Излишество и праздность

­Глава первая. Дом и усадьба.

В нашем доме, который мы называем дачей, хотя живём здесь круглый год, пять комнат, кухня и две веранды.
Одна из них, большая и помпезная, с колоннами и балюстрадой, располагается перед главным выходом из здания и является как бы его продолжением, что-то вроде балкона, только на первом этаже. Стоит спуститься вниз по семи дубовым ступеням, и вы оказываетесь на чудесной липовой аллее, ведущей к воротам с деревянной аркой, наверху которой  гостей приветствует надпись, выложенная из березовых веточек, покрашенных охрой: «Natura sanat», что в  переводе с латыни означает: «Природа исцеляет».
И это вполне справедливо, ибо дом находится на лесной опушке, в километре от дачного поселка, где летом отдыхают ученые Российской Академии Наук.

Сначала мы жили в самом центре Москвы, в двухкомнатной квартире на улице Воровского (ныне Поварская), где я и родился.
Но прожил я там всего шесть месяцев, потому что мои родители окончили медицинский институт и поступили в ординатуру по специальности «Травматология и ортопедия». И тогда мой дед оставил им московскую квартиру, в которой жила наша семья в составе восьми человек и переехал на эту дачу, прихватив заодно и меня, ибо я мешал папе и маме стать светилами в области медицины. Меня взрастила и выкормила моя нянька Дарья Даниловна, которую в раннем детстве я называл просто «Дада». Но о ней я расскажу попозже, как и о всех других членах нашей большой семьи.

А пока речь о Доме, так как это не просто строение из кирпича и досок, а живое существо, с которым я разговариваю по ночам, а оно вздыхает и хихикает.
И я предлагаю моим терпеливым читателем совершить экскурсию по нашему чудесному дому и по усадьбе, которая окружает его, ибо без этого будет трудно понять героев моего пространного повествования. Но пройдемся мы с вами не сейчас, когда мне вот-вот исполнится девяносто лет, и я передвигаюсь по дому, держась за его обветшавшие стены, а во двор выхожу с палочкой в руке. Я верну вас на много лет назад, в годы моего раннего детства, когда я еще не учился в школе и не мечтал стать писателем.

Итак, ранним солнечным утром я вскакиваю с постели и осторожно, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, иду по длинному коридору к главному входу.
Слева от меня находится детская. Дети, то есть,  моя младшая сестра Юля и я, уже  выросли, и сейчас там живут две бабушкины подруги или, как их раньше называли, приживалки. А мы с Юлей получили по отдельной комнате.

За детской располагаются хоромы нашей бабушки Софии Яковлевны, в девичестве Суржанской.
Окна её огромной комнаты выходят прямо на парадную веранду, и, когда к нам приезжают гости, она первой выходит встречать их на липовой аллее.

Я спускаюсь по семи дубовым ступеням с веранды и уже чинно, не спеша, иду к воротам, окидывая нашу усадьбу отнюдь не детским, а хозяйским взглядом.
Я замечаю, что на дороге образовались колдобины, которые надо срочно засыпать щебнем и песком, что две старые липы стали засыхать, и на аллее под ними валяются огромные сучья и хворост. Следовательно , их надо спилить, и посадить новые. Иначе наша чудесная аллея исчезнет навсегда.
Но главное ждет меня за воротами. Я отхожу от них метров на пятьдесят, затем оборачиваюсь, и передо мной открывается чудная картина!
Вместо двух старых бревен, к которым крепятся створы ворот, я вижу белые мраморные колонны, а внутри между ними изящную вязь ворот из кованого железа.
Внизу колонн – невысокие пьедесталы, опять-таки из белого мрамора, на которых возлежат два улыбающихся льва. Именно, улыбающихся, ибо они рады всем нашим гостям, которые приезжают к нам по выходным.

Холодный северо-восточный ветер словно выдувает из моей детской головки эти несбыточные мечты, и я бегом возвращаюсь на усадьбу. Но теперь я бегу не по липовой аллее к главному входу, а сразу за воротами сворачиваю налево, на узкую дорожку, вымощенную красным кирпичом. Она ведет к флигелю, где живут моя бывшая нянька Дарья Даниловна и ее муж Никита Николаевич, которого я называю «Нини».
«Без него, как без рук» - говорит о нём мой дед Лев Львович.
Это он осенью починил прохудившуюся крышу и спас наш дом от потопа, потом повесил в коридоре  огнетушители, после того, как бабушка забыла выключить электроутюг, и вымостил красным кирпичом дорожку к флигелю. Я не буду здесь перечислять все его полезные дела, потому что это займёт много времени и места. Но по ходу повествования вы поймете, что мой дед был совершенно прав: не будь в усадьбе Никиты Николаевича, наша семья жила бы в шалаше.

А пока я спешу к флигелю, так как знаю, что только там я могу согреться и отведать горячих ватрушек со сладким чаем.
А затем, прихватив с собой два жареных пирожка с ливером, неторопливо  иду к дому по крытому асфальтовому переходу, тоже сооруженному мужем моей няньки.
Я захожу в нашу огромную обитель с бокового входа. Справа от меня – зимняя кухня, благодаря которой в холодные январские вечера у нас тепло и уютно. А также вкусно пахнет грибным супом, котлетами и мятным чаем.
Слева – кладовка. Там хранятся запасы овощей, фруктов и муки. Холодильников тогда еще не было, поэтому под кладовкой находится глубокий погреб, где всегда прохладно и темно. Я боюсь туда спускаться, но нянька, которая хочет, чтобы я вырос смелым и мужественным, часто посылает меня в погреб за мясом или сливочным маслом.

Потом я вновь выхожу в длинный коридор, откуда я начинал свой утренний поход по усадьбе и, пройдя по нему ровно семь шагов, упираюсь в дверь своей комнаты.
Нянька называет её кельей, потому что она маленькая и полутемная. Но я не променял бы эту келью ни на какие хоромы, так как из неё есть выход на веранду. А вы знаете, что это значит?

Это – свежий воздух с хвойным запахом, две тонких берёзки, до которых можно дотронуться руками, за ними стена могучих сосен и разлапистых елей, а чуть вдалеке – зеленое озеро с криком неведомых птиц.
Правда, веранда эта гораздо меньше, чем та, что находится у главного входа. На ней помещается лишь небольшой столик, два стула и узкий обветшалый диван, на котором я сплю летом. И каменных колонн на ней нет. Потолок подпирают четыре сосновых бревна, выкрашенных жёлтой охрой.

Сначала меня донимали долгие осенние дожди, а всё лето - злые комары.
И тогда Никита Николаевич соорудил хитроумное устройство, которому позавидовал бы сам Леонардо Да Винчи..
Как только спадала жара и наступал вечер, я выходил на веранду и дергал за красный шнур, привязанный к деревянной колонне. И тотчас же, откуда-то сверху опускались тонкие металлические рамы, затянутые противомоскитной сеткой, плотно закрывая проемы между колонн. А, если надвигались грозовые тучи, то я дергал за жёлтый шнур, и тогда веранда была надежно защищена от дождя застеклёнными рамами.
И, представьте себе, этот механизм был изобретен не во времена нынешней технической революции, когда даже в магазине «Юный техник» можно купить миниатюрные электромоторы, шестерёнки и лёгкие алюминиевые прутки с пазами.

Это случилось в тот год, когда началась война, и мне исполнилось шесть лет...
            (продолжение следует)