Самый здоровый

Из высшего лётного училища пришёл в наш полк лейтенант Рома Мотыван. Высокий, могучий, как Илья Муромец, румяный красавец. Добряк и весельчак, жизнелюб и обладатель великолепного голоса. Прекрасный парень.
Только маленький нюанс – он не мог летать. Не выбери он профессию лётчика – он бы об этом не узнал, и был бы счастлив. Но он выбрал. Как он смог закончить училище – Бог знает. Его инструкторы, похоже, переводили с курса на курс, чтобы не получить обвинение, что не могут физически здорового человека научить летать. Может, на тихоходном транспортнике – у него бы получалось. Но вертолёт, тем более МИ-24 – машина шустрая. И управление сложное – одновременно два рычага и ещё педали. Тут требуется сложная координация. Это ему не давалось никак.
Хорошие лётчики летали легко, без напряжения, совершенно естественно. И машина шла ровно, без дёргания. Вертолёт же Мотывана летел как бабочка ввер-вниз, влево-вправо. Мотыван, который и так имел румянец во всю щёку, сидел в кресле красный как рак, по лицу катился пот, огромными лапами он вцеплялся в рычаги, и дёргал их во все стороны. После короткого полёта он выходил из кабины, как из бани и долго сидел в курилке, отдыхая.
Как и все молодые лётчики, первые месяцы он летал с опытными лётчиками-инструкторами, но скоро они стали отказываться летать с ним.
– Командир, – выразил общее мнение очень опытный лётчик, – с Мотываном летать опасно. У нас жёны и дети. Он и сам разобьётся, и нас убьёт.
– Но у вертолёта двойное управление!
– Это ничего не даёт. Он здоровый как медведь, и, перебороть его, когда он рычаги рвёт, мы не можем.
В итоге с Мотываном летали только два лётчика – командир полка и зам командира по лётной подготовке. Оба обладали огромной силой и могли померяться с Мотываном в борьбе на рычагах. Они по должности не могли отказаться летать. Как списать лётчика с лётной работы? На его подготовку затрачены миллионы народных рублей. Заявить, что он не способен летать – никто не решался. Тут же скажут, что в полку лётная подготовка хуже некуда – в училище Мотыван летал, а у вас разучился.
Но инстинкт самосохранения и опасения за безопасность самого Мотывана заставляли искать выход. И нашли – врачебная лётная комиссия. Раз в год в полк прилетали врачи. Для них в штабе освобождали комнаты, они ставили там своё оборудование, и три дня проверяли здоровье лётного состава. Списать по здоровью – хороший выход для всех. При этом списанного лётчика устраивали на должность, на которой не требовалось летать, и он спокойно дослуживал до пенсии.
Врачи прилетели жаркими июльскими днями. Окна в кабинетах настежь, жара. Лётчики по графику, по эскадрильям, чтобы не было очередей, пошли по кабинетам, как по конвейеру, быстро и чётко.
С врачами всё просто и понятно – терапевт – давление и кардиограмма, окулист – таблицу читать и ночное зрение, лор – слух и на центрифуге крутит – вестибулярный аппарат проверят – он с органами слуха связан. Лора Слава Щукин, борттехник, очень не любил. Лор сажал в крутящееся кресло, раскручивал то в одну, то в другую сторону, и надо было при этом на его вопросы отвечать, а потом по прямой пройти. Слава же, как только первые два оборота кресло сделало, руками замахал:
– Остановите!
Врач удивлённо остановил кресло. Слава встал, и, покачиваясь, пошёл к двери.
– Молодой человек, вы куда? – растерянно прокричал ему в спину врач  с майорскими погонами на зелёной рубашке.
– Меня мутит! – не оборачиваясь, бросил Слава и вышел на улицу.
Возвращаться он отказался. Но сердобольный врач всё равно написал ему в карту «Здоров».
Психиатр – вот врач, от которого можно ожидать чего угодно. Есть мнение, что абсолютно нормальных людей не бывает, так что…
В этот раз психиатр был импозантный мужчина лет сорока пяти. Под белым халатом погоны подполковника. Медсестрой в кабинете у него красавица-брюнетка, через халат у неё откровенно просвечивало бельё. И, полагаю, это не из-за жары она так легко оделась. Это был тест на скрытый гомосексуализм. Психиатр молоточком по коленкам не стучал, стетоскоп к груди не прикладывал. Он задавал вопросы. Любые. И смотрел реакцию. Меня он спросил:
– А кто в Великобритании премьер-министр?
– Женщина! – тут же ответил я.
– Правильно! Здоров! – и я был признан нормальным.
На психиатра и была надежда избавить Мотывана от полётов. Поэтому командир заранее переговорил с подполковником тет-а-тет:
– Доктор, общее мнение инструкторов полка, Мотыван летать не может. Он разобьётся! Надо его списывать!
– Командир! – мгновенно вник в ситуацию доктор. – Нет проблем. Понимаю! Надо так надо! Спишем Мотывана.
Наступило время предстать перед комиссией звену Мотывана. Обычно врачи, люди опытные, работали в одном темпе – по несколько минут на пациента. И всё шло как из пулемёта – быстро и без очередей. И вот Мотыван зашёл в кабинет психиатра. И перед кабинетом начала формироваться очередь. Три человека, пять, восемь. Время шло.
Из кабинета слышались обрывки каких-то разговоров, потом песни, пляски, снова обрывки фраз. Слух о том, что проверка застопорилась, дошёл до руководства, и к кабинету, чтобы узнать, что происходит, подтянулись командир и начальник штаба.
Очередь, поняв, что ждать придётся долго, потянулась на улицу в курилку. Через час из кабинета вышел в мокром от пота халате психиатр, и тихо и виновато наклонился к командиру:
– Командир, я ничего не могу сделать! Из всего полка он у вас – самый здоровый!
И Мотыван не расстался с небесами.