась.
Также любили играть в решку-об стенку.
Летом, когда земля была сухая играли в карты.
Самыми популярными играми были в козла и в дурака.
Играли и в зубарь, для игры в который надо было иметь на кармане нож-складничек.
А вот с огнестрельными самострелами у нас к ним так любовь и не привелась.
Это была любимая игра только Сашки Степашова.
Сашка был на пять лет старше меня, и стрелять мы уходили на плоцкий овраг с наступлением темноты.
Запомнился один момент, который навсегда отбил у меня охотку стрелять из самострела.
Как то Сашка предложил мне повесить на прут мою новую фуражку, и я, чтобы не ударить в грязь лицом и не показаться трусом, дал свое согласие.
Сашка отошел шагов на шесть-семь и выстрелил.
Я подошел к своей фуражке и заплакал, заряд дроби превратил мою новую фуражку в решето.
Света электрического тогда еще не было проведено на улице, и мы с наступлением темноты жгли костер, где начиналась горка за Тюриным домом.
Там как раз был небольшой кювет и удобное для нас место, где мы устраивали костер.
Как я говорил ранее, время было голодное, и мы-пацаны приносили из дома картошку и жарили ее на костре.
Помню, как Валя Ищенко спросил у меня, могу ли я принести из дома сковородку, чтобы на ней пожарить картошку.
Я конечно согласился и взял дома сковородку без разрешения матери.
Обычно моя мать звала меня домой на расстоянии, стоило ей крикнуть меня, и я сразу шел домой.
Ослушаться мать я боялся, за непослушание моя мать наказывала меня лозиной.
Это намного больнее, чем наказание ремнем.
Обжигающую боль от лозины я отлично помню до сих пор.
А в этот раз мать решила подойти поближе и посмотреть, чем мы занимаемся у костра.
Мы в темноте прозевали, когда она подошла слишком близко и услыхала, как ее горячо любимый сын виртуозно владеет несравненным русским матом.
Мать подошла ближе, и меня парализовал жуткий страх - в руках у матери была лозина...
Это сегодня моя улица, где я родился, асфальтирована, и по ней идет нескончаемая вереница машин.
Это дорога на Москву...
В девяносто пятом году, после смерти своего отца, я переписал свою четырехкомнатную квартиру в Херсоне на жену, набил пару сумок своими шмотками, расцеловал детей, после сел в свою, модную по тем временам, "восьмерку" и рванул в свою бандитскую Россию.
Не смотря на солидный срок в девятнадцать лет, после моего бегства из Ю-П на Украину, Россия меня встретила на ура.
Я быстро вошел в курс всех бандитско-уголовных нюансов Юрьев-Польской жизни, так-как, что среди бандитов и среди уголовщины имел старых и верных друзей.
Да и прошлая моя репутация сделала свое дело.
Но, об этом позже.