Кричащая ферма

День первый

Жёлтый одноэтажный дом по адресу «Элеонор №;1» располагался на окраине фермерской долины. Я свернул на грунтовую дорогу, которая упиралась в небольшую парковку.
Дверь открыла сотрудница дома. Её уже предупредили о моём приезде. Мы познакомились. Кэрон — так её звали — провела меня в офис, достала с полки папку клиентки и, улыбнувшись, предложила ознакомиться с информацией. Устроившись поудобнее в кресле, я начал читать.
Хелен. 67 лет. Родилась в СССР. Мать — Ядвига Казимировна Ушакова. До войны жила в России, вышла замуж за офицера железнодорожных войск. Родила двух мальчиков. В первые дни войны, во время бомбёжки, сыновья погибли. Муж пропал без вести.
В 50-х Ядвига эмигрировала в Польшу к сестре. Вышла замуж за польского еврея. Через год родилась девочка.
До семи лет Хелен была обычным ребёнком. Пошла в первый класс. В восемь лет, после простуды, заболела менингитом. Болезнь привела к нарушению умственного развития. Результаты обследования оказались неутешительными. Диагноз: «современная наука не располагает методами лечения подобной болезни». Девочку предложили отправить в психиатрическую больницу. Позже диагноз уточнили: «дезинтегративный психоз (МКБ 299)».
На двух страницах шло описание проявлений болезни: графики посещений врачей, таблицы с измерениями, список рекомендуемых лекарств и время их приёма. На последней, плотной странице был приклеен вкладыш с заголовком: «Наша философия». Жирным шрифтом выделены шесть правил работы с клиентом. Внизу стояли подписи сотрудников. Немного подумав, я поставил свою закорючку тоже.
— Наблюдай, запоминай и спрашивай, если что-то будет непонятно, — назидательно сказала Кэрон, когда мы вошли в главную комнату.
У окна в кресле сидела сгорбленная старушка. В руках она держала шнурок от обуви и, как заправская вязальщица, накручивала узлы. Увидев меня, она предупредительно постучала кулачком по подлокотнику кресла.
Я сел на диван напротив Хелен и незаметно стал её рассматривать. Кэрон принесла завтрак и пересадила старушку за стол.
— Утром Хелен ест кусочек хлеба с ореховым маслом и яйцо. Пьёт апельсиновый сок или воду, — продолжала инструктировать меня Кэрон. — Шнурок — это гимнастика для рук, помогает избежать травм. Вязание узлов отвлекает и снимает напряжение. Первой начала практиковать такую гимнастику её мама.
Хелен перестала есть, подняла указательный палец, глядя вверх, и затараторила:
— Мама на небе, мама на небе, мама на небе…
— Мама на небе. Кушай, кушай, — мягко успокоила её Кэрон.
После завтрака Кэрон принесла несколько листов бумаги и цветные фломастеры, положила их перед Хелен.
— Мы стараемся загружать Хелен в течение дня. Блок из музыки и рисования называется арт-терапией.
Хелен сразу приступила к делу.
— Раньше я думала, что для неё важен сам рисунок. Пыталась понять, что она изображает. Но потом заметила: сюжет не меняется. Всегда одни и те же квадраты, внутри — параллельные штрихи одинаковой длины. Обрати внимание, как она их рисует.
Я присмотрелся. Хелен наносила штрихи рубящими движениями сверху вниз. Фломастер держала в кулаке, как нож лезвием вниз. Каждый штрих сопровождался выдохом — будто выбрасывала негативную энергию.
Нарисовавшись всласть, Хелен смахнула свои «художества» на пол и забарабанила по столу. Кэрон принесла большого плюшевого кролика. Старушка уткнулась в игрушку лицом и затихла.
Пока она отдыхала, мы прошлись по дому. Начали с её комнаты. Спальня выглядела аскетично: у окна — ортопедическая кровать, шкаф и кресло.
— В утреннюю рутину входит туалет, душ и одевание. Это занимает много времени. Торопиться не стоит. От точности привычных действий зависит настроение Хелен на весь день. Обычно утром с ней работает женский персонал. У нас в команде только один мужчина — Эл. Когда у тебя следующая смена? — спросила она.
— Послезавтра, с трёх до одиннадцати.
— Это как раз его день. Он работает у нас давно. Считай, тебе повезло.

День второй

Эл оказался крупным мужчиной с внушительным животом. Несмотря на холодную погоду, он был одет в летнюю распашонку и светлые шорты. Шёл он неторопливо, цокая чёрными ботинками с высоким подъёмом — 34 размер, форма напоминала копыта. Удивляло несоответствие массивной фигуры и детского размера ноги.
Поздоровавшись, Эл подошёл к Хелен и пересадил её с кресла за стол. Вместо терапевтического шнурка он принёс плюшевого кролика. Старушка напряглась и угрожающе застучала кулаком по столу — ей явно не понравилось такое обращение.
Эл заварил кофе, сделал два бутерброда, по размеру не уступающих тем, что подают в «Макдоналдсе». Один предложил мне, а второй ел сам, аппетитно откусывая, и озвучил распорядок дня:
— В 4:00 ты готовишь перекус и кормишь Хелен. Я занимаюсь медициной. Потом — полчаса отдыха. В 5:00 приходит Барб — её лучшая подруга. Раньше они вместе работали в психиатрической клинике. Сейчас Барб на пенсии, но если Хелен нужно вывести из дома, приглашают её. Сегодня по расписанию — день кино. В SilverCity покажут «Приключения Паддингтона». Начало в 6:00. Желательно приехать пораньше, чтобы посадить Хелен ближе к выходу — при большом скоплении людей у неё может начаться паника. Если это случится, нужно быстро вывести её из зала.
Он достал блистер, выдавил таблетки на ложку и пошёл давать Хелен лекарства.
Я приготовил перекус: яичницу, хлеб с джемом и стакан сока. Поставил всё на поднос и направился к Хелен. У самого стола она резко выбила поднос рукой и набросилась на меня. Удары сопровождались криками и плевками. Я едва успевал закрываться, но когда она ткнула пальцами мне в лицо, я не выдержал — схватил её за запястья и оттолкнул.
На помощь поспешил Эл. Он встал между нами, спиной к Хелен, которая тут же переключилась на него. Эл, толкая меня животом, вывел из комнаты в офис. Хелен продолжала истошно кричать и стучать в дверь.
Мне было неловко, что я не сдержался. Эл, заметив моё состояние, успокоил:
— Это обычная реакция Хелен на новичков. Все через это проходят. Важно помнить: мы не имеем права на насилие.
Я хотел возразить, что никакого насилия не было, но он перебил:
— Захват рук и толчок — это уже насилие. Каждые полгода мы проходим тренинг по защите. Главное правило: при внезапной атаке клиента нужно встать к нему спиной, увертываться от ударов и как можно быстрее покинуть помещение.
Пока Эл делился опытом, Хелен ушла в спальню, хлопнув дверью. Крик сменился громким плачем.
— После эмоционального стресса это обычная реакция, — продолжил Эл. — Агрессивному клиенту нужна аудитория, чтобы выплеснуть гнев. Когда никого нет — накал спадает, и истерика уходит. Обычно за этим следуют слёзы и уединение.
Вскоре Хелен затихла. Эл приоткрыл дверь её спальни. Я собрал разбросанную еду и протёр пол. Мы уселись на диван и молча ждали.
Барб пришла раньше обычного. По нашей мизансцене она сразу поняла, что произошло. Без слов вошла в спальню и прикрыла дверь.
Через пятнадцать минут они вышли. Лицо Хелен было красным от слёз. Она села за стол, Барб принесла бутерброд с соком и стала её кормить.
Эл ушёл в офис писать рапорт. Я сидел тихо, стараясь не привлекать внимания Хелен. Судя по её добродушному виду, она уже забыла, что произошло. Это удивило меня.
Всю дорогу ехали молча. Эл вёл машину, Барб сидела рядом с Хелен, я — за их спинами. Проехав опустевшие фермерские поля, свернули на хайвей и через полчаса подъехали к кинотеатру.
На парковке стоял автобус, из которого доносились крики. Шла выгрузка. Подождав, пока коллеги с клиентами вошли, Барб отстегнула ремень Хелен, посадила её в инвалидное кресло и покатила ко входу.
Пока шумная компания закупалась в буфете, мы вошли в пустой зал, провезли Хелен по проходу и поставили кресло у выхода.
Вскоре появились первые зрители — наши старые знакомые. Нагруженные попкорном и сладостями, они расположились на первом ряду. Маленький и сутулый с лысиной жевали попкорн, уставившись на экран. Мордастый выкрикивал: «Все на борт!» Четвёртый — с длинным фиолетовым языком — ловко поедал сладости, несмотря на неудобство. Мордастый пытался схватить его за язык, но тот ловко уворачивался.
В проходе между рядами, напоминавшем красную ковровую дорожку, стали появляться новые клиенты. Пожилая женщина вела под руку круглолицую девушку с тяжёлой походкой.
— Линда, Нажва, — поприветствовал их Эл.
Хелен насторожилась и издала предупреждающий клич. Нажва, хорошо её знавшая, попрощалась и повела Линду на первый ряд.
Такого скопления людей с психическими отклонениями я ещё не видел. Каждое новое появление вызывало у меня удивление.
Неожиданно в зал вбежал здоровенный парень с блестящим, как бильярдный шар, лбом. Его подхватили два молодых работника, но он протащил их до второго ряда и бухнулся в кресло. За ними семенила худенькая женщина с ведром попкорна. Парень схватил ведро и стал жадно есть.
Эл, заметив мой интерес, стал знакомить меня с контингентом:
— Парня зовут Майкл, Маленького — Джо, сутулого — Камерон, языкастого — Питер. Все они из дома на Браднер.
Появились новые персонажи с супервайзером Ким. Она приветливо махнула рукой.
Молодого, топтавшегося на месте, звали Брайан — он смотрел в угол, будто у него было своё «кино». Второй — Ларс — приставил два пальца к глазу и рассматривал невидимую букашку. Ким усадила Ларса, а Брайана оставила в покое — он никому не мешал.
Пока я с любопытством наблюдал, к нам подвели скособоченного мужичка лет пятидесяти с пустой пластиковой бутылкой.
— Это Крис, любимчик нашего общества. Он рад каждому новому работнику, — сказал Эл.
Крис изучающе смотрел на меня. Изо рта стекала слюна. Не отрывая взгляда, он вставил горлышко бутылки в рот и стал вращать её, пытаясь открутить пробку. Ногти были обкусаны до корня. Крепкие пальцы-сардельки сдавили бутылку всмятку. Я оценил силу, когда он схватил меня за куртку и резко потянул к себе. Кино его не интересовало. Я не понимал, чем так его заинтересовал.
Несмотря на качественный звук, просмотр мешали посторонние шумы: плач, вопли, постоянные передвижения.
Хелен, долго сидевшая молча, вдруг заголосила, бешено стуча по стене. Мы с Элом встали, чтобы вывести её. И тут Крис вцепился в мою руку, с силой потянув обратно. Помня наставления Эла, я попытался «нежно» освободиться, но он сжал пальцы ещё крепче. На полу лежала брошенная бутылка. Я поднял её и сунул под нос Крису. Он разжал пальцы. Я быстро вышел следом за Элом, который катил кресло с кричащей Хелен к машине.
Старушка кричала всю дорогу. Затихла только тогда, когда мы въехали в гараж. Вид у неё был усталый. Барб, следуя привычной ночной рутине, уложила Хелен в кровать. Она аккуратно поправила подушку, накрыла пледом и задержалась у изголовья, пока дыхание Хелен не стало ровным.
Мы с Элом сидели в гостиной, молча пили чай. В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими щелчками отопления. Эл смотрел в окно, будто что-то вспоминая, потом повернулся ко мне:
— Сегодня ты прошёл боевое крещение. Завтра будет легче. Главное — не принимать всё близко к сердцу.
Я кивнул, не находя слов. В голове крутились сцены из кинотеатра, лица клиентов, их странные привычки, крики, слёзы, и — Хелен.
Перед уходом я заглянул в её комнату. В полумраке она лежала тихо, обняв плюшевого кролика. Лицо было спокойным, почти детским. Я задержался на секунду, затем тихо прикрыл дверь.


День третий


Меня встретила супервайзер Джеки — хрупкая женщина с короткой стрижкой. Она сообщила, что вечером мы едем в Лэнгли на бал, посвящённый празднику Хэллоуин.
Хелен уже сидела в своём кресле при полном параде. На ней было яркое вечернее платье с жемчужными бусами на шее. Бархатный вишнёвого цвета берет на голове дополнял её хэллоуинский костюм. Она сосредоточенно вязала узлы на шнурке и на моё появление никак не отреагировала.
Путь до места назначения занял около часа. Сначала ехали по ночному хайвею до 400-й улицы, потом свернули на боковую дорогу. Справа и слева мелькали фермы с одноэтажными домами, редкие огоньки и бензоколонки с магазинчиками на перекрёстках. Иногда из темноты неожиданно выплывал “оазис” из нескольких высоток, переходящий обратно в скучный фермерский ландшафт.
Наконец, мы въехали на большую, хорошо освещённую стоянку, полностью заполненную жёлтыми автобусами для инвалидов. Найдя место поближе ко входу, мы высадили Хелен. Джеки доверила везти коляску мне.
Развлекательный центр был окружён сосновым лесом. Вокруг было многолюдно. Изнутри доносилась громкая музыка. Войдя внутрь, мы сразу упёрлись в хоккейную арену, от которой потянуло холодом. Несколько зрителей на трибуне наблюдали за тренировкой ребят. Слева, за освещёнными витринами, находились спортивные трофеи: кубки всевозможной формы, яркие вымпелы, клюшки с автографами знаменитостей, пирамидки шайб, поделки, сделанные руками детей и взрослых. В общем — местная выставка достижений жителей города Лэнгли. Слева от хоккейной аллеи шёл длинный, пропахший табаком коридор, откуда и доносилась громкая музыка.
Мы дошли до зала, где у дверей нас встретили волонтёры. Они подвели нас к столу, за которым сидело несколько женщин. Одна из них, узнав Хелен, поставила галочку в списке прибывших гостей.
Зал прямоугольной формы был забит “танцующими”. Пахло потом, гримом и затхлой одеждой. От громкой музыки закладывало уши.
По периметру зала стояли столы, за которыми сидели работники, в силу возраста не принимавшие участия в общем веселье. Джеки повела нас окружным путём в затемнённый угол зала — к своим. Пробиться через танцующих клиентов было нелегко. Хелен, несмотря на многолюдность, вела себя спокойно.
“Наши” сидели слева от колонок, нагромождённых друг на друга. Здесь было не так шумно. Два диджея в костюмах зомби ставили на вертушки диски и принимали музыкальные “заявки” от клиентов или работников. Понять, кто есть кто, было трудно. Работники с годами становятся похожими на тех, с кем работают — как это бывает в семьях, когда дети похожи на родителей. В “Домах” это происходит наоборот.
Впереди, в рядок, на стульях сидела “великолепная четвёрка” из дома на Браднер: Джо, Камерон, Майкл и Питер. Слева от них — Крис. Увидев меня, он дёрнулся и попытался встать, но парень в бейсболке с эмблемой “ДомА” быстро приземлил его обратно.
— Добро пожаловать… в зверинец! — сказал он на русском и, улыбаясь, протянул мне руку. — Алекс.
Он оказался общительным парнем и болтал без умолку, не обращая внимания на коллег, которые косились в нашу сторону. Алекс эмигрировал в Канаду 15 лет назад из Питера, женился на канадке. В России работал педиатром, поэтому в “Домах” работу нашёл сразу.
Пока Алекс разговаривал со мной, Крис, глядя на нас, крутил в пальцах кусок картонки.
— Я тут наподобие рационализатора, придумываю всякие трюки. Пластиковая бутылка и кусочки картона — тоже моё изобретение. Работает безотказно. Если в бутылку положить сладости и хорошо закупорить, то Крис будет занят весь день, пока не открутит пробку. Жаль, что здесь не платят за рацпредложения, — пошутил он.
Алекс комментировал каждое появление вновь прибывших на бал. К нам подошли Лэрри и Шеннон из одиночных домов. На Лэрри была маска Шрэка. Его подружка пришла в костюме ведьмы. Крис, увидев Шеннон, схватил её за руку и потянул к себе. Она достала из сумочки шоколадку. Крис выхватил её и, не разворачивая обёртку, сунул в рот. Шоколадные слюни стекали по небритому подбородку. Лэрри тоже не остался в стороне — подарил Крису пустую бутылку из-под кока-колы.
Я стал рассматривать костюмированную толпу. Многие не танцевали, а просто топтались или стояли на месте, радостно наблюдая за другими. Некоторые работники учили своих клиентов правильно двигаться. “Наши”, с тяжёлыми ментальными и физическими отклонениями, не принимали участия в танцах, хотя некоторые рвались на площадку. Линда, положив руки на неохватную талию Нажвы, с трудом передвигала толстые забинтованные ноги.
К нашей компашке присоединился толстяк лет сорока. По синякам на лбу было понятно — это наш клиент. Его сопровождал Колин, внушительного вида качок в спортивном костюме.
— Это самый сложный клиент, — шепнул мне Алекс, указывая на толстяка. — Рекордсмен по отправке работников в больничку. Я сам однажды чуть не попал под этот каток. Пришлось спасаться бегством.
Клиента звали Скотти. Его перевели из группового дома в одиночный — от него страдали не только работники, но и соседи. В доме с ним остался только Колин, работавший второй месяц.
Скотти болтался среди танцующих. Иногда, как хищник, выхватывал из толпы “жертву”, но ненадолго. Никто не принимал его в компанию — чувствовали, как от него исходит агрессия. Когда он исчезал надолго, Колин вставал и, как ледокол, рассекая толпу, шёл его искать.
Наш закуток несколько раз навещал парень в костюме Дракулы. Он сильно прихрамывал на одну ногу, подходил к каждому и спрашивал, как его зовут. Познакомившись — уходил, но через некоторое время возвращался и, как в первый раз, знакомился снова.
Моё внимание привлекли два ярких персонажа: рыжий мальчишка в костюме пугала и парень напротив диджеев — в костюме Билли Джина с белой повязкой на рукаве. У обоих были явные признаки синдрома Дауна.
Рыжий с подобострастием смотрел на Билли Джина, ходил кругами вокруг него и, как маленькая обезьянка, заискивающе заглядывал ему в глаза. Иногда подходил слишком близко и толкал в бок. “Билли” отмахивался, как от назойливой мухи, и терпеливо ждал своей музыки.
И вот, когда зазвучала песня Майкла Джексона “Billie Jean”, он растолкал танцующих, подбежал к столу, вытащил из рюкзака “перчатку Джексона”, вернулся в центр площадки и, подражая королю поп-музыки, стал выделывать танцевальные па. “Лунная дорожка” прошла не очень — мешало пространство, но по мере того как “Билли” набирал обороты, вокруг него стал собираться круг зрителей.
 Музыка чередовалась: ритмичные песни сменялись медленными. В одной из таких пауз я обратил внимания на симпатичную девочку лет двенадцати. Она стояла посреди опустевшей площадки и ритмично двигалась под медленную музыку. На ней была прозрачная накидка с маленькими крылышками на спине. Костюм не соответствовал Хэллоуину. так же как и ее образ - маленького воздушного ангела. Она отрешенно смотрела куда-то вверх, топталась на одном месте и улыбалась.
Когда сменилась музыка, молодая женщина стоящая у стены подошла к ней, обняла ее за плечи, поцеловала и повела к столу.
К концу бала справа от нас стала формироваться костюмированная очередь к буфету. Алекс объяснил, что по традиции в конце каждого танцевального вечера участникам раздают подарки.
В желтый фермерский домик мы вернулись поздно, Хелен дремала в машине всю дорогу. Когда мы приехали, я помог ей встать с кресла. Она крепко обхватила меня за локоть. Так под ручку мы и дошли до ее комнаты. Хелен была умиротворенной и счастливой.
Это был последний день моей работы в “Забавной ферме”. Потом был групповой дом, но это уже другая история.