Гегель и Айтматов
Чингиз Айтматов:
«Это и был раб-манкурт, насильно лишённый памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников.»; «Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери – одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «я», манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ.»; «Он никогда не помышлял о бегстве.»; «Манкурт как собака признавал только своих хозяев.»; «Все его помыслы сводились только к утолению чрева.»; «Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или же приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения.»; «Ты знаешь зачем она [твоя мать] приезжала? Она хочет содрать твою шапку и отпарить твою голову!»; «При этих словах манкурт побледнел … Он втянул шею в плечи и, схватившись за шапку стал озираться вокруг, как зверь. – Да ты не бойся! На-ка, держи! – Старший жуаньжуан вложил ему в руки лук со стрелами.» (Ч. Айтматов «Буранный полустанок»; «Легенда о манкурте»)
Г. Гегель:
«Один из действительно самых трудных пунктов в учении о духе, в систематизировании интеллигенции, остававшийся до сих пор совершенно без внимания, заключается в установлении места и значения памяти, а также в выяснении ее органической связи с мышлением.»; «Юноши не случайно располагают лучшей памятью, чем старики, и свою память упражняют не ради одной только практической пользы; но они потому имеют хорошую память, что еще мало размышляют [поскольку в мышлении снимается механистическая функция памяти – В.К.]. Они намеренно или ненамеренно упражняют ее, чтобы ВЫРОВНЯТЬ ПОЧВУ ИХ ВНУТРЕННЕГО СУЩЕСТВА для чистого бытия, для чистого пространства, в котором предмет, в-себе-сущее содержание, мог бы без всякой противоположности к субъективной внутренней природе проявляться и раскрываться.» («ЭФН» 3 § 464); «Память является, таким образом, переходом в деятельность мысли, не имеющей уже более никакого самостоятельного значения [как в представлении – В.К.], т. е. чем-то таким, от объективности чего не отличается уже и субъективное...» («ЭФН» 3 § 464)
_____________________________________________
Примечание. Гегель показывает, что память как расчищение внутренней почвы субъекта в себе есть в высшей степени важный момент в переходе к мышлению: без этого всестороннего оглубления индивида в самом себе коль скоро он представляет себе определенный обширный и многоразличный предмет и, кроме того, коль скоро он постоянно производя экспликацию имени и значения в чтении, обозревает большой литературный массив, без этого запоминающего оглубления – индивид делает как бы гораздо более трудным процесс перехода от представления к мысли. И здесь важно отметить, что для индивида, на ранних этапах истории может существовать лишь обыденная событийность (если бабушки не запоминают былин), благодаря которой, он погружаясь в неё постигает себя как такое конкретное в ряде конкретных, что наполняет его как лицо и делает более затруднительным обращение в рабство. И однако же этой отдельной обыденной памятью невозможно предотвращать более массовые гуманистические катастрофы. Ибо для предотвращения этих последних народы и государства, как таковые, должны обладать своей личной, причем как-бы прошитой гуманистическим содержанием внутренней памятью, через которую тот или другой народ только и может считаться духовным и из которой как из колодца он почерпает самые взрывоопасные средства против любых порабощающих манипуляций со вне.
Свидетельство о публикации №225110901374