Есеня

Арсений Павлович ехал в такси из аэропорта. Отметил командировку завтрашним числом и, выкроив таким образом лишний день, спешил прямо с самолёта к Анжеле. Без предупреждения. Сюрпризом.

Анжела — молодая любовница. Не то чтобы он был бабником или разочаровался в семейной жизни, или его вдруг накрыла роковая страсть. Нет, его банально попутал кризис среднего возраста. Тот самый, что «седина в бороду, бес в ребро». Разглядев однажды в своей золотистой щетине и русых волосах первые седые волосы, он как-то суетливо, унизительно для самого себя, заволновался. Это что, он стареет? Он, который привык ощущать себя молодым, с сильным, упругим телом, светлой головой и отличной памятью, — уже седой и… старый? Он не был к этому готов. И, хотя ничего не изменилось, кроме появления этих нескольких незаметных  серебристых волосков, он впал в панику. Он умел решать производственные и бытовые проблемы, переносить потери и лишения, но не умел болеть и копаться в себе. Сломанная нога, как чисто механическое повреждение извне, его нисколько не пугала, громоздкий гипс доставлял только временные бытовые неудобства. А вот столбик термометра, остановившийся на отметке «37,7», повергал в ужас. Во время ковида жена и дочь, обе с температурой под сорок, ухаживали за ним, подбадривали, шутили, а он, устав за день держать лицо, по ночам чуть не плакал, прощаясь с ними, любимыми, и мучился: как они будут без него? А тут седина, верный признак старости. Он стал мнительно прислушиваться к себе, со страхом ожидая следующих вестников приближающейся немощи и больше всего боясь, что их заметит Марина, жена. Она в его глазах оставалась всё такой же молодой и красивой, а он-то уже не тот… Что будет, когда она это поймёт? И он невольно стал отдаляться, больше времени проводить на работе, ссылаться на занятость.

Присматривался к друзьям, знакомым, сослуживцам: у кого седина, у кого лысина, у кого живот, у кого всё вместе. Они похохатывали, хлопали его по плоскому твёрдому прессу, говорили:
- Сеня у нас красавчик!
- Да, не то что мы…

Арсений Павлович им даже завидовал: казалось, что им возраст не доставляет проблем. Они, не стесняясь своей внешности, меняли старых жён на молодых, молодых любовниц на совсем юных, двое родили в новых браках детей при уже имеющихся внуках от предыдущих,  у кого-то были маленькие дети на стороне. В бане, на рыбалке, на посиделках с шашлыком и пивом все разговоры только об этом. Арсений Павлович удивлялся: как могут молодые свежие девушки позариться на этих толстых лысых дядек, чем они могут их привлечь? В душе он этому удивлялся, но умом понимал: все мужчины из его компании - состоявшиеся, на серьёзных должностях, хорошо обеспеченные, интересные.  Этим и привлекают. Но всё равно. Молодые должны любить молодых. Он считал, что все рассуждения о том, что возраст не имеет значения, - это просто разговоры в пользу бедных.

И тут он познакомился с Анжелой. Вернее, она познакомилась с ним. Он заехал в кафе пообедать, сделал большой заказ — был голоден, а через столик от него сидела компания из трёх девушек. Он, скользнув по ним безразличным взглядом, подумал: студентки. У них на столе была большая пицца по акции и чайник с фруктовым чаем.
Арсений Павлович ел и слышал от их столика быстрый шёпот, сдавленные смешки. И ощущал сбоку назойливый взгляд. Девицы не интересовали его ни в малейшей степени. Он закончил трапезу, подозвал официанта. Подружки тоже заторопились с оплатой своей пиццы, которую умудрились растянуть так надолго, что к ним уже дважды подходили с предложением заказать что-нибудь ещё или расплатиться.

Арсений Павлович открыл дверь своего автомобиля, намереваясь сесть, и тут к нему подлетели три эти девицы, какие-то шальные, и возбуждённо затараторили:
- Ой, извините!..
- А вы сейчас куда?
- А вы не могли бы?..
- Мы хотели попросить…
Арсений Павлович поморщился.
- Простите?..
- Мы с вами ели сейчас, вместе. Помните?
- Я обедал один.
- Ну да, конечно, один, - поторопились согласиться девицы, - а мы рядом были, помните? Вы ещё на нас смотрели.
- Я? - безмерно удивился Арсений Павлович.
- Вы. - Уверенно подтвердили подружки, и Арсений Павлович, решив не углубляться в этот вопрос, задал другой: - Что вам угодно?
- Вы ведь поедете мимо метро?
- Можете нас подвезти?
- А то маршрутку не дождёшься…
- А карту заблокировали…
- Забыла пополнить…
- Нам до любой станции…
- А как вы в метро пройдёте, если карта заблокирована? - против воли втягиваясь в ненужный ему разговор, спросил Арсений Павлович.
- А у нас одна действующая.
- Мы друг за другом, знаете?
- Паровозиком…
Девицы захихикали.
- Я не занимаюсь извозом. Извините.
- Ничего, - великодушно простила его одна из подружек, - мы же понимаем, вы не такси. Мы и не просим до самого дома, нам только до метро. Бесплатно.
- Нет. - Отказался от выгодного предложения Арсений. - И я не поеду мимо метро. Кстати, здесь вот так, дворами, минут за десять можно дойти до станции метро. А я тороплюсь. Извините.
- Да ладно извиняться, - оговорила его самая на вид старшая, с грубоватым губастым лицом, - не хотите — не надо. Не навязываемся. А вы куда едете?
Арсений Павлович направлялся за МКАД, на производство. Он назвал район, совершенно уверенный, что уж туда девчонкам точно не надо. Но они обрадовались.
- Ой, да это же по пути! Не надо всех, захватите вон только Анжелку, ей как раз туда. Высадите её и поедете себе дальше.

Арсений Павлович посмотрел на часы. Он не любил, когда что-то нарушало его планы. Вот прилипли, как банный лист! Надо было сразу уехать, и всё.
- Кто из вас Анжела?
- Я, - сказала стройная симпатичная девушка, кого-то ему напомнившая. Она была самая тихая из всей троицы.
- Быстро садитесь.

Девушка ужом проскользнула в салон, пристегнулась и сложила ручки на коленях.
Арсений Павлович посмотрел на неё искоса и вырулил с парковки. С Анжелы моментально слетела напускная кротость, она стала рассматривать салон и водителя своими большими, круглыми, как у куклы, глазами с загнутыми ресницами.
- Какая у вас машина! Класс!  И такая просторная. А зачем вам такая машина? У вас семья большая?
Она покосилась на его правую руку с кольцом. Арсений Павлович промолчал.
- А у меня только мама. Но она далеко, я здесь одна. Знаете, как трудно девушке одной в Москве?
Арсений Павлович не знал. Этот вопрос его никогда не интересовал.
- А почему вы всё время молчите? Вы всегда такой серьёзный? Надо же, молодой и красивый, и такой серьёзный. Вы начальник?

Арсения Павловича удивило слово «молодой». Он для этой девочки молодой? Понимал, конечно, что она старается подольститься к человеку, согласившемуся бесплатно довезти её, да и воспитанием не блещет. Но её распущенность, граничащая с лёгким хамством, которую он принял за непосредственность, почему-то убедила его в искренности её слов. Показалось, что она бесхитростна, как ребёнок. Что думает, то и говорит. Ему было приятно услышать, что он молодой, что у него классная машина, и позабавило, с каким пиететом она произнесла слово «начальник». Он действительно был начальник, и немаленький. Арсений Павлович посмотрел на неё более благосклонно и с некоторым интересом. На его неискушённый взгляд, ей было лет восемнадцать-двадцать.
- Да.
- А вы зачем едете в наш район?
- По работе.
- Надолго?
- Часа на два.
- А хотите, я вас подожду?
- Зачем? - не понял Арсений Павлович.
- Обратно вместе поедем, как раз мимо моего дома, ну, где я живу. Я комнату в общежитии снимаю, одна. Это как отдельная квартира, только кухня и туалет в конце коридора. А так дверь запер — и всё, ты в домике. Зайдём, чаю попьем. У меня варенье есть, мамино. Надо же мне вас отблагодарить за то, что подвезли. У меня, правда, на «Тройке» ни копейки не осталось, а зарплата только в следующий вторник.
- Вы работаете? - рассеянно спросил Арсений Павлович, - где?
- На швейной фабрике. Постельное бельё сострачиваю. Скучно — жуть! Расценки низкие, зарплата маленькая. Мама помогать не может, сама еле перебивается, болеет. Продукты, правда, подкидывает.
- И где у нас мама? - проникаясь чужими проблемами, спросил Арсений.
- В Конаково.
Анжела подалась к нему, заглянула в лицо.
- Поедемте, а?.. Вы хороший. Вы мне так понравились!

И вдруг положила ладошку на его колено, медленно провела по направлению к паху. Потом, словно опомнившись, отдёрнула руку, изобразила смущение, опустив глаза, припала лбом к его плечу и тут же отпрянула, выпрямилась на своём сиденье, сцепив руки в замок. На ногтях самодельный маникюр - красный лак с блёстками.

Всё это было так примитивно, так неприкрыто вульгарно, так предсказуемо, что Арсений Павлович, впервые оказавшийся в такой ситуации, повёлся, как зелёный пацан.

Так всё и закрутилось.

Не сказать, чтобы он влюбился. Но Анжела так восторженно оценивала его как мужчину, хвалила и благодарила за всё, что его, получившего подтверждение своей состоятельности и неотразимости со стороны, отпустило беспокойство по поводу своего старения. Но тут же навалились угрызения совести, чувство вины перед женой, боязнь нанести непоправимый вред своей семье. Тем более, что Анжела твердила, что любит его, будет верной женой, родит детей, сколько он захочет.

Он её точно не любил — да, грешен, воспользовался молодым гладким телом, которое так настойчиво и так вовремя предложило ему себя. Верная жена у него уже была, и другой он не хотел. И детей больше не хотел. Никаких и ни от кого. Дочь уже студентка, вот выйдет замуж, родит им внука. Внуков он как раз хотел. Анжела, то ли правда будучи восторженной дурочкой, то ли умело изображая трогательную детскую непосредственность, становилась всё более настойчивой в своём стремлении стать его женой, игнорируя тот факт, что он давно женат, и его это стало напрягать и беспокоить. Надо было заканчивать эту связь, которая его тяготила, пока она не стала известна, и спокойно жить своей семейной жизнью, но Анжела вывалила на него такой ворох своих проблем, чувств, обид, претензий, что он чувствовал некую ответственность за неё и не решался на разрыв, думая: как она будет без него? При этом никогда не спрашивая: а как и с кем она была до него?

Сейчас он ехал к ней, чтобы да, приятно провести время после двух недель нервотрёпной командировки, но утешал себя тем, что это, может, уже в последний раз, потому что надеялся улучить момент для серьёзного разговора, который должен будет поставить точку в их отношениях. Он уже пару раз пытался это сделать, но не получилось. Может быть, сегодня.

Он стоял возле её двери, стучал, прислушивался, снова стучал - ему не открывали. Достал телефон, набрал номер — она не ответила. Проходящие по коридору женщины сказали, что Анжелы нет дома, ушла куда-то. Ну, ушла так ушла. У него словно камень с души свалился. Можно спокойно ехать домой. Марина обрадуется, что он вернулся пораньше. Проведут выходные вдвоём, дочка в Крыму. Можно было бы съездить куда-нибудь, но в Москве шёл дождь, сильный, крупный. Кажется, обещали ещё и град. Ну, и ладно. Тем приятнее побыть дома, наговориться, заняться какими-то хозяйственными делами, не спеша посидеть за столом, посмотреть кино, пораньше лечь.  Арсений был домосед, любил свой дом.

Он снова вызвал такси. По дороге заскочил в цветочный магазин, купил цветы. Зонта у него с собой не было, поэтому, забежав в свой подъезд и поздоровавшись с консъержем, молодым крепким парнем в чёрной форме, он отряхнулся, как большой весёлый пёс, и поехал на свой этаж. Открыл дверь ключом, вошёл в прихожую и, снимая туфли, привычно пропел:
- Мари-и-ина-а-а!.. Я до-о-ма-а-а!..
Из глубины квартиры доносилось еле слышное бормотание, которое перекрыл голос жены:
- Иду-у-у!..

Она вышла из гостиной, торопливо пересекла холл, подбежала к нему, обняла, прижалась, поцеловала. В глазах её Арсений видел то же, что и всегда — любовь и радость. Ему стало так хорошо, он подхватил её, не выпуская из рук букета, закружил.
- Маришка-а-а!.. Я так соскучился! - и это была правда.
Она опустила лицо в цветы, глубоко вдохнула, засмеялась.
- Сеня!.. Ты приехал! Вот я как чувствовала, что вернёшься пораньше, борща наварила и пирог…
В квартире, действительно, пахло пирогами.
- М-м-м!.. Отрывной? С мясом?
- Всё, как ты любишь — и отрывной, и с мясом. И ещё один — с яблоками.
Она погладила его по спине, снова засмеялась.
- Да ты же весь мокрый! Иди в ванную, вытрись, я тебе сейчас сухое принесу, переоденься.

Он двинулся в сторону ванной комнаты, но тут до него донеслись какие-то звуки, покашливание.
- У тебя гости? - и весело подмигнул: - подружки?
Он хорошо знал её подруг и никогда не возражал против их прихода. Марина вскинула брови, что-то вспомнив, и сказала:
- Гости. Подружка. Только не моя.
- А чья? - удивился Арсений.
- По-моему, твоя. По крайней мере, она так утверждает.
У него перехватило дыхание. Что это значит? Анжела?..
- Иди, иди, - жена подала ему домашний костюм и подтолкнула к ванной, - полотенце твоё там висит, тёплое. Простудиться же можно. А барышня тебя дождётся. Она, по-моему, никуда не торопится.

Настроение моментально испортилось. Захотелось набрать полную ванну горячей воды с душистой пеной, погрузиться в неё до самого подбородка и лежать так в полудрёме, пока не хлопнет входная дверь, сообщая, что Анжела ушла навсегда, и память об этой короткой глупой связи не утечёт в канализационный слив вместе с остывшей водой. Но он прогнал малодушные мысли, быстро привёл себя в порядок и вышел, исполненный решимости выставить малолетнюю нахалку, с которой в душе уже распрощался.

В гостиной горел свет, в центре круглого стола, покрытого нарядной скатертью, стояла большая ваза с водой, в которую Марина, улыбаясь, бережно устраивала букет. Вполоборота к двери у стола сидела девушка с полотенцем на голове, в халате, тёплых носках и в тапочках. Перед ней была расстелена льняная салфетка, на которой стояла сахарница и вазочка с печеньем. Девушка грела руки о большую кружку с чаем, дула в неё и прихлёбывала, щурясь и придерживая большим пальцем ложечку. На секунду Арсению показалось, что это дочь, Наташа. Почему-то вернулась из Крыма, куда поехала отдыхать с компанией друзей, промокла, как он, по дороге из аэропорта и теперь сохнет и греется чаем. Но тут же стало понятно, что он ошибся. Это никак не могла быть Наташа. Дочь, едва заслышав поворот папиного ключа в замке, сразу вылетела бы в коридор и повисла у него на шее. И она никогда не сидит в такой позе — нога на ногу, низко согнувшись над столом, чай пьёт бесшумно, ложечку в чашке никогда не оставляет. Арсений прошёл к столу и остановился напротив незваной гостьи. Та подняла глаза, сделала большой глоток, видимо, обожглась, закашлялась, задышала открытым ртом, резко поставила кружку мимо салфетки, выплеснув немного жидкости на скатерть. Марина и ухом не повела, продолжая безмятежно охорашивать цветы в вазе.

- Сеня!.. А я вот… пришла. Я думала… А она говорит, что это не ты! - и обличительно ткнула пальцем в сторону хозяйки.
- Арсений Павлович. - С невозмутимостью опытного преподавателя, каковым, собственно, и являлась, поправила Марина.
Девица вскочила с намерением кинуться к Арсению, но он остановил её властным движением руки.
- Сидите, сидите! Вы ко мне?
- К тебе… к вам… - растерялась посетительница, - Сень, ты чего? Это же я, Анжела!
- Чем матрёнистее мама, тем анжелистее дочь, - пробормотала Марина Петровна, любуясь букетом и перемещая самый яркий фиолетовый цветок в центр.
- Что? - не поняла Анжела.
- Да нет, это я так. Кстати, а матушку вашу как зовут?
- Нюра. - Машинально ответила девица и торопливо поправилась: - Анна. Анна Егоровна.
- А батюшку? - продолжала непринуждённую светскую беседу Марина.
- Степан.
- Анжела Степановна, - одобрительно покивала головой Марина, подняв брови. - Миленько и со вкусом.

Развлекается, - с восхищением и благодарностью подумал Арсений, - вот это выдержка. Обезоруживает разлучницу и даёт ему время сориентироваться.
- Так что вам угодно, Анжела Степановна? - и, не дождавшись ответа, обратилась к мужу: - Это с работы девушка? Практикантка?
- Я не с работы! Я с… с…
- С…? - сочувственно, словно задавая наводящий вопрос, попыталась помочь Марина, - ну? Откуда?
- Ниоткуда! И я не практикантка. Я…
- Ну? - всё ещё надеялась услышать внятный ответ Марина, - кто же вы?
- Никто! - сердито выпалила запутавшаяся в дурацких вопросах Анжела, - швея!
- Швея. - Озадаченно повторила Марина. - Это интересно. - И, припомнив когда-то слышанное слово, со знанием дела уточнила: - Швея-мотористка?
- Мотористка, - буркнула Анжела.
- И что же вы шьёте?
- Постельное бельё.
- Вам нравится ваша работа? - с вежливым интересом спросила Марина.
- Да ну, тоска! Строчишь, строчишь километрами, и всё по прямой. А выворачивать! Особенно пододеяльники. Жуть.
- А почему вы выбрали именно эту профессию? Любите шить?
- Да ничего я не выбирала! Меня в десятый класс не взяли, надо было как-то устраиваться, мать говорит: иди учись, профессию получай. А куда? Везде платно. Подружка нашла курсы эти, вот она как раз с детства шить любит, говорили, там бесплатно. А потом оказалось, всё равно платить надо, но, правда, немного. Мать заплатила. Только я их не закончила.
- Почему?
- Да ну! Я как посмотрела - выкройки чертить: обхват, полуобхват, вытачки, припуски! Мне эта геометрия в школе надоела.
- А в десятый класс почему не взяли?
Анжела пожала плечами, но ответила честно:
- Училась плохо.

Она поднесла к губам кружку, которую не выпускала из рук, и стала пить уже подостывший чай. Взяла из вазочки печенье, ещё одно, ещё. Раскраснелась, захлюпала оттаявшим носом. Марина пододвинула к ней салфетницу, она шумно высморкалась, бросила скомканную салфетку в чашку.

- Сень!.. Арсений! Я пришла, потому что сам ты никогда не решишься. А я скажу! - она с вызовом посмотрела в лицо стоящим перед ней взрослым. - Мы с Сеней любим друг друга и поженимся!
- Ещё горяченького налить? - словно не слыша столь громкого программного заявления, заботливо спросила хозяйка. - Согрелись? Волосы высохли? Принести вам фен?
Анжела стянула с головы полотенце, потрогала влажные волосы.
- Давайте.

Марина вышла из комнаты. Анжела вскочила со стула и бросилась на шею Арсению.
- Сень! Ты не бойся, я ей сейчас всё скажу, и мы будем вместе!
Он мягко отвёл её руки, отступил на шаг.
- Вместе мы не будем. Что за фантазии! К чему этот водевиль?
- Что?..
- Неважно.
Он махнул рукой. Вошла Марина с феном в руках.
- Пересядьте вот сюда. - Она включила фен в розетку, поставила на низенький столик зеркало в овальной рамке. - Одежда ваша почти высохла, подсушите волосы и езжайте домой, дождь прекратился. Впрочем, мы можем дать вам зонтик. На небе тучи.
Анжела встала, сунула руки в карманы халата.
- Что вы мне зубы заговариваете? Заботу проявляете. Не нужен мне ваш зонтик!
- А что вам нужно? - с интересом спросила Марина и склонила голову набок в предвкушении ответа.

Анжела замялась. Всё получилось совсем не так, как она представляла. Жена не бьётся в истерике, заламывая руки, Арсений ничем ей не помогает. Не мужик, а мямля. Одно слово — интеллигент. Но за свою любовь нужно бороться. И она готова бороться за этого мужчину, солидного, умного, спокойного. К тому же он красивый, непьющий и видно, что хорошо зарабатывает. Такой не будет бить жену, как били её мать муж и два последующих сожителя, не будет выносить и пропивать вещи из дома. Стоит только выйти за него замуж, и все проблемы решатся одним махом. Он и на работу хорошую её устроит, а может, и в институт, платный. А потом, как родится первый ребёнок, вообще скажет, чтобы она не работала, занималась домом и детьми. А он будет их обеспечивать. У него суперская машина, бумажник набит банковскими картами, а квартира! Она такие видела только по телевизору, в сериалах. И всё это может, нет, должно стать её, и уж она не станет мямлить и упускать такую возможность! И она запальчиво ответила:
- Ваш муж!
- Неожиданно. - Признала Марина. И тут же спросила: - А зачем?
- Затем, что мы с ним поженимся!
- Детка, видите ли, Арсений Павлович никак не может на вас жениться. Дело в том, что он женат. На мне.
- С вами он разведётся, - снисходительно растолковала Анжела, чем изумила хозяйку ещё больше.
- Это он вам так сказал?
Анжела словно споткнулась, но вынуждена была признать:
- Нет. Он так не говорил. - И заторопилась: - Но он вас не любит. Он вам изменяет. Он любит меня. Вы должны сами…
- Смешно. - Оценила Марина. - Арсений Павлович, вы слышите, что говорит эта барышня? Извольте объясниться.

Как есть водевиль, - подумал Арсений, уже сидящий в кресле и листающий толстый технический журнал. Лениво отложил его, потянулся, заложил руки за голову.
- Не обращай внимания. Тяжёлое детство, дурное воспитание. Я безусловно виноват, что допустил подобное непотребство в нашем доме. Уверяю тебя, что более такое не повторится. Что же касается остального, то всё это чушь и вздор.
- Чушь?.. - не в силах сдерживаться, закричала Анжела, - ты же ко мне.. Мы же с тобой… спали!.. Да! И тебе нравилось! И мне! Что ещё надо? Мы поженимся, и я буду тебя любить и нарожаю тебе детей, сколько захочешь.
- Вот в этом я не сомневаюсь, - согласилась Марина. - Нарожаете, это точно. А вы уверены, что ему это нужно?
- Сеня! - воззвала сбитая с толку Анжела, - скажи, ты же хочешь детей? Все мужики в твоём возрасте хотят маленьких детей!
- Нет. Не хочу.
- Как?..
- Так. У меня скоро внуки будут.
- А если я уже беременна? - в отчаянии выкрикнула Анжела и заблажила: - я ребёночка убивать не буду-у-у!.. Я его рожу и что, буду одна растить, как сироту, нашу кровиночку-у-у?..
- Если родить вне брака, то, скорее всего, придётся растить одной, - меланхолично подтвердил Арсений. - Поэтому не советую.
- К тому же, от Арсения Павловича ваша кровиночка никак не может быть, - спокойно сказала Марина, - это совершенно исключено. Так что, обрадуйте своей беременностью настоящего отца. Если, конечно, знаете, кто он.
- Почему… исключено? У него там всё на месте и работает, как у коня.
Арсений Павлович  изумлённо повёл головой от такой незамутнённой непосредственности, щёки его покрылись смущённым юношеским румянцем, и он опустил глаза, чтобы скрыть их торжествующий блеск.

Анжела схватила фен, начала яростно мотать головой, перекидывая распущенные волосы то вперёд, то назад, пропускала их сквозь растопыренные пальцы, трясла, дула горячим воздухом. Волосы были тонкие, слабые, лезли и падали на паркет, на столик, на кресло. Марина брезгливо поморщилась. Арсений заметил, поднял брови и виновато развёл руками: вижу, понимаю, прости, сам в шоке. Анжела выключила фен, собрала волосы с плеч, с рукавов халата, бросила на пол.

- А если я докажу, что ребёночек твой? - с вызовом спросила она Арсения, точно зная, что не беременна, - тогда поженимся?
- Нет.
- Почему?
Арсений вытянул ноги, посмотрел в потолок, давая понять, что эти разговоры о мифических свадьбах и беременностях ему порядком надоели.
- Арсений Павлович не хочет на вас жениться, - перевела мужнину пантомиму на понятный язык Марина.
- А если захочет? Я же его люблю! Ведь если один любит, то и второй  должен… тоже. Правда?
- Не обязательно, - сказала Марина.
- А если?
- Ну, если когда-нибудь захочет, то, конечно, женится, - успокоила малолетнюю дурочку Марина. - Придёт к вам с чемоданом, свободный, любящий, и начнёте вы строить свою совместную жизнь. С нуля.
- Почему… с нуля?
- Потому что я оставлю всё жене, дочери, будущим внукам. В новую жизнь нужно уходить налегке.
- А мы? Где мы будем жить?
- Ну, сначала снимать. Много работать обоим, копить на ипотеку, на мебель, на ремонт. Потом двадцать лет её выплачивать. С отпуском на море и с детьми придётся повременить. Но это пустяки. Главное, что вместе, правда?
- С милым рай и в шалаше, - напомнила Марина, и Анжела взвыла от этой набившей оскомину фразы, которую она часто слышала от родственников. Она не хочет! Хватит, нажилась уже в шалаше с худой крышей и дымящей печкой! Не за этим она ехала в Москву.
- Почему-у-у? Почему всё им?
- Арсений Павлович порядочный человек, - объяснила Марина. - Он создал нашу семью и взял на себя ответственность за неё, наверное, ещё до вашего рождения.
- Но это несправедливо!
- А справедливость по отношению к одному всегда за счёт несправедливости по отношению к другому, - элегически сообщил Арсений. - Понятие о справедливости у каждого своё. И у каждого в свою пользу.
- Хорошо вам рассуждать, - зло сказала Анжела, рывком вставая с кресла. Подошла к столу, огляделась по сторонам. - Вон как живёте. Почему одним всё, другим ничего? - склонилась над букетом, понюхала. - Цветочки. Мне цветов не дарил. А чего не розы? Странные какие-то. Как называются?
- Маттиола.
- Мать… чего?
- Левкой.
- Понятно. - Процедила Анжела, окончательно убедившись в сговоре хозяев против неё и желая бежать отсюда как можно скорее и как можно дальше. Да хоть в своё общежитие. Комната на одного, кухня и туалет на этаже. Горячая вода, батареи. Чем плохо?

Марина принесла высохшую одежду — футболку с ярким принтом и фривольной надписью, узенькие джинсики, не прикрывающие живота, и босоножки на высоких каблуках.
- Можете надевать, всё сухое.
Арсений встал, пошёл к двери.
- Ты куда? - с вызовом сказала Анжела, - можно подумать, ты меня голую не видел. Посмотрел бы ещё, напоследок.
- Нет уж, я, пожалуй, с вашего позволения выйду, - пробормотал Арсений, и они с Мариной вышли в коридор.

Анжела оделась и выскочила из гостиной, так похожая на подружек дочери, что Арсению стало стыдно перед самим собой. Где были его глаза? Она же девчонка совсем! Он даже содрогнулся от отвращения. К себе. И с облегчением понял: больше — никогда.

Марина сняла с вешалки и протянула нежданной гостье её сумочку. Зонтик второй раз предлагать не стала. Привычно напомнила:
- Проверьте - телефон, ключи, проездной, кошелёк. Всё на месте?
Гостья сосредоточенно покопалась в сумочке.
- На месте.
- Ну, с Богом!

Девчонка по-детски шмыгнула носом, посмотрела на стоящих плечо к плечу мужа и жену. На чужого мужа и его жену. Скривила губы, процедила:
- Счастливо оставаться! Прощайте!
- Всего хорошего! - чуть ли не хором ответили хозяева и, убедившись, что кабина лифта, в которую вошла Анжела, поехала вниз, закрыли дверь.

И остались одни. Лицом к лицу.
- Спасибо. - Прочувствованно сказал Арсений, взял руку жены, поцеловал и прижал к своей щеке.
- Арсений? - требовательно сказала она, когда он её отпустил.
Он посмотрел ей в глаза.
- Марина, честное слово — первый и последний раз! Прости. Сам не знаю, как так получилось. Бес попутал. Виноват. Мне показалось, что я стал… старый. Седой. А ты молодая. Я боялся, что ты заметишь.
- И решил проверить?
- Ну… да.
- Дурачок. - Марина засмеялась, взъерошила его волосы. - Да у меня седина ещё раньше появилась, и что? Это обусловлено генетически. Кто-то в двадцать лет седеет.
- У тебя? - растерянно переспросил Арсений, - я не замечал.
- Да я в зелёный цвет покрашусь, ты не заметишь, - поддразнила жена, и он поспешил заверить:
- Ну, если в зелёный, замечу!
- Волосы светлые, вот и не заметно. К тому же, я пользуюсь хорошим оттеночным шампунем. А ты мужчина, вы вообще мало что замечаете. Ни новой причёски, ни седины, ни морщин.
- У тебя нет морщин. - Уверенно сказал Арсений Павлович.
- Вот и у тебя нет, - засмеялась Марина. - Пошли обедать, голодный, небось.
- Ужас!
- И я!

Кастрюля, накрытая толсто сложенным полотенцем, была ещё горячая. Марина достала сметану, хлеб, порезанную зелень, налила борщ в глубокие тарелки. Арсений набросился на еду, урча, как кот.
- Вкусно? - спросила Марина, подкладывая ему густой сметаны и намазывая маслом чёрный хлеб — он так любил.
- М-м-м!.. Неописуемо!
- Ешь, ешь, - ласково приговаривала Марина.
- А давай откроем шампанское? - неожиданно предложил Арсений.
- К борщу? - удивилась Марина.
- Почему? После борща. Я так соскучился по тебе за эту… командировку. - Он говорил медленно, не отрывая взгляда от лица жены, и видел, что она поняла. - У меня такое чувство, будто я вернулся после долгой разлуки. Хочется это как-то… отметить.
- Ну, тогда… за нас? - с готовностью подхватила Марина и вспомнила: - клубника есть, сыр, конфеты шоколадные.
- Тащи всё! - весело скомандовал муж и, глядя на неё поверх бокала, дрогнувшим голосом подтвердил: - За нас!

Два больших круглых пирога в форме цветка, где каждый лепесток представлял собой сдобный рожок, наполненный начинкой, тоже накрытые полотенцами, были тёплыми. Арсений оторвал от обоих сразу и, кусая попеременно, выглядел счастливым и чуть виноватым, как старшеклассник, чудом избежавший головомойки за двойку в четверти.

Выбирал из вазы самые красивые ягоды и угощал Марину, поддразнивая и водя надкусанной ягодкой по её приоткрытым губам. Она, прижмурив глаза, доверчиво ловила сочные душистые ягоды и ничуть не удивилась, поймав вместо очередной клубнички нетерпеливый горячий поцелуй.

- Она поёт — и звуки тают,
как поцелуи на устах,
глядит — и небеса играют
в её божественных глазах…

Арсений с юности знал много стихов и до сих пор в особо нежные минуты читал ей. А она в такие минуты называла его Есеня — за волосы кольцами, за голубые глаза, за стихи. Есеня ты мой…

- Чай, кофе?
- Свари кофейку, хорошо? Большую чашку, а то меня что-то сморило.
- Конечно, дорога, перелёт, дождь… У меня тоже глаза закрываются. А давай-ка мы с тобой после обеда приляжем? Устроим себе небольшой отдых. Кстати, дождь опять пошёл.

Шумный летний ливень припустил с удвоенной силой. Они задёрнули плотные шторы, включили  торшер. Арсений прихватил с собой остатки шампанского и два бокала. Уютно угнездились в подушках под большим пушистым пледом. Как хорошо, что никуда не нужно идти. Как хорошо дома! Как хорошо…

Отпустили, наконец, внезапно ворвавшиеся в их дом напряжение, страх, тревога, которые она должна была держать в узде, чтобы не дать им взять верх.  Над её лицом взошли потемневшие от переживаний родные глаза, обдало тёплым дыханием. Опираясь на локоть, Арсений делился с ней как с самым близким человеком сокровенным:

- … Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба...

Она обхватила его голову, притянула к себе - глаза к глазам, губы к губам, кольца мягких волос в ладони.
- Есеня ты мой…

                08.11.2025