Глава 6. О вторичности мотива

Почему поиск мотива в искусстве — не самый разумный подход? Сегодня поговорим на такую тему. А начнём мы с такого понятия, как жанр.


Если говорить в общих чертах, то это нечто такое, что соединяет какие-либо, по сути, случайные элементы внутри произведения. Например, возьмём нуар. Какие основные мотивы мы можем там наблюдать?


Самый основной — это, наверное, стирание грани добра и зла: когда среди героев нет однозначно положительных и однозначно отрицательных персонажей. Идея, возможно, и была когда-то новаторской, но сейчас понятна любому более-менее взрослому человеку: идеала нет.


И как же это применяется в нуаре? Через мотив плохого копа. Полицейский, который берёт взятки, тратит деньги на проституток, крышует нелегальные бизнесы. Однако остаётся при этом реальным стражем порядка: он раскрывает сложные преступления, спасает жизни. Понимаете суть? Смешение характеристик. И да, это по-прежнему очень сильный приём. Если хочешь показать противоречие — показывай плохого копа.


Но, подождите. Почему стирание грани добра и зла — это обязательно полицейский? А потому что мотив. Исторически сложилось так, что полицейский стирает грани. И вот что хочешь — то и делай: мотив очень силён. Например, умирающий от рака мужчина-химик начинает изготавливать наркотики, чтобы заработать денег после своей смерти? Да, мы сейчас о сериале «Во все тяжкие». Что это?


Это тоже стирание границы между добром и злом — это тот же приём, который изначально популяризировал нуар. Однако без полицейского, извините, никак. Именно поэтому у Уолтера Уайта появляется свояк — Хэнк Шрейдер. Зачем он там нужен? Ещё раз: это просто мотив, дань традициям.


Однако именно этот момент является любопытным. Почему? Перемена ролей. Мы же прекрасно помним, что любое произведение искусства — это зафиксированное в моменте забвение. И именно поэтому полицейский Хэнк как бы всё ещё есть. И он, как бы, тоже далёк от идеала. Однако главным носителем принципа выступает именно простой учитель химии. Пока просто не время окончательно убить мотив — он ещё слишком силён.


Но подождите. А так ли нужен вообще во всём этом полицейский? Вы правильно мыслите — он не нужен. Почему? Потому что тот же самый вопрос ставит, например, Достоевский. И там, прошу заметить, полицейского как мотива нет. Что нам это даёт?


То, что мотив как конструктивный элемент лишён смысла. Мы просто привыкаем к тому, что что-то находится рядом. И примерно так же и рассуждает Тынянов, только уже про стихотворную форму. Важна ли мотивировка стиха, чтобы понять стих? Нет.


Тынянов показывает это на примере такого литературного подхода, как акустический анализ стиха. Если совсем грубо — это подход, когда мотивы полностью исключаются, и мы смотрим только на то, как стих звучит. «Тудудум!» Или «Трам-парам», помните?


И именно в этот момент перед нами открывается совсем иной способ трактовки. Что стих, оказывается, начинает становиться стихом только тогда, когда обретает некий внутренний ритм. Так значит, мы должны использовать только ритм для его анализа? Нет.


Ритм — это точно такой же приём, как и все остальное. Модны ли сейчас стихи, где есть переизбыток одной буквы? Нет. Однако подобная поэзия, устарев почти сразу же, как появилась, нашла сейчас совершенно новое применение — логопедические стихи.


Да, поэзия перешла в прозу, но нам сейчас интересно далеко не это. А то, что некий приём перестал быть просто приёмом. Он как бы выпал из мира постоянной мутации чисто поэтического плана и обрёл свою аудиторию — пусть и совсем не в неожиданной точке зрения. Иными словами, мы получили очень странную форму лингвистического бессмертия — вне сакрального, чисто с механистической точки зрения.


Применительно к стихам Тынянов говорит о том, что подобный, акустический, подход просто сыграл свою роль. Он поднял проблему, скинув мотив с пьедестала. Однако проблему того, что же делает стих стихом, так и не решил. Однако для нас теперь становится ясно, что некий мотив может вовсе не являться основой, некой конструкцией. Возможно, это просто случайно так сложилось, что полицейский обязательно должен и раскрывать сложные преступления, и напиваться вусмерть в баре.