Глава 14. Кит в мешке

Переход в новый мир произошёл без предупреждения. Они шагнули через очередной рябящий коридор — и вдруг пространство захихикало. Сначала тихо, будто кто-то в углу страницы не удержался и сделал пометку на полях. Потом громче. А потом из самой реальности донеслось раскатистое: «ХА-ха-хаха-ха-хах!»
— Кажется, это кто-то нас читает, — сказал Григорий.
— Или нас кто-то неправильно напечатал, — ответила Лина.
Перед ними раскинулся город, составленный из букв, которые не вполне договорились, какими они хотят быть. Вывески путались, таблички дышали орфографическими вздохами. На одной двери сияло: «Библеотека — тут хранятся кники». На другой — «Кафе Заец и Улика».
И над всем этим висел лёгкий туман из неопределённых местоимений, который шептал: «что-то, где-то, как-то».
— Это… Рай опечаток? — спросила Лина.
— Нет, — поправила Рина, — скорее, их санаторий. Здесь восстанавливаются после правок те, кого не заметили вовремя.
Из-под лавки выползло нечто похожее на кота, но с жабрами, плавниками и удивлённым взглядом. За его хвостом волочилась по полу какая-то потёртая сумка.
— Мя…? — спросило оно неуверенно.
— Мя, — подтвердил Григорий, на всякий случай.
Существо моргнуло и ответило басом:
— Я кит.
— Кот? — переспросила Лина.
— Нет. К-И-Т, через «и» — ошибка в одной детской энциклопедии, где художник нарисовал кота, а наборщик случайно написал «кит». Так я и получился. С тех пор меня зовут Китом.
Он важно тряхнул хвостом-мешком, который тянул за собой.
— А это? — спросил Григорий.
— Мешок с неопубликованными буквами. В нём живут мои родственники — коты, киты и кто-то, кто ещё не определился. Иногда я открываю мешок, и мир чуть меняется.
— В каком смысле? — насторожилась Рина.
— В прямом. Вы же из мира смысла? Значит, знаете, что любая ошибка — это просто возможность.
Кит расправил плавники и важно произнёс:
— Здесь каждая опечатка живёт как может. Вон, например, там — университет «Имени Плато». Не Платона, а именно Плато. Они изучают философию горизонтальных поверхностей.
Герои оглянулись. Действительно, на невысоком холме стояло здание, над входом которого было написано:
«Вилософия — наука о том, как не скалываться в пропасть».
Рядом по улице бежали «собакИИ» — каждое с двойной «и», и от этого они казались слегка растянутыми. Из витрины книжного магазина выглядывала книга “Война и Мирк”.
— О, классика, — заметил Григорий. — Помню, читал её. Там все герои воюют с орфографией.
Кит кивнул:
— Да-да. А недавно появился новый бестселлер «Приступ лени и наказанье», где наказанье уже вынесли, но никто не понял, за что. Простите за спойлер, но никто и не хотел этого понимать.
Он выглядел довольным, как будто сам редактировал вселенную ошибок.
— А зачем тебе мешок? — спросила Лина.
— Чтобы собирать лишние буквы. Если мир станет слишком правильным, я открою мешок — и они разбегутся по текстам. Пусть немного перепутаются, пусть смешнее станет. Без меня здесь было бы скучно, сплошная корректура.
Он подошёл к ним ближе и шепнул:
— Хотите попробовать?
Не дожидаясь ответа, Кит дёрнул завязку мешка. Изнутри вырвался вихрь букв — нестройный, радостный, звенящий. Буквы осели на всём вокруг, и город за секунду преобразился. На небе вместо облаков теперь читались фразы: «Всё норм. Почти», «Где-то тут была логика», «Привет из черновика!»
Рина стояла с открытым ртом.
— Это… безумие.
— Это — жизнь без вычитки, — ответил Кит. — Тут никто не боится быть неправильно понят.
Григорий засмеялся:
— Получается, даже ошибки могут быть счастливы.
— Только если им позволяют, — сказал Кит и вздохнул. — Обычно их сразу исправляют. Люди боятся, что опечатка — это отражение их самих.
Он посмотрел на Рину:
— Ты ведь раньше их стирала, да?
— Да, — призналась она. — И теперь мне стыдно.
— Не стыдись. Мы ведь благодаря тебе ожили. Если бы не правки, нас бы не существовало.
Кит вдруг смутился, переминаясь с плавника на лапу.
— Я бы пошёл с вами, но мне нужно оставаться здесь. Без меня мир опечаток высохнет. Да и кто, кроме меня, объяснит детям, что «ошибка» — это просто вариант произношения судьбы? Что куда важнее ошибку не исправить, а признать.
Он хитро подмигнул.
— Но я вам дам кое-что.
Из мешка он достал крошечную букву, странно мерцающую.
— Это «Ь» — мягкий знак. Он делает любое слово человечнее. Если станет слишком жёстко, просто добавьте его.
Лина осторожно приняла знак.
— Спасибо.
— Не благодари. Лучше запомни: даже в самом строгом предложении должно быть место для мягкости.
Он поднял плавники и поплыл вверх, растворяясь в орфографическом тумане. Когда он исчез, по небу прокатилось ленивое «Мя-я-я», которое могло быть эхом или шуткой.
Григорий посмотрел на Рину и Лину:
— С каждым миром они становятся всё смешнее и всё правдивее.
— Так, может, правда живёт в опечатках, — сказала Лина.
— А может, мы сами — ошибка, которая наконец-то поняла, что ей комфортно.
Рина улыбнулась, без грусти.
— Пусть будет так. Главное, что теперь мы не боимся быть сказанными неправильно.
И где-то за спиной тихо захлопнулся мешок, будто мир сам поставил точку — не в конце, а где-нибудь посередине, просто чтобы всё не кончалось слишком гладко.