Свидание с Родиной
Мы оказались с ней слишком разными. Она рождена под знаком огня. Огонь неустойчивая субстанция, он поглощает всё и вся и при отсутствии «пищи» существовать не может. Люди, рожденные под этим знаком, лидеры и потому угнетают. Я же человек мягкий, однако, не терплю над собой никакого давленья. Мой знак вода. Огонь и вода – по природе своей извечные противники. Вода способна унять, укротить огонь, и при этом «образовывается много пара», но, когда мужчина «укрощает» женщину, это не нормально, это противоестественно.
Она верный человек и никогда не давала повода, и у меня не было сомнений в её супружеской верности, но из свойств своей натуры никогда не проявляла интереса, не участвовала в моих занятиях, не разделяла моих планов и устремлений, никогда не была рядом.
Почему я игнорировал родителей и родню, почему не мог помочь родителям даже в последние годы их жизни, когда сестры – женщины – помогали им по хозяйству, а я не мог навестить, проявить внимание, написать письмо, проводить в последний путь родную мать? Может быть, родители обидели меня, чего-нибудь для меня не сделали? Нет, Боже меня упаси, - я даже в мыслях не могу упрекнуть их ни в чем. Они дали мне жизнь и вырастили меня, и ничего большего я не смел и не вправе был от них ожидать.
Так в чем же причина моей черной неблагодарности и забвения? Я сам себе не могу ответить на этот больной для меня вопрос. Я не знаю…
Ну, разве это причина, что, когда женился, я не спросил у родителей благословенья, не посоветовался с ними, а когда понял, что ошибся, чувствовал за это вину? Что у меня не все ладилось в семье, и мне стыдно было за это перед ними? Что я слишком занят службой и собственными делами? Я без конца задаю себе эти вопросы и не нахожу ответа кроме чувства собственной не искупной вины. Эта вина, видно, будет преследовать меня до конца моих дней…
И, вот, с получением приглашения от Люды, со мной что-то случилось. Я как на крыльях полетел на вокзал, купил билет и сел в поезд.
Небольшой сибирский городок Ачинск встретил меня атрибутами новой жизни: - новыми современными кварталами, магазинами, супермаркетами, иномарками; - но и старые, едва теплящиеся в памяти картинки угадывались и узнавались. Деревня Нагорново тоже изменилась. Я пошел поприветствовать её, и заныло, затрепетало сердце.
Те домишки, поры моего детства, сильно постарели и покосились, многих уж нет, но есть и новые незнакомые мне дома, в которых живут незнакомые люди. Встречая незнакомых людей, мне приятно было им сообщить, что я здешний, сын всем известных Ивана Филипповича и Клавдии Венедиктовны, что родился и вырос здесь, что все это родное мое; - и мне странно казалось, что они должны были восторженно обрадоваться, несказанно удивиться, бурно проявить свои чувства и чуть ли не расцеловать меня, но встречал на лицах лишь сдержанную улыбку и чуть заметное любопытство.
Приветствуя родную деревню, я прошел её всю, вспоминая и сравнивая: - душа наполнялась трепетом, а голова легким хмелем от волнений и сладостных воспоминаний…
Мы бегали голопятыми по этой земле, громыхали калитками и лазали через забор, визжали от радости и счастья, ревели от горя и боли, взрослели, учились, влюблялись… Время… время… Целая жизнь! Раньше, в те нечастые приезды на Родину такого не было. Что это? Видно, чем дальше мы от своего детства во времени, тем драгоценнее оно для нас.
Наш первый дом, который строил мамин дедушка прадед Кононов Алексей Федорович, в котором мы все родились, стоял до конца семидесятых годов. Он был пятистенным, с четырех скатной шатровой кровлей, стоял на берегу Чулыма, имел просторный открытый двор и был обнесен бревенчатым заплотом с тесовыми на трех квадратных столбах распашными воротами и калиткой. Ворота и калитка были под сплошной двускатной тесовой кровелькой. Таких домов в деревне было с десяток и они были как бы классическими для сибирских деревень. На дворе находились поленницы дров, амбары для хлеба и припасов, стайки и загон для скота, сарай для сена, погреб. За двором на берегу Чулыма был огород и тропинка к воде. У воды всегда были мостки. Усадебные межи были разгорожены частоколом, а берег огорожен плетнем. У плетня ежегодно делались высокие из коровьего навоза огуречные грядки, и мы постоянно «ныряли» в них, с нетерпением дожидаясь, когда появятся первые пупырчатые огурчики. Теперь от той усадьбы осталась лишь узкая полоска смытого Чулымом берега.
Нет тех огромных тополей в полисаднике школы, у дома Фоминых, Стукановых, но местами выросли новые большие деревья. Куда-то делось Ахмазьяново болото. Кладбищенская березовая роща стала заметней и выше. Речка Улуйка, заросшая огромными светлыми ивами, стала совсем узенькой и через неё перекинут новый железобетонный мост, но тот Лужок – Лужок нашего голопузого детства, почти такой же как прежде.
На месте теперь заросших островов тогда были лишь песчаные косы, на них мы играли, купались и загорали. На том берегу Борисова гора ничуть не изменилась, не считая того, что у её подножия всегда было черное пахотное поле и какой-то судоходный опознавательный знак, а теперь их нет. Чулым был шире, глубже и был судоходным. Наш второй дом, такой же, как первый, на другой стороне улицы, раньше в нем была почта. Теперь он используется как дача племянницей Ириной, он сохранился в прежнем виде, но нет уж в нем той жизни и порядка, как при родителях. Я потрогал рукой и погладил родные стены и косяки: - ощутил прилив трепета и тепла. Присел на родительскую кровать: - она дала миру новые жизни, на ней многие из нас родились. Теперь она ничья. Вышел во двор, поднялся на сеновал, на котором мы в летнюю пору тогда ночевали – примятое сено поверх жердей, наверное, еще с тех давних лет; - заглянул в мастерскую отца, в баню, потрогал родную землю. Я с удивлением и ласковым трепетом встречал будто давно и случайно забытые, такие знакомые и родные, но теперь уже редкие, и будто совсем чужие предметы, которые жили с родителями до последних их дней, и как и родители нас ожидали.
Я специально поехал на культстан, в те места, где он раньше был, обнадёживая себя радостью увидеть сохранившиеся картинки или хоть что-то отыскать от времен моего детства. Я с какой-то неимоверной жадностью всматривался по сторонам: - да, это были те места, я ехал в правильном направлении, в восьми километрах от нашей деревни и в четырех от деревни Борцы, но, увы, я был словно в чужой стороне. Тех дорог, поросших бархатной травой-муравой, которые десятилетиями были натоптаны людьми и лошадьми, и признаков не сыскать. Я ехал по широкой асфальтированной дороге. Той одинокой средь поля Большой березы, мимо которой мы всегда проезжали, уж нет. Где она? Когда и как погибла она? Может быть, её иссушили годы? Или усердный землепашец, даже не задумавшись, сломил её своим безжалостным железным конем? Я поздоровался бы с ней, как раньше, как с милой девушкой, как с первой любовью, погладил бы её белую нежную кожу. На той поляне, где размещался культстан моего детства с поскотиной, с подтоварниками и зерновым током, с кузней и хомутаркой, амбарами и конюшней, с Избами и кухней-столовкой вырос и уже постарел березовый лес; - небольшие поля с перелесками и покосами превратились в одно огромное пахотное поле. Я тщетно пытался найти сходство окружающей меня действительности с милыми картинками моего детства.
На душе становилось тоскливо и горько, к горлу подкатывал ком, захотелось присесть и погладить рукой эту землю…
Когда я задумываюсь о жизни, мне больше всего жаль того милого, безвозвратно ушедшего времени. Люди, находясь в своем времени, считают свою жизнь тяжелой, может быть, даже убогой, и, стремясь в будущее, мечтают сделать её более легкой, счастливой и благополучной; - а мы теперь, глядя на ушедшее время из далека прожитых лет, вдруг, понимаем, что та жизнь и то время были материально беднее, но проще и чище, люди трудолюбивее, сердечнее и добрее, а природа богаче и целомудренней. Что происходит в жизни? Я думаю: - если жизнь оценивать с позиции благополучия и удовольствия людей, то успех, безусловно, налицо, а если оценивать с позиции более общих и вечных ценностей, то напротив…
Желая улучшить свою жизнь, мы все дальше и дальше отдаляемся от природы, насилуем и по своему усмотрению изменяем её, а поскольку мы являемся неразрывно связанной с ней частицей, мы будем обязательно «наказаны» природой за это.
При встрече с родственниками я испытал сложное чувство: - и радость, и грусть, и вину, и сожаление о так быстро ушедшем времени и чувство еще чего-то, сразу необъяснимого. Как постарел Владимир Иванович… Старший брат Володя - этот занозистый, не уживчивый, но энергичный и самостоятельный крепкий мужик стал покладистым и каким-то робким. Нет Тамары Ивановны и Анатолия Ивановича. Сильно постарел Павел Иванович - этот высокий и статный мужчина. Оказались почему-то совсем взрослыми и даже «в годах» наши младшие сестрички Люда, Нина и Валя; - Люду проводили на пенсию. Мы считаем свои года, иногда «видим» их в зеркале, но младшие братья и сестры в нашем сознании упорно остаются маленькими как прежде, а при встрече – вишь, ты!… Выросли и возмужали племянники и племянницы: - Ирочка Ивановна Климова стала зрелой женщиной и большим специалистом на производстве. Сережа Анатольевич, уже чуть подернутый сединой, из мальчишки превратился в могучего медведя и работает Главой Сельской Администрации. Наташенька Анатоль-евна, Олечка и Леночка Павловны, Оленька Кушнеревич стали взрослыми женщинами. Народились и подросли внуки. Мне стало жалко и больно, что многих из них я знаю плохо или не знаю совсем, но и они меня тоже не знают. Замкнется следующий круг поколений, как и многие поколения наших предков. Я решил по возможности восстановить пробелы в нашей памяти, восстановить историю нашей семьи, нашего рода, не для себя – для потомков, и мне доставляет огромное удовольствие работать над Родословной Нежиных от Игнатия.
Годы летят как птицы.
Вот и мне за шестьдесят. Как же быстро это могло произойти, как случиться!
На излёте жизни, впервые оглядываясь назад, впервые подводя итоги, естественно вспоминаешь детство. Детство, отрочество и юность вспоминаются с ностальгией, с особой теплотой и счастливой грустью, потому что в том возрасте происходили самые важные события, изменения и открытия, которые питали всю дальнейшую жизнь и были её основой.
Я счастлив, что родился и вырос в деревне, в труде, в большой семье, на лоне чистой природы, впитав её духовные и физические силы, трудился всю жизнь и продолжаю трудиться, и это приносит мне постоянное удовлетворение.
Моё мировоззрение, мои идеалы ни однажды не подверглись сомнению, за исключением той вины, которая лежит на мне перед моими родителями: - я не успел вовремя их благодарить.
Мы не можем быть правы относительно наших родителей, даже, если нам удастся в жизни достичь большего, а родители не могут быть виноваты перед нами, даже если чего-то не смогли. Мы, понимая это или нет, являемся их физическим продолжением вместе со своими детьми и внуками, успехами и неудачами. Как жаль, что понимание этого приходит поздно, обычно тогда, когда родителей уже нет. Мы же виноваты перед ними, и наша вина заключается в непонимании этой истины.
Так и я понял эту истину слишком поздно.
Что же касается непосредственно моих родителей Ивана Филипповича и Клавдии Венедиктовны, то я безмерно благодарен им. Волею ли судьбы или своею мудростью они приучили нас своих детей к труду, а это главное и бесценное достояние человека – испытывать потребность и уметь трудиться. Человек праздный, который не умеет и потому не хочет трудиться – никчемный и гиблый человек.
Мне за шестьдесят…
В этом возрасте ощущаещь себя как ясное прохладное утро осенних дней, когда неяркое солнце ласково светит, когда прозрачный воздух бодрит, когда природа уже не нарядна, но торжественна и умиротворенна…
Однажды кто-то с юмором произнес: - «Слава богу! Наконец-то я и состарился!» - имея ввиду накопленный колоссальный жизненный опыт и знания, когда все разложено по полочкам и осмыслено, когда уже сделаны самые важные в жизни дела, когда стало понятным, что есть любовь и смысл жизни, когда можно сделать вывод, когда есть что рассказать другим... Оказывается, как в жизни все просто! Но приходят к пониманию этой простоты ценой больших переживаний, ценой проб и ошибок, и чем больше выпадает их на долю человека, тем мудрее становится он, тем яснее видит эту простоту. Может быть, препятствия для того и встают перед человеком, чтобы преодолевая их, приобретать мудрость? Мудрость в отличие от ума это осмысленный жизненный опыт; - мудрость нельзя купить, мудрым нельзя родиться, её можно приобрести только жизненным опытом. У мудрого человека, как правило, не остается проблем. Проблемы появляются вместе с человеком, они у всех похожи, но у каждого свои; - жизненные проблемы - сама суть конкретного человека.
Мне за шестьдесят…
Уж, не так спиться. И встречая прозрачным утром новый день, вдруг, понимаешь: - «Как прекрасна Земля! Как чудно на ней все устроено!
Эти слова мы слышим часто от старших, читаем высказывания знаменитых людей, но реальный, физический смысл их часто не доходит до нас. Мы видим, но не задумываемся: - что тут особенного? - что светит солнце, и ночь сменяет день; - что играет шаловливый ветер и гремят ураганы; - что светит на небе радуга и теплый дождь, умывая всех и вся, пробуждает буйные жизненные силы; - что цветут цветы и шумит на деревьях листва; - что горит горячий закат и стремится куда-то беспокойная речка; - что бегут по земле муравьи и летят быстроногие кони; - что любая козявка и могучий зверь стремятся к чему-то каждый по-своему; - что одно умирает и тут же нарождается новое - и все это существует всегда и в любое мгновенье…
Мы всё это видим, постигая мир, но заняты сиюминутными своими проблемами и зачастую не можем оторваться от них.
И только с возрастом, осмысливая жизненный путь, мы открываем: - «Как прекрасна Земля!!! Как чудно на ней все устроено!!!». И все, что нас окружает, всегда было и есть и всегда будет, но не будет нас, а вместо нас будут другие люди - наши дети, внуки и правнуки и становится чуточку грустно …
Свидетельство о публикации №225110800039