Бесовщина

— Барабашка завёлся у тебя…
— Не понял!?
— Ручка входной двери дёргается, а в глазок смотрю — никого…
— Ерунда какая.
— Да и Саня говорил то же самое, я всегда с иконкой…

Саня делал мне ремонт, а Вадик жил какое-то время — под конец ремонта и пока мы не переехали с супругой.
«Глупости какие», — подумал я, снова как-то вспомнив этот разговор.

Мы переехали из одного района в другой, в квартиру побольше, и постепенно обживались. Спали на полу, на матрасе, сначала в одной комнате, разбирая коробки в другой, большой, потом уже в ней. Позже появилась кухня. Всё как у всех новосёлов.

Я что-то возился на кухне, когда услышал, как дёрнулась ручка, и шлёпанье Катиных тапочек. У нас иногда барахлил звонок, поэтому я не придал значения происходящему, пока испуганная жена не залетела ко мне:
— Там никого нет!

В тишине, как подтверждение, опять послышались звуки опускающейся ручки.
Тут я напрягся и пошёл к двери:
— Ну что за детский сад?

Посмотрев в глазок — площадка пуста — я опустил глаза на ручку: она опустилась. Бесовщина какая-то! Катя, как самая смелая, спряталась на кухне, из-за угла поглядывая на меня. Смотря в глазок, я повернул вертушку, надавил на ручку и медленно стал открывать дверь…

— Да, точно, вспомнил, Саня мне рассказывал про барабашку, — перебил меня Шура. Он увидел в окно тренерской, как заходит Димон, и встал, чтоб поздороваться.

Димон зашёл несколько возбуждённый. Обычно это спокойный человек и большой любитель несложных, но ёмких фраз. Но не сегодня…
— Сейчас что расскажу…
— Чай будешь? — Шура уже налил в кружку кипяток и стал доставать пакетик.
— А кофе есть?
— Только растворимый, братан…
— Давай.
— Сахар надо?
— Нет. Фуф. Я сейчас на замере был. Приехал по адресу, напарнику говорю: «Сам быстро поднимусь», тем более он по телефону болтал. Поднялся, позвонил. Бабка дверь открыла — прям бабка-бабка. Я захожу в коридор, там полумрак, надел бахилы — у меня всегда с собой, — он показал, достав из кармана. — Ну удобно, чтобы обувь постоянно не снимать-надевать… Ну вот, такая же распашонка, как у нас была, — мы понимающе кивнули. Сделав глоток, Димон хотел присесть, но потом просто поставил кружку на угол стола и, стоя, продолжил:
— Ну, мало ли, может, экономят свет, не включают. Она мне: «Пойдёмте, это там», — и идёт в комнату. А я смотрю: в коридоре вроде человек на стуле, накрытый, словно стричься собирается, сидит спиной ко мне, — он описал руками форму, изображая, что и как. — Ну, я поздоровался с ним и пошёл в комнату. Там тоже темно, шторы задвинуты. Так вот, иду за ней, а там — две кровати по разным углам, и на каждой будто по два человека лежат, одеялами до носа накрыты. Я снова поздоровался и дальше с бабкой разговариваю — ну, всяко бывает, устали люди, лежат, а тут мы ходим, неудобно даже как-то.

«Там кондиционер», — она мне показывает ближе к окну, и тут мужик заходит — ну, тоже какой-то странный. Говорит: «Поменять надо, плохо работает». Я ему говорю: «Давай включим, посмотрим, что и как». Он включает — а это, ну, во-первых, «двенашка», для такой комнаты с избытком, а во-вторых, холодит нормально так… — Димон снова глотнул кофе и продолжил: — Ну, я ему говорю, нормально работает, а он начинает доказывать, что нет, и что в соседней комнате стоит такой же, и его тоже надо поменять. Он ведёт меня на выход, в соседнюю комнату, и тут я понимаю, что все эти фигуры — манекены!

Меня тут как накрыло: маньяки какие-то, людей заманивают и расчленяют… И в той комнате тоже на кроватях — манекены, тоже одеялами накрыты, и мрак везде. И кондиционеры нормально работают. Ну, я ему говорю: «Пойду в машину за рулеткой». Он мне свою предлагал, но я — типа «сейчас, сейчас» — вышел и ушёл. Вниз спустился, в машину сел — меня аж трясёт. Напарнику рассказал, тот говорит, что правильно сделал…

— Жуть какая, — согласились мы. Димон явно ещё не успокоился.
— Я тогда тоже историю одну расскажу, не рассказывал до этого… — поддерживая тему, продолжил я.

Середина 90-х. Вечнозелёный город… когда-то один из крупнейших городов большой, но сгинувшей страны, теперь — столица нового государства. Детство я провёл на его окраине, но ближе к окончанию средней школы родители переехали практически в центр, ну или как можно ближе к нему. До отцовской работы от нового места жительства было пешком минут десять, на машине туда — пять, обратно максимум две — так получалось из-за не очень удобной развязки, но по сравнению с современными реалиями это практически киберпрыжок.

В новой школе были и новые проблемы, и новый опыт, и новые друзья-товарищи. До ближайшей станции метро надо было идти минут пятнадцать. Дорога туда от дома была не очень запутанной: выходишь из района, пересекаешь трамвайные пути и проходишь мимо крупной городской больницы, потом вдоль забора института, сворачиваешь — и уже идёшь мимо модных на тот момент домов, и вот ты уже на одной из главных улиц города, у станции метро.

В выпускных классах меня перевели в школу рядом с новым домом, так как дисциплиной я особо не отличался, а уже после неё я поступил в институт — тоже рядом, не тот, который в сторону метро, но тоже очень недалеко, и в нём мой отец как раз и работал.

За больницей находились частные дома — «участки», как там тогда их называли, а всё это место считалось махаллей. В одном из таких «участков» жил мой приятель. Русский пацан, выросший без отца в махалле, пользовался там авторитетом. Само по себе это уже было удивительно. Но успешные занятия боксом и постоянное штудирование шахматных талмудов сделали своё дело. Плюс, он всегда шёл до конца, несмотря ни на что. Это мне очень импонировало, и бессознательно я старался как можно больше у него перенять.

У него была младшая сестра, а у той — бойкие подружки, и все они могли безбоязненно ходить по тому району, ибо каждый знал, под чьим они крылом. У его сестрёнки постоянно рождались новые идеи…
— Сегодня пятница-тринадцатое, всё должно быть интересно, — услышал я, когда зашёл в их калитку.

На его участке была баня, которую уже не использовали, — они сдавали её иногородним студентам, благо институт был через дорогу, но на лето они все разъезжались, и до осени она стояла пустая. Ну как пустая — две металлические кровати, практически во всю длину дальней комнаты, а между ними стол.

Уже вечерело, и они вдвоём с сестрой возились в том помещении — от него было ближе до калитки, чем до, непосредственно, их дома. Девчонки где-то научились вызывать духов и теперь стали по вечерам собираться с этой целью.

Я скептически относился ко всякой мистике, а тем более тревожить кого-то умершего для меня было вообще неинтересно. Обычно вызывали Пушкина или Грибоедова, или других известных поэтов, и проводили время, задавая им каверзные вопросы. Такое, достаточно распространённое в те годы времяпрепровождение.

Но вот Артём, как звали моего приятеля, пошёл дальше и нашёл где-то толстую книгу демонологии, и сегодняшний вечер теперь должен был стать более увлекательным. Он уже как-то раз присоединялся к девчонкам в их процессе вызывания духов, но без особого эффекта.

Ближе к полуночи все собрались в дальней комнате. Девочек было трое, как и нас, парней, — я впервые присоединился к ним. Они уже разложили специальную бумажную схему. Я особо не интересовался происходящим, как и говорил, потому и не придавал значения каким-то тонкостям в этом деле. Но, судя по всему, их было много: определённая тарелка, которую держали на земле за домом, свечка, которую надо зажечь именно спичкой — и именно с первого раза…

Я просто сначала сидел в кромешной темноте, потом, так же как и другие, слегка дотрагивался до той самой тарелки со стрелкой.
— Дух Вельзувула, призываю тебя, явись! — повторил Артём раза три.

Он нашёл это существо самым интересным и могущественным в книге. В прошлый раз они вызывали самого дьявола, но тот, видимо, был занят, поэтому сегодня он вызывал его. Всё бы ничего, но вдруг эта тарелочка задрожала и стала теплее.
— Призываю тебя говорить только правду! Клянешься ли ты говорить только правду?

И тарелка стрелкой показала сначала «Д», а потом «А»… Мерцающий свет свечи бросал блики, но было видно страх и интерес каждого.
— Назови своё имя!
«Б», «Е», «Л», «Е», «А», «Л» — выписала тарелка. Она прям дрожала. Сначала я подумал, что кто-то прикалывается, но ладно бы, если она перемещалась вправо-влево, но она крутилась вокруг своей оси, что одному было сделать невозможно — наверное, работают в паре? Сомнения не отпускали меня. «А», «С», «Т» — с каждой буквой она увеличивала скорость движения и вращения и уже просто летала по бумаге, так быстро, что в какой-то момент вырвалась и мгновенно остановилась. Все переглянулись. Сразу за дверью, на улице, лежала пластиковая бутылка со святой водой — я думаю, мысли о ней появились у всех. Мой скептицизм хоть и лежал в нокдауне, но был ещё достаточно живой.
— Продолжим, — сказал кто-то дрожащим голосом, и все протянули руки, положили их снова на тарелку.
— Ты ещё здесь?
— Да!
— Докажи это… — и свет свечи задрожал, будто вот-вот потухнет, словно на него тихо дули со всех сторон, но не потух окончательно.
— Назови своё имя!
— Белеал! Зевул!
— Ты не причинишь нам вреда?
— Нет!
— Ты обещаешь говорить только правду?
— Да!

И по очереди, сначала девочки, все стали задавать вопросы. У девчонок тема была одна — любовь и женихи, поэтому я даже не прислушивался, тем более не слышал про некоторых из героев их диалогов. Когда же дошла очередь до меня, то я сначала даже и не знал, что спросить. Но, немного подумав, всё же произнёс:
— Кто из моих друзей чего-то добьётся в жизни?
Но ответа не последовало.
— Надо конкретнее, — подсказал Артём.
— Кто из моих друзей станет миллионером? — так я продолжил.
— Игорь!
— Какой Игорь? Назови фамилию! — с нами в классе тоже учился Игорь, и мы произнесли его.
— Нет!
— Назови фамилию!

И тут тарелка выдала фамилию моего институтского приятеля, которого, кроме меня, ну точно никто не знал, и который практически сразу после сдачи диплома эмигрировал в Штаты.
— Вот это да! — удивился я.
— Ты его знаешь? — спросил Артём.
— Да, мой однокурсник, фехтовальщик, в Штаты свалил…

Но тарелка продолжила:
— Артём!
— Я? — удивился уже Тёма.
— Нет!
— Назови фамилию!

Тарелка выдала слово, похожее на название европейской страны, печатавшееся на её марках, или похожее на наименование радостного музыкального лада…
— Бред какой-то…

Но через двадцать лет я узнал, что это фамилия.
— Так это твой Артём? Тот Артём? Мы заезжали с тобой! — вскрикнул, перебив меня, Шура. — Толя, у меня аж мурашки по телу! А ты ему это рассказывал?
— Нет.
— Как так?
— Ну, понимаешь, у меня нет этому объяснения… Ну слушай: мы ещё вышли тогда, там, в махалле, соседи по ночам могли отпускать собак, и, провожая меня, мы с тем Тёмой перебирали, что это за слово такое, и, проговорив несколько раз, всё-таки не поняли… И что ещё интересно — за пару лет до того, как я познакомился с этим Артёмом, человеком-загадкой, вышел на связь Игорь — тоже случайно, нашёл меня, позвонил, похвастался, что у него лофт на шестом этаже в центре Манхэттена и что он уже был в двухстах странах. Я спросил его тогда, что послужило причиной, почему через столько лет он меня нашел? «Ты, наверное, был один, кто с пониманием относился ко мне!» - ответил он. Я даже не думал, что такое реально…
— Случайности не случайны, Толя…
— Да, не случайны. Но, во-первых, это всё другому покажется выдуманной историей, и с моей стороны было бы похоже на какую-то лесть, да и мало ли, как это на его судьбу повлияет. Плюс я даже дома это не рассказывал. С тем Тёмой мы перестали общаться, разъехались все, да и зафиксировано как-то это тоже нигде не было. Ну, столько лет прошло, никто из тех участников уже и не вспомнит ничего. И, во-вторых, я будто всегда знал, что будет момент это донести… Знаешь… Это же моя история, я встречал и общался с людьми и побогаче, и просто понял, что не они мне, это я им был нужен…
— И ты после этого не веришь в эзотерику!?
— Мы, когда закончили вопросы, потом долго не могли этого духа выгнать, представляешь? Он всё возвращался и возвращался, и уже святой водой только смогли…
— Ващпе, — Шура иногда специально коверкал слова для придания им значимости…
— Помнишь, мы с тобой ездили на духовные практики?.. Ну конечно помнишь! Как я тогда увидел, как абсолютно ко всему подходит энергия, и тот мир был двухмерным… Как тогда дерево вылечил? Как ты говоришь — всё у нас в голове, ну вот если бы тебе рассказали, если б ты тогда не был свидетелем всего того — ты бы поверил? Как так: дерево просит о помощи, сгнившая его половина душит его… Как вы в тот день на меня смотрели, когда я полез с пилой! Пилу же ещё нашёл, полез отрезать эти сухие, мёртвые ветви, замазал глиной срез… Расцвело же потом оно! Ты бы поверил? Я вообще считаю, что когда я выжил на операционном столе — меня же в один момент свет забрал, но я вернулся — всё это звенья одной цепи. Будто тот дух жаждал и ждал, чтобы я убедился в его правоте. Я — как незримый свидетель всех этих чудес. И если б я рассказывал об этом всем, то меня как минимум признали бы психом или фантазёром. Так что — всё у нас в голове, ну а мы сами во власти непознанного… Игры разума порождают чудовищ.

Был понедельник, уже практически конец года. До католического Рождества оставалась пара дней, и объект, который был таким тяжёлым, но наконец был сдан, уже с утра наводнили студенты. Очень много студентов — и практически все они были иностранцами. Холлу этого здания и коридорам был возвращён исторический облик, и эта отделка смотрелась очень красиво и, кстати, современно.
Как один из начальников строительства, в компании с представителями заказчика и своим «самым-самым» начальством, обсуждали какие-то шероховатости и возможности решения. Мой фронт работ был закончен, но в качестве ответственного я уже сделал обход, в том числе технических помещений — там тоже заканчивалось производство работ. Можно было быть спокойным: везде работали очень грамотные специалисты. Но в связи с капризами заказчика работы сильно усложнились и затянулись. В связи с чем они сегодня все тоже работали — ещё и в присутствии своего технического руководителя. Всё чинно, благородно и красиво.

— Ну как так — переключение без отключения? — удивился я.
— Их главный инженер только приходил, проверял диэлектрические галоши и коврики. У них реанимация полная, новая дэгэшка, и они боятся, что она не запустится… Но ничего, справимся, — начальник электриков был очень уверен. И, оставив их дальше работать, я вышел и, пробираясь мимо толпы студентов, направился в холл.

И вот, уже стоя в холле, мы услышали очень громкий хлопок — и везде погас свет. В первую же очередь мы с руководителем побежали к щитовой. Дверь её уже открыли, и оттуда, из мрака и дыма, вывели человека. В конце коридора, в метрах десяти, было окно, и оно позволяло видеть силуэты. Пожара не было. Руки он держал, словно сдавался в плен.
— Руки, руки!
— Руки сгорели…
— Пробило…
— Свет дайте…
— Переключать надо!..
Всё, что можно было разобрать в той суете.

По нашим, потом, подсчётам он получил удар больше тысячи трёхсот ампер. Триста восемьдесят. Не бывает в таких случаях выживших! Мы с ещё одним сотрудником схватили и потащили его в соседний корпус — в реанимацию. Несли как можно быстрее, но было неудобно, да и он не маленький. На улице я взял его на руки и из последних сил всё же дотащил. Так я узнал ближе человека, о котором услышал первый раз двадцать лет назад.

Это оказался удивительный человек, и если б я не был свидетелем всех тех чудес, что с ним происходили, сам бы в жизни не поверил. И это не только про огромные суммы, которые он легко выигрывал в казино — и так же легко их раздавал вокруг. Огромные — это действительно огромные. Абсолютно во всём ему везло. Даже люди, что оказывались с ним рядом, были нужны именно в тот момент. Это больше про удачу духа…

— Ну ты не закончил про барабашку… Что там было? Ты же дверь открыл — что там? — Димон и Шура с интересом в глазах ждали ответ.
Я рассмеялся:
— Вообще кино!
— Ну не томи…
— Хорошо я дверь резко не открыл… Там — маленький ребёнок, наверное, только ходить научился. Он даже до ручки еле дотягивался. Его за ней и не было видно — он прям маленький-маленький. Напротив — мамашка в коляске его выставляла и, пока одевалась, наверное, он вылазил.
И через всю нашу большую площадку шёл к моей двери.
Причем, она выставит коляску, дверь закроет и возится минут пять-десять…

Пацаны рассмеялись.

— У всего всегда есть объяснение. Просто иногда мы или не знаем, или не понимаем этого.