Якоря и Паруса глава 6

Глава шестая. ШЕСТОЙ ПАРУС, ИЛИ БЕРЕГА ВНУТРИ НАС

Если пятый парус — моя работа — наполнен ветром целеустремленности и общения, то есть у моего корабля и еще один, шестой парус. Он самый тонкий, самый чуткий к малейшему дуновению, и ткёт его сама судьба из нитей тишины, памяти и необъяснимых озарений. Это парус моего писательства.

Его первые ростки проклюнулись еще в детстве, в шестом классе, на уроке, который пах мокрой от дождя веткой сирени за окном и свежей типографской краской в учебнике. Учительница сказала: «Напишите сочинение». И я написала. А она, прочитав, посмотрела на меня не как на ученицу, а как на собеседника, и произнесла простые, но изменившие всё слова: «Вот видите, как у вас красиво получается». В тот миг я впервые почувствовала вкус слова не как учебной единицы, а как живого существа, способного рождать мир.

Потом были университетские экзамены. Пока другие судорожно листали конспекты и прятали в ладонях испещренные мелким почерком шпаргалки, я просто брала чистый лист бумаги. Он был для меня не полем битвы, а пространством свободы. И я писала. Я вела диалог с невидимым собеседником, изливая свои мысли, строя хрупкие мосты из аргументов и образов. Конечно, в этих текстах были ошибки — маленькие, неизбежные, как веснушки на лице юности. Но за ними всегда стояло что-то важное — искренность. И оценка «отлично» была не просто баллом, а подтверждением: этот путь — мой.

Но настоящее, осознанное плавание под этим парусом началось позже, когда ко мне в комнату вошла моя дочь. В ее руках была книга, а на губах — строчки Хосе Марти о Белой Розе. «Cultivo una rosa blanca...» — прозвучало в тишине. И этот стих на испанском, этот ритм, эта чистота метафоры ударили в меня, как удар грома в ясный день. Во мне что-то загорелось, воспламенилось — необъяснимое, властное желание. Я захотела ответить. Не перевести, а именно ответить на его поэзию — своей собственной, рожденной на этом же благородном языке.

Первый стих дался трудно. Я сидела над ним, как ювелир над алмазом, вглядываясь в каждую грань слова, прислушиваясь к музыке фразы. Он был без рифмы — потому что настоящая рифма рождается не в конце строк, а в резонансе души с миром. Это были стихи от сердца, первые робкие шаги в новом для меня измерении. Затем пришла и проза — тяжелая, плотная, как морская вода в глубине. Я начала с автобиографической повести, мне казалось, что моя история, пропущенная через сито памяти, сможет стать интересной и важной для других. Та, первая повесть, сейчас кажется мне недостаточно сильной, ученической. Но даже у великих кораблей первый спуск на воду бывает неуверенным — важно, что ты отчалил от берега.

С тех пор писательство стало не занятием, а состоянием. Оно настигает меня в самые неожиданные моменты. Я стою на автобусной остановке, и вдруг в такт каплям дождя по навесу в голове начинает складываться строфа. Иду по улице, и ветер доносит обрывок чужого разговора, а для меня он становится первой фразой нового рассказа. Эти мысли приходят из ниоткуда, как послания из иного измерения, как божественный шепот. Перечитывая иногда давно написанное, я ловлю себя на мысли: «Неужели это написала я? Откуда это?» Объяснить это невозможно. Это дар. Или наваждение. Что-то, пришедшее из космоса тишины, что живёт между звезд и между строк.

Жизнь, конечно, вносит свои суровые коррективы. Бывают шторма, когда из-за проблем и забот приходится на время убирать все паруса и просто держаться на плаву. Книга ждет в столе, как ждет своего часа запечатанное письмо. Но потом наступает затишье, и я снова возвращаюсь к тексту — и пишу с новой, накопленной за время молчания силой.

Иногда мне грезится идеальная реальность: целый день в тишине университетской библиотеки, где пахнет старым переплетом и пылью, превратившейся в золото в лучах заходящего солнца. Только я, бесконечные полки с книгами — этими застывшими голосами ушедших эпох — и мой текст. Эта мечта кажется такой же далекой и прекрасной, как огни далекого берега ночью. И эту мечту — мечту о созидании, о власти слова — я стараюсь, как маленькое семя, посадить в души моих учеников. Я учу их не правилам, а магии: показываю, как оживает фразеологизм, как танцуют синонимы и спорят антонимы, как можно одной-единственной фразой осветить всю глубину человеческой мысли. И мне кажется, зерна прорастают.

Так и плывет мой корабль. Пятый парус — преподавание — дает ему скорость и верный курс в мире людей. А шестой парус — писательство — ловит ветры из миров иных, направляя корабль к берегам, которых нет на картах, но которые существуют внутри нас. Эти два паруса на одном «барко» — неразделимы. Они — дыхание одной души.

И в самые тихие вечера, когда за окном гаснет последний луч и слышен лишь мерный шум океана, я задаю себе вопросы, на которые, быть может, нет ответа: «Прожила ли я жизнь так, как нужно? Почему судьба привела мой корабль именно к этому маленькому острову? И зачем мне дано это странное, мучительное и прекрасное ремесло — писать?»

И мне кажется, что ответ уже скрыт в самом вопросе. В жизни нет случайных бухт и случайных ветров. Всё, что она нам дает — это попутный ветер, шторм или штиль, — всё это возможности. Возможности отыскать свои берега, свой путь в безбрежном океане бытия. И мой путь — это слово.