Сильфиды

Трубят, трубят. А толку? У нас в подъезде это случилось. С Галиной Павловной с 12 этажа. Да помнишь ты её! У неё голова потрясывается, а на правой руке большое родимое пятно в форме тигра. Ты у неё цветы как-то в свою смену поливала. В прихожей у них слабенькая такая лампочка и стёртый серый ковролин. Ваську её, алкаша, помнишь? Инсульт перенёс. Как кран сейчас булькает: «и-и-и… у-у-у…». Ты его давно не видела, потому что Пётр, сын Галины Павловны, в частный пансионат его с полным патронажем устроил, дорогущий. Он у неё бизнесмен, за границу уехал, а Галину Павловну в свой загородный дом переселил. И чего ей там не жилось-то? Домработница готовила, стирала, а она целыми днями вдоль ручейка в частном лесочке прогуливалась, белками любовалась. Так и было бы, если бы не «Анна Каренина». Андрей, управляющий её сына, радиоспектакль ей на флешку закачал. Слушала она, слушала, и душа взметнулась, как птица: «Вася, Васенька, с чужими людьми!», и забрала его к себе, даже с сыном не посоветовалась. Номер их квартиры? 47-ая. И вот не успела она пакеты с продуктами на кухню перенести, две «майки», помню, у неё в руках было, и только хотела молоко и творог в холодильник переложить, как раздался телефонный звонок. И своей тяжёлой походкой, ей уж 84, давно здоровье растеряла, в коридор к настенной вешалке вернулась, из кармана бежевого пальто-трапеции (ты его помнишь, она всё время в нём) достала свою синюю мыльницу с кнопками, откинула крышку и говорит грудным голосом (лицо одутловатое, тело бесформенное, а голос звучит, как у оперной певицы):

— Алё-алё, что, замена счётчиков? Вы уже в подъезде? Заходите.

Ну тёпленькая! Ни объявлений у нас, ни предупреждений. Как так можно-то?! А вечером ко мне спустилась, рыдала, как ребёнок, сыну звонила.

— Петенька, я ничего не помню, туман… Вошли две бойкие молодые женщины.
 
А в подъезд-то вроде никто не входил, я, правда, сериал днём смотрела, может, и отвлеклась.

— Мама, почему ты это сделала?
— Как же, Петенька! Мы очень испугались. Они сказали, что на нас заведено уголовное дело, на наших пенсионных счетах замечены большие движения в пользу террористических организаций. Нам грозила тюрьма.
— Какая тюрьма, мама?!
— Мне и Васеньке. Я пошла на балкон, подрыла землю в большом горшке с драценой и достала пакет с деньгами.

А сын ей:

— Сколько там было, мама?
— Всё, что мы с Васенькой накопили, — 1,5 миллиона.

Слышала, какие деньжища-то!

— Мама!!! — он ей там кричит.
— Они сказали, что ещё раз в субботу придут, проверят, как счётчики работают.

Сегодня Андрей, управляющий Петра, приехал. Лет шестьдесят ему на вид, коренастый такой. Чистенький: в белой рубашке, бордовом джемпере. Всё мурлыкал: «Сегодня придут, в оба смотрите, кто да что, не волнуйтесь, у меня перед подъездом в белой Ладе группа захвата». Пегие усы свои на верхнюю губу указательным пальцем зачесал и поднялся на лифте.

Час тихо было, а потом такая кутерьма началась, ты не представляешь. Распахивается дверь подъезда, врывается группа захвата. А это кто? Мирон с Сашкой, брат и племянник Андрея, я их помню, они несколько лет назад к Галине Павловне приезжали душевую кабину устанавливать. Как оголтелые, вбежали и вопят: «Где они?». Тут же Андрей на лифте спустился. Глаза жмурит, открыть не может. И тоже вопит: «Где они?!». «Кто?» — говорю. «Да вы с ними в сговоре!» — кричат. А я им: «Чего глотку дерёте, говорю, никто не проходил». И втроём на пожарную лестницу побежали. Носились там, носились, а потом три взмыленных жеребца ко мне вернулись. «Никого», — говорят. И Андрей давай сыну Галины Павловны звонить.

— Пётр Сергеевич, приходили они, пошоркались у входной двери, и на кухню. Сначала тишина была, а потом вдруг Галина Павловна разрыдалась, а Васька закукарекал. И мелкие такие шажки, как горох, посыпались по комнате к шкафу, в котором я спрятался. Я думал, всё по плану идёт, одной рукой уже с телефона товарищам своим сигнал подавал, мол, берём баб, а другой — коробку с бусами протягивал… Но в щели-то шкафа, Пётр Сергеевич, не Галина Павловна появилась — мы с ней так договорились, начнут деньги просить, она из шкафа коробку эту достанет. А кто? Да кто-кто, блондинка в парике, девка, подросток. Открыла она дверцу шкафа и «Ага!», — говорит, — выхватила из моих рук коробку с бусами и выстрелила мне в лицо какой-то гадостью. Так глаза щиплет. Что? Нет, вторую не видел. Да нет, ребята всё время в машине караулили, и консьержка в подъезде была. Что, пожарную лестницу? Проверили. Как сквозь землю провалились.