Нинины заметки-3. Лиман. По берегу КрячкИ...

               
                -*- -*- -*-
   КрячкИ — так называлось село над лиманом.
   Обычно лиманами называют пониженные места, где по весне скапливается вода, потом земля оттаивает, вода уходит.   Здесь  совсем иначе...
    Здесь огромная котловина, циркообразная, во все стороны поднимаются довольно крутые склоны — берега лимана. Этот лиман с водой круглый год, собиралась она из снега весной, летом от дождей, а ещё там били ключи и родники, которые соответственно не утекали куда-то в неведомые края, а впадали в этот же лиман. Во многих местах он зарастал камышом и всякими другими водными растениями, выглядел очень даже живописно. По берегу, чуть выше по склону и располагались дома, почти по всему контуру лимана. У некоторых домов были сады, в основном яблоки и груши, которые почему-то называли - дули.
     Перед некоторыми домами, ближе к воде, были вырыты колодцы, Почти возле каждого колодца стоял «журавель» для вытаскивания воды из колодцев. С давних времён пригрузами на нём были камни, потом всякие удобные железяки, типа тракторных шестерёнок, а где-то, как например в фильме «Трембита», даже обезвреженные мины...
    Эти колодезные «журавли» придавали всей местности какой-то неповторимый колорит, привлекательность...
     Фермы и коровники , машинный двор , всякие хранилища химикатов  были за пределами этой котловины, поэтому никаких грязных стоков в лиман не было, потому там всегда водились караси.
Всё село их ловило, и всегда... Но как только начинался нерест, всё — шабаш... никто не сунется.  Старики следили зорко, и какой-нибудь дед Максай, или дед Тимоха, мог запросто огреть кнутом того кто рыбу будет пугать в нерест... Потому и было её там много.
   Дорога проходила по над лиманом, чуть выше домов. Спускалась немного, огибала улицу, и потом снова поднималась и уходила на Тарасово. Пока едешь — весь лиман, как на ладони, и если ясная погода, то он, как голубое зеркало в зелёной оправе. Очень красиво...
   Почему так называлось это село —  КрячкИ, никто и не знает.
   Там жила наша бабушка, родилась и жила мама .

Дальше я привожу рассказ нашей сестры- Костиной Нины Фёдоровны  (Носачевой).

Получилось так, что в детстве я больше времени проводила с бабушкой. Родители на работе, вечером дела по хозяйству, а бабушка с нами...
   Вообще она была Анна Ивановна, но   Анна — Ганна   ( на хохлацкий манер) — Галя, так и привыкли... Стала Галина Ивановна.
    Родина бабушки Гали и деда Степана Ивановича как раз и было село Крячки, оно  стояло над лиманом. Домики были небольшие, но красивые, с резными наличниками на окнах, много зелени вокруг.
    Всё было в их селе тихо и спокойно...
Когда мне было лет 12, я ночевала у тети Наташи и Лиды (это был дом деда и бабы), то у них даже крючка не было на дверях - «А зачем?»

В лимане много водилось карасей, и у каждого двора была лодочка, «чёвн». Вот как надо рыбы, баба Галя отплывала, решетом налавливала на жарёху, там же  на берегу чистила и потом жарили, а они со сковороды выпрыгивают, вот бабы приловчились — перерезают позвоночник, и они тогда не выпрыгивают.
   
   У бабушки Гали родители умерли рано, в один день мать, а на другой день отец.  Ей было 18 лет, Насте16, Фене один год.  Феню на время родственники забрали.
У деда Степана Ивановича было их  братьев одиннадцать человек, семья жила бедно. 
    Через время Галя и Степан поженились, Настя до  замужества жила с ними.
    Дед Степан работал фельдшером, бабушка санитаркой, он её многому научил. Потом, после его смерти в 1948 году, бабушка учила молодых медичек, которых присылали.( Это было уже в селе Неткачи.)
 
     Ну, продолжу про деда Степана... Он был человеком добрым, мягким, стеснительным. Этим многие пользовались, но в некоторых вещах проявлял твёрдость. Его в селе уважали и советская власть хотела его иметь у себя, на своей стороне. Однажды позвали его раскулачивать, да ещё и родственников, а он отказался. Посадили его на 6 месяцев в тюрьму в Красный Яр. Бабушка ездила к нему с передачами. Вот ехала один раз зимой, торопилась, чтобы вернуться засветло, стояла в санях и погоняла, а Маруся сзади сидела... Потом оглянулась, а Маруси нет в санях, бабушка назад, подъезжает, а та сидит на дороге.
Ты почему не кричала?!
Не знаю...
А ещё когда сестра Феня уже была замужем за Ворониным Фёдором Васильевичем (а его семья подпала под раскулачивание), она работала няней в детском садике, жила очень скромно. Он был далеко... Вот если дадут конфету или печенье, она всё собирала  и высылала ему. Он потом много раз говорил, что не выжил бы без посылок... Голод был страшный. Потом она переехала к нему на поселение, было у них четверо детей и все умерли, а последнюю девочку уже мёртвую она везла похоронить. Приехала к сестре Насте, но её муж побоялся хоронить репрессированного ребёнка, и её отправили в село  Неткачи
к деду Степану Ивановичу и бабушке Гале. Она ещё 7 километров пешком шла. Пришла и в ноги дедушке упала, чтобы похоронить ребёнка. (В то время это был смертельный риск — кулацкий ребенок), но дедушка с бабушкой её приняли, успокоили, а девочку похоронили в своём дворе.
Вообще семья бабушки Гали  очень потом их семье помогали всю жизнь, и потом, когда дедушка Воронин вернулся, они были очень благодарны нашей бабушке и помогали нашей семье. Дедушка Федор был плотником и столяром и много чего делал нам в доме. Ворота и калитку дед Фёдор Васильевич сам полностью смастерил, они простояли двадцать четыре года, и вид был, как будто только сделаны,  полотна ещё и Николаевске сколько-то послужили. Сделал большое цинковое корыто, оно и сейчас у меня стоит, и в нём все купались. Сначала папа, потом мама, потом бабушка... После немного споласкивались чистой водой, потому что воды надо было очень много, а с водой было трудно, таскать далеко... Иногда это корыто накрывали брезентом, устраивали парную.

    Володя, когда учился в Петров Вале, то жил у  бабушки с дедушкой Ворониных . А мы из Казахстана когда ездили в отпуск, и туда и обратно у них ночевали. Домик маленький, надо покормить, постелить, а они уже были старые... Теперь то я понимаю, как это было тяжело.
      Бабушка Феня была очень верующая, всегда ездила в церковь в Камышин. А дед Фёдор всё Сталина защищал,  сделал рамки, купил портреты Молотова, Устинова и ещё кого-то, большие, и нам привёз. Долго у нас стена была украшена, потом те портреты  поменяли на фотографии родственников.

   Теперь ещё про бабушку Галю.     Была она твёрдого характера, справедливая, её уважали все , и мужчины и женщины, к её советам прислушивались. Папа рано остался без родителей и бабушкины советы слушал, в том числе по воспитанию детей:
при детях не ругаться между собой.
если отец что-то говорит детям, то мать не вмешивайся.
почитание в семье мужа и отца.
без отца за стол не садились.
Я не помню случая чтобы папа с работы куда-то пошёл.   Как на часах было 17-15, так накрывали на стол.  Я думала, что это у всех так, а оказывается — нет, я это потом поняла...

  Родители занимались работой, хозяйством, а бабушка нашим воспитанием, объясняла, что такое хорошо, а что плохо, поэтому мы выделялись от других детей — это и в школе отмечали.  Когда на родительском собрании нас хвалили, то пастух дед Егор говорил: «Та у бабы Гальки даже корова послушная.» - это был брат Лиды Онищенко.
     У деда Степана было 10 братьев, потому у нас было много родни, двоюродных, троюродных...

     Приведу пример бабушкиного лечения. Она не сама от себя лечила, а на всё брала благословение (разрешение) у священника в Камышине: крестить, вывихи лечить, у женщин опущение живота, испуг у детей.
Всё делала с молитвой.
     Очень многим была крёстной, вот одна кума пожаловалась, что муж пьёт.
Царь Соломон сказал: «Вино на вид красиво, на солнце искрится, вкусн;, веселит, но потом, как змея ужалит и погибнешь.»
Бабушка пришла к ним, долго с ним беседовала, договорились, что он  до Минькиной свадьбы ( карапуз 2-х лет) пить не будет. Зажгли лампады у икон и всей семьёй стали на молитву...  Пить бросил. До свадьбы дотянул, а как на Минькиной свадьбе выпил, и снова запил, но детей то подняли... Не даром беседы и молитвы прошли.
       Бабушка от деда Степана Ивановича (они так к друг другу обращались) научилась медицине, а от кого-то , (толи родственников,
толи чужих) научилась родовспоможению, лечила опущение органов малого таза, кровотечения у женщин, бесплодие. Одна камышанка после лечения родила двух сыновей, потом стала «планировать семью».
       С нашей медичкой в селе у них был договор, что бабушка посылает всех к ней, и если это было не по её части, то она отправляла к бабушке.

 Продолжу про бабушку Галю. Она была крепкого здоровья. Рассказывала, что они с дедом Степаном Ивановичем замесили большой замес глины - «влиплять» стены и тут вдруг раз и родила, надо звать бабу-повитуху и 40 дней тяжелой работой заниматься нельзя, и на люди особенно  не показываться.  А дедушка охает — замес пропал, а лето быстро проходит... Бабушка ребенка завернула, положила, и пошла «влиплять». Как глина закончилась, бабушка руки и ноги вымыла, а дед побежал за бабкой-повитухой. Сказали, что вот только домазали и сразу родила... Это был Филипп, вырос бойким здоровым... На войну ушёл уже старшим лейтенантом...
      Расскажу про труд повитухи. Если успеет то поможет при родах, потом занимается с роженицей: в доме деревянная бочка с горячей водой, женщину туда и бабушка Галя начинает её парить долго.  Рассказывала: «С меня семь потов сойдет, а она просит — тётя ещё немного...» Потом на кровати бабушка начинает  ей править живот после распарки, хорошо на место всё встанет, а потом ещё  навещает роженицу и ещё «правит».
       Был случай, когда она принимала роды у племянницы, пятого ребёнка. Семья жила бедно, а тут — пятый... Ребёнок родился фиолетового цвета и не дышал.  «Синяя асфиксия» - вовремя их легко оживить... Бабушка быстро начала с ним заниматься, а племянница просит: «Тётя положите его на лавку, пусть лежит...»  А бабушка — нет: «Мне же грех будет, его можно оживить.»  Ожил, вырос кривоногий Ванька... А из пятерых-то именно он больше всех родителям и помогал. Шустрый был, неуклюжий, но добрый и уважительный... Он потом учился вместе с нашим Володей, в одной школьной  комнате. Он был на два года старше, вот первый и третий класс сидели в одной комнате, только в разных рядах. Вот Ваня умудрился из непроливайки чернила вылить себе на руки... И другие иногда пачкались чернилами, ну ничего, поплюют на руки, об штаны оботрут и всё... А у Ваньки  какая-то реакция пошла, чернила впитались под кожу, руки распухли, кожа стала какой-то прозрачной и синева под кожей. Так несколько дней ходил.  И жалко его, и смешно...
    Платы повитухам никакой не полагалось, так, кто на фартук кусок ситца даст, кто ситцевый платок на голову подарит.
Очень много ездили лечиться к бабушке женщины по её профилю из Камышина, чаще ткачихи, иногда из Волгограда даже, ну и местные из сёл, это обычное дело.
   С приезжими было труднее, они должны были жить у нас три дня, спали на печке, ели вместе с нами. Удобства во дворе, а ведро ночное в коридоре. Поезд уходил в 24 часа, поэтому папе ещё и провожать женщин на вокзал приходилось. Ворчал, конечно, но куда им ночью деваться... Потом бабушка немного сократила лечение, чтобы успевать от поезда до поезда.
   
    А еще папа «нравилось», когда кто-нибудь из других сёл приезжал на вокзал с поездом, а ехать надо в село, а им подсказывают: «У бабы Галькы зять, у него мотоцикл есть и коняка, идите к нему, он отвезёт...»   Многие из окрестных сел и бабушку знали и папу по нефтебазе, вот приходилось возить, или ночевали у нас.               

   Я много времени проводила с бабушкой Галей. Она много что рассказывала, давала советы, подсказывала. Мама особенно ничего не заставляла, всё сама делала, а бабушка говорила: «Нина, маме тяжело, надо полы помыть, воду «на питьё» из колонки принести на коромысле, сараи мазать летом.»  И сама всегда что-то делала...
    Готовили в русской печи, бабушка вставала рано, растапливала печь, потом мама, после «череды» - когда на попас скот выгоняют в 4 часа утра и проводят до конца села, подтягивалась. 
    Пока мы встанем, уже и завтрак и обед готов, и  чистота в «задней хате». Поэтому я умела всё делать по хозяйству, а вот готовить не умела и когда вышла замуж, то у людей всё спрашивала, как да что ,  и готовила.

     Бабушка пользовалась большим уважением у людей, она многим помогала и ей помогали. Буковы  постоянно звали бабушку в баню, и я с ней ходила....

 Деда Степана Ивановича после Крячков послали в село Перещепное, там жили несколько лет, мама уже подростком была, научилась говорить на том диалекте. Перещепновский диалект был очень специфический...  Вместо «что» - было «чаво», «цао»,  другие изречения...  «Цао ты баишь?» (Что ты говоришь?), «Цаво табе нада» - поэтому их называли цыкунами, были они очень смешливые и всем придумывали клички. «Стяпан Иваныч, а чаво-йто твой «Рысак» всё по улицам ходить?» - это они о враче приехавшем на проверку из района.
     А ещё цыкуны были страшные матершинники, но это они не ругались, а просто так разговаривали, это у них для связки слов было. На станции Неткачево был сват — дед Васька, когда он заходил к нам во двор, нас всех в дом скорей загоняли: « Бегом! Дед Васька идёт!» ( Боялись, что нахватаемся от деда матерных словец.)  А у нас дома вообще никогда мата не было, ни от папы, ни тем более от мамы или бабушки...

    Продолжу про бабушку Галю...
    Как-то во время войны поехали они с дедом в село Мокрую Ольховку, в районную больницу. Пока дедушка занимался с ранеными, бабушка увидела что в кузов грузовой машины кладут раненого бойца - везти в Сталинград. Она начала возмущаться, что ничего не постелили, будет трясти раненого по дороге. Её пытались успокаивать,  водитель — молодой солдатик даже гимнастёрку с себя снял, под голову подложил, но она не унималась, посоветовала водителю съездить за соломой. Тогда все поля обрабатывались, далеко ехать не пришлось... а когда положили бойца на солому, у него даже слёзы потекли.  Так забота тронула...
 Потом даже на больницу прислал письмо благодарственное для бабушки. «Низкий поклон и особая благодарность тётеньке Галине за заботу. Меня тогда хорошо довезли, паренёк шофёр несколько раз останавливался и поправлял меня, потом в госпитале меня таскал и всех умолял, чтоб поскорей прооперировали. Хирург попался опытный и хорошо сделал операцию, я полностью выздоровел, даже голос восстановился, а тогда разговаривать не мог. Даже у водителя не мог спросить имени. Если вдруг он у вас объявится — передайте ему от меня поклон. Теперь я снова в строю. Всем вам спасибо!»

А  ещё был случай в Неткачах... забегают два солдата, просят сварить им суп из солдатского сухого пайка. Она скорей стала им на керосинке варить. (это ещё не у всех были керосинки, только печь)   Стала в коридоре им варить. Тут забегают два офицера и говорят солдатам:
Бегите дальше, а здесь мы остановимся.

Но не на ту напали! Бабушка им в ответ:
Куда это они побегут?  У них уже варится... Это что и моих сыновей так же гонять будут? Попросите, я и вам сварю, у меня есть примус в амбулатории. Все уместитесь...
 
Сходила, принесла  примус амбулаторный. И стала и им варить.         У офицеров паёк был получше чем у солдат.  За моральный ущерб офицерскую и солдатскую еду перемешала. Офицеров в комнате посадила за стол, а солдат тут же, где готовила.

После войны, в мирной жизни, они так и продолжили работать в медицине, помогали и лечили людей.

   В селе жить без мужчины очень тяжело. После войны было много вдов. Надо держать скот, огород сажать, в степи картошку. На зиму заготовить дрова, сено, уголь. А ещё ремонт дома и построек. 
   У бабушки была одна постоянная больная — Серпокрылова. Сын был у неё, Иван, он или единственный был или младший. Я его видела уже студентом — высокий, стройный, темноволосый и синие глаза — очень красивый мальчик, учился с Витей и Сашей. Отец умер после войны, мать работала, держала коз, пух пряла и вязала шали на продажу - товар ходовой в то время, вязала по ночам, днём работала и всё чтоб сыночка  содержать, чтоб ни в чём не нуждался. Она нанимала лошадь и ездила одна в лес, дрова заготавливала, сама грузила, так надрывалась, что потом к бабушке еле «приползала». Несколько дней походит, полечится и опять «герой», и опять «пашет» что есть сил... А сынок при этом не очень помогал, у него всё хорошо складывалось, институт заканчивал...

Ещё вспомнилось о бабушке Гале... Когда власть запретила христианскую веру, людям некуда было пойти исповедать грехи, а это очень тяжело для души. Церкви все порушили, пойти некуда. Бабушке многие открывали свою душу, свои грехи... Вот один такой случай...  В деревне начала рожать женщина, а повитухи рядом не оказалось, вот муж пошёл в соседнее село. Там повитуха была старенькая, её посадили на саночки и он повёз. Дорога проходила через замёрзший водоём, в одном месте на пути оказалась какая-то полынья, он успел пройти, а саночки вместе с повитухой под  лёд ушли. Верёвочку из рук вырвало, он и сделать ничего не успел... Но видимо всё прошло, никто на него не заявлял, а вот нечаянное убийство за душу тянуло. Вот он и просился к бабушке вроде как на исповедь.

    В селе Неткачи амбулатория была перегорожена, и в одной половине жил фельдшер, жильё ведомственное. После смерти деда Степана приехала медичка, жила с бабушкой Галей, бабушка так и работала и её учила, потом , естественно стала там лишней.
     Пришлось бабушке переехать на станцию Неткачево к нам.

                -*- -*- -*-