Добро

- Здравствуйте. Я бы хотел поговорить с профессором Верибо.

Дежурная смерила меня взглядом, и, не найдя никакого сходства с постоянными рабочими института или вышестоящим начальством, произнесла постоянное, не меняющееся с годами объяснение, что профессор уехал тридцать минут назад.

- Жаль, я ещё вчера хотел с ним увидеться.

Пароль был принят. Дежурная с опаской посмотрела мне вслед. Я поднялся на второй этаж, и, скорее по традиции, чем из интереса, остановился у красивой резной двери. Косяк был богато украшен растительным орнаментом. На самой двери, сверху вниз, шло несколько прожилок, будто она была сделана из нескольких досок.

«Здорово постарались дизайнеры! Даже на ощупь не понять, что это пластик!», подумал я,  «наверно, так каждый посетитель думает».

Примерно на уровне глаз висела резная табличка с со стихами. Во время моего прошлого визита её здесь не было, и я с искренним любопытством начал читать.

«Коль к Верибо ты пошёл,
Значит, ты беду нашёл.
Не решился сделать сам,
И отдался мастерам…
Ну а если всё не так,
И пришёл ты просто так,
То подумай над решеньем:
Отвлекать – не развлеченье!»

Я немного подумал и пожал плечами. Ко мне это не имело никакого отношения. Зачем то посмотрел на наручные часы, уже несколько часов стоящие на пятнадцати минутах третьего. «Здорово я тогда врезал, аж часы встали!». Но тут же осёкся. Нет, не здорово. Совсем не здорово никому врезать, даже если так говоришь в переносном смысле…

Дверь заскрипела плавно, певуче, как на настоящих металлических петлях. Можно было открыть её быстро и легко, как это обычно делалось на Земле. Именно ради этой лёгкости все двери в мире стали делать с минимальным весом. Но, увы – многолетний опыт жизни на Раде полностью меня от этого отучил. «Открывать дверь медленно, не входить пока она не откроется полностью или не будет соответствующего разрешения, чтобы не нарушить личное пространство цупов или эребов (что более нежелательно)», как предписывали учебники и собственный опыт.

- Да, да, войдите!

Я вошёл, и, по инерции, приложил ладонь к солнечному сплетению. Понадобилось меньше секунды, чтобы убрать её, но профессор уже всё заметил и сделал свои выводы.

- И всё-таки я вам очень советую отпуск.

- И вам тоже не хворать, Феликс Антонович.

- Простите… - прошептал Верибо и недовольно поджал губы. Ему было стыдно. На какую-то секунду я удивился. Только потом до меня дошло, что я уже на Земле. А здесь неосторожная шутка может сделать больно.

- Достают? – спросил я, желая отвлечь профессора от тоскливых мыслей.

- Как сказать… - начал собираться с мыслями Феликс Антонович, почувствовав, что я не обиделся – Молодёжь. Все хотят меня увидеть. Ещё больше хотят со мной работать. Ещё больше – поучиться. Достойная смена растёт! Я в их годы только автографы собирал. Знаете, такие коллекции росписей различных знаменитостей.

- Да, на Раде такие есть.

Верибо поднял на меня удивлённый взгляд, затем усмехнулся, будто хотел немного посмеяться.

- Ладно, о работе так, о работе. Я почитал ваш отчёт. Почему вы так боитесь новых ядерных разработок? Как я понял, речь идёт просто о совершенствовании АЭС.

- Речь, конечно, о АЭС. Но слухи нехорошие ходят… А на Раде – что хуже, то и правдивей.

- Вы говорите загадками. А поконкретнее можно?

- Можно и конкретнее. На основе этих открытий были усовершенствованы ядерные боеголовки. А разработанные ещё полвека назад стратегии дают возможность обойти любую воздушную защиту. Проще говоря: обстановка становится крайней, и мы должны принять крайние меры.

Верибо расстроено покачал головой.

- Если бы мы каждый раз использовали гипноизлучение, то вся работа прогрессора сводилась бы только к оценке цивилизации. Это раз. А вы подумали, что хотите у них отобрать право на собственное развитие? Это два…

- Да обо всём я подумал!!!

Минут десять прошли как в тумане. Я стоял и кричал, размахивая руками и иногда хватая чистые листы и рисуя какие-то графики. Уровень бедности, уровень смертности, уровень заболеваемости, уровень преступности, уровень детской смертности, заболеваемости и преступности, уровень алкоголизма и наркомании… Это была истерика. Самая большая и безумная во всей моей жизни до этого дня. Очень надеюсь, что и до конца жизни.

В конце концов, я начал успокаиваться. Тяжело дыша, я посмотрел на Феликса. Он растерянно переводил взгляд то на меня, то на графики и рисунки. Я добился своего: профессор наконец-то понял, с какой мясорубкой мы имеем дело. Огромный винт захватывал миллиарды судеб, соединяя и разделяя совершенно разных людей, чтобы в конце пропустить под лезвиями. Единственный способ выжить – засесть в какой-нибудь щели и не высовываться. Но разве это жизнь?..

-  Ладно, излучатели будут завтра же на месте. Но вам бы я всё равно посоветовал уйти в отпуск.

- Уйду. Но я хочу ещё раз взглянуть на Раду. Только после излучения. Можно же?..

… Шёл тёплый дождь. По улицам бегали дети. Много детей. Они бегали группами по пять-шесть человек, подбирали с земли мусор и куда-то уносили. Были здесь и взрослые. Большинство из них ещё ничего не понимало, ещё старалось жить как раньше. Но с каждым часом всё больше выходило на улицы мужчин и женщин.

…- Сегодня проснулся, как обычно. Подошёл было к холодильнику. Там у меня пузырь лежит, ты знаешь. Значит, подхожу к холодильнику, и чувствую – веришь? – сейчас возьму его, и вылью в раковину. Я аж замер. С чего бы это?..

…- Всё, увольняюсь я с этой редакции! Я, в конце концов, журналист или мальчик на побегушках?..

Город преображался. Я знал, что завтра этот импульс ослабится на шестьдесят процентов, а послезавтра сойдёт на нет. Это было максимум, чего смог добиться Верибо. Большой совет не разрешил облучить население на больший срок.

«Наверное, так даже лучше. Раде нужна просто небольшая передышка от бед и проблем. Даже двое суток изменят историю планеты кардинально».

В воздухе прошли несколько громких и резких хлопков. Я упал на грудь и закрыл голову руками. Но нет – это были просто дымовые фейерверки. Красные, синие, жёлтые, зелёные и белые. Очень красиво.

- Я верю в вас, - прошептали мои губы, а затем во весь голос я возгласил - Я верю в этот добрый мир!