Глава 7. О творчестве в непроявленном

А сегодня мы с вами устроим настоящую революцию. Во славу, разумеется, котиков. Ну потому что что же ещё вообще имеет смысл? КОШКИ, КОШКИ — ЭТО ХОРОШО, как говорилось в одной известной книге.


С чего же мы начнём? С тезисов. Как нам организовать революцию? С тезисов, которые всем известны. Итак: кошек мало гладят.


...


Кошки-то у нас не доглаженные!


...


Что же дальше? Правильно — обязательно надо найти виноватого. Революция без виноватого — это вовсе не революция, это скорее мораль.


...


Кошки-то у нас не доглаженные!


...


А виноваты кто? Собачники! Они гладят собак вместо кошек!


...


Итак, что мы с вами только что сделали? Мы написали скелет революционного манифеста. А теперь давайте посмотрим внимательно на такую конструкцию, как точки. А точнее — троеточие. Что оно собой представляет? Мы же явным образом понимаем, что они тут не просто так. Так что это такое?


Это непроявленное. Изначальные тезисы у нас есть — это, соответственно, нечто изначально проявленное, то, что было как бы сказано изначально, некий конструкт, от которого всё и отталкивается. Продолжая аналогию из прошлого поста, проявленное — это скорее воля элиты в обществе, то, что как бы организует сообщество вообще.


Причём, естественно, это не обязательно должны быть какие-то тезисы — они просто удобны для рассматриваемого примера революционного манифеста. Это может быть что угодно. Тынянов приводит пример из черновиков Пушкина, где стихотворение как бы имело несколько строк, а в остальных местах были точки.


Примерно об этом же пишет Умберто Эко — он строит свои романы как переходы между несколькими сценами, и вся логика превращения точек, непроявленного, в текст идёт только как связка между этими сценами.


Иными словами, проявленное — это что-то сакральное, что-то неизменное изначально. И в силу своей неизменности оно начинает менять всё вокруг себя. Но есть ли здесь простор для творчества, спросите вы меня? Нет. Это неизменный элемент. И именно для этого он и нужен — это некий якорь, которым произведение цепляется за реальность.


Настоящее творчество происходит как бы между строк, когда многоточие превращается в текст. Именно в этом и смысл непроявленного. Мы изначально не знаем, что сработает для масс, какие слова пламенного гимна. Примерно об этом же говорит и Огилви, когда утверждает, что рекламный текст должен постоянно проверяться до его массового распространения.


Примерно так же, только на одном лишь авторе и его, возможно, ближайшем круге, и проверяются гипотезы — как будет выглядеть текст. Какую борьбу, какое забвение стилей нам показать? Что нам произнести в нашем пламенном гимне, как обрамить главный тезис? Расскажем про бедного котика стишок? Нарисуем мрачную картину? Приведём сухие научные данные?


Это примерно и будет главным вопросом для автора — как лучше проявить непроявленное. Это и будет его главной мукой и, одновременно, главной радостью. Это и будет основное пространство для творчества, место для поэзии. И именно это и будет самым сильным моментом в произведении — тем, что, возможно, зацепит читателя, зрителя, слушателя. То, как непроявленное оживает под руками автора.