Искушение...

Лейтенант Олег Борисович затянулся «Беломором» до самого мундштука, выдохнул едкий дым в приоткрытое окно ,, Москвича"  и хрипло спросил:

«Ну что, Витя, по третьему кругу погоняем, или куда?»

Виктор, не отрывая рук от баранки, кивнул на темнеющий сквер Карпова:

— «Туда. Там вчера школьники лампочки посшибали. Пусть знают, что мы не спим».

На заднем сиденье, растянувшись так, что его мощный живот напоминал холм, похрапывал дружинник Алексей. Сначала был  мастером на заводе, сейчас станочник, и вот  теперь по долгу совести  общественный блюститель порядка. Он отдавал дежурствам всю  душу, но его организм в два часа ночи стабильно  требовал своего...

Патрульная смена тянулась, как тягучий и  засахаренный мед.

Город N погружался в сон, но его сон был всегда тревожным,  прерывистым.
Где-то за стенами домов кричали друг на друга муж и жена, где-то в подворотнях бутылки  били об асфальт, где-то молодые парни выясняли отношения с помощью кулаков.

Их милицейская работа была работой как  каких -нибудь ассенизаторов,  вычерпывать из этих  ночей всю  грязь, копоть и человеческую боль...

,, Москвич"  плавно катил по пустынным улицам города.
Виктор любил эту машину. Любил ее глуховатый рык, послушный руль, запах бензина, махры и старого кожаного салона. Здесь, в этой стальной коробке, он был королем...
Королем ночных улиц. За стеклом проплывали призрачные пятиэтажки, темные витрины магазинов, одинокие фонари, отбрасывающие на асфальт желтые, болезненные круги.

Он был водителем- милиционером.
Лучшим в этом городском райотделе.
Бывшим военным шофером, отслужившим совсем недавно в Германии.
Он чувствовал свою машину, как часть себя.
А Олег был старшим экипажа патруля.
 Участковый, лейтенант с усталыми глазами и вечной папиросой.
Он ненавидел всю эту бумажную работу, но обожал, как говорили тогда в милиции,  своё «поле». Умел говорить с людьми. С пьяницами,  по-пьяницки, на ихнем курлыканье, с интеллигентами, вежливо и  по-интеллигентски.
А Алексей был их талисманом и  грубой силой.
Добряк вообще то, но когда надо,  его медвежья хватка решала многие насущные вопросы...

Рация хрипло ожила, резко проснувшись:

— «Патруль 14-й, прием. Вызов на ул. Строителей, 15. Квартира 42. Соседи жалуются на шум, семейный скандал. Действуйте!».

Олег вздохнул, потушил окурок в переполненной пепельнице:

— «Принято. Едем, Вить! Опять Петр с Машей водку свою не поделят, адрес ихний...».

Семейный скандал оказался классическим. Пьяный муж, рыдающая жена, перевернутый табурет и запах перегара, который, казалось, въелся в самые стены.

Олег поговорил с ее  мужем по-мужски. Тихо, на кухне. Виктор и Алексей стояли в дверях, создавая «массовку». Угрозы, обещания, брань,  и через двадцать минут всё стихло. Муж с похмельным и злым видом пошел собирать осколки разбитой тарелки, жена благодарно смотрела на Олега...

«Протокол составлять будем потом?» – спросил Алексей, когда они сели в машину.
«На кой черт? – отмахнулся Олег. – Завтра же помирятся, а бумаги мне потом разгребать. Предупредил. Следующий раз – вызов в отдел. Хватит с них!».

Следующий вызов был в сквер Карпова. Драка. Не школьники в этот раз, а двое здоровых парней, «качков», выясняли, кто из них больше достоин внимания хрупкой девушки в растерянных чувствах и с  испуганными  глазками, которая плакала, прислонившись к дереву.
Тут пригодился уже Алексей.
Он не стал ничего вообще говорить. Он просто встал между ними, взял каждого за шиворот и стукнул их лбами. Не сильно. Но вполне достаточно. Драка сразу же и прекратилась. Олег составил протокол, пригрозил статьей о хулиганстве. Парни, понурые, разошлись. Девушка ушла с одним из них.

Виктор смотрел им вслед и думал:

— «Вот дура. Выберет ведь того, кто сильнее, а не того, кто умнее».

Потом была авария на Октябрьской...
Грузовик «ЗИЛ» зацепил припаркованную «Волгу». Водитель «ЗИЛа» был трезв, но смертельно напуган. Хозяин «Волги», разбуженный звонком соседа, был пьян и зол. Пришлось утихомиривать обоих, вызывать ГАИ. Стояли почти час, ждали. Ночь густела, становилась тяжелой, как свинец...

«В участок, что ли, заедем? В парковый? – предложил Олег. – Надо кофе попить, отдохнуть, ноги размять, доложить, что живы».

Пункт милиции в городском парке был крошечным, но сегодня он был тоже переполнен.
Задержали компанию подростков, устроивших попойку у памятника Ленину. Шум, гам, запах портвейна и юношеского максимализма. Двое сотрудников пытались оформить бумаги. Олег тоже влился в этот процесс, всё же его участок был...
Виктор и Алексей сели на лавку у входа. Было уже около трех ночи...

«Я спать хочу, как суслик зимой», – пробурчал Алексей, зевая на всю Ивановскую...

«Бензин на исходе, – сказал Виктор, вспомнил когда перед этим заездом на перекур посмотрел на стрелку прибора. – Съезжу-ка  на заправку. А то потом с пустым баком где-то встанем».

Олег, погруженный в протокол, махнул рукой:
— «Давай, Витёк. Только быстро и  без лишних фокусов».

Виктор вышел, сел в свой ,, Москвич",  завел мотор. Машина послушно тронулась.
Он выехал из парка, свернул на улицу Кирова. Тихая, старая улица, дореволюционные дома, похожие на замкнутых в себе стариков. Фонарей было мало, темнота стояла почти непроглядная...

И тут он увидел что то...

Впереди, метрах в пятидесяти, у подворотни двухэтажного кирпичного дома, двое мужчин тащили за руки кого то третьего,  оказалось  женщину. Тащили почти волоком, грубо, без церемоний. Женщина упиралась, но ее сопротивление было слабым, каким то беспомощным...

Адреналин смерчем ударил в виски. Всю усталость,  как рукой сняло. Виктор резко прибавил газу, подъехал почти вплотную и включил фары в режиме «дальний свет». Свет выхватил из тьмы троих людей. Двое мужчин  в косухах, с небритыми лицами  замерли на секунду, оглянулись на милицейскую машину, а потом бросили женщину и пустились наутёк, исчезнув в соседней подворотне...

Виктор схватил рацию: «Патруль 14-14. Улица Кирова, район дома 25. Двое неизвестных мужчин, скрылись в сторону улицы Гоголя. Приметы: темные куртки, рост средний, в косухах... Задержать при возможности».

Он вышел из машины. Женщина сидела на земле, опираясь на сумки. Рядом валялась ее шляпка.

Он подошел ближе:

— «Вы в порядке?»

Женщина подняла голову. Ей было лет сорок, может, чуть за. Лицо милое, правильное, но сейчас искаженное страхом и немного  алкоголем.
От нее пахло дорогими духами, смешанными с резким запахом вина.

«У-у-ушли?» – ее голос был хриплым, совершенно пьяным.

«Ушли. Кто они?»

«Не… не знаю. Вышли из темноты… Сказали, молчать и идти с ними… А в сумках…» – она беспомощно ткнула пальцем в две сетчатые сумки, стоявшие рядом.

Виктор заглянул. В одной – бутылка вина, в другой две  водки «Столичная» и пачка мятых  денежек, десятирублевки, пятерки...

«Вы сейчас откуда?»

«Из ресторана… «Жемчужина». Там работаю. Официанткой. Сегодня… день рождения был  у шефа. Ну, выпили… Чаевые вот  эти…» – она снова показала на деньги. – «Хотели отобрать, гады…»

Она вдруг схватила его за руку. Ее пальцы были холодными:

— «Товарищ милиционер… Умоляю Вас… Не везите только меня в отдел! Меня же уволят! С работы выгонят! Шеф терпеть не может всяких скандалов! У меня сын… подросток… Муж… Он меня убьет, если всё узнает!»

Слезы блестели в ее глазах. Искренние, отчаянные.

Виктор смотрел на нее и всё прекрасно понимал. Протокол, объяснительная, вызов мужа… Да ее жизнь превратится в ад.
А за что? За то, что выпила на дне рождения начальства? За то, что чуть не стала жертвой нападения?

«Как зовут?» – спросил он, смягчая голос.

«Лариса».

« Меня Виктор! Адрес, Лариса, скажите. Отвезу Вас домой».

Она выдохнула с облегчением, назвала улицу и номер дома. Благо, это было в двух кварталах.

Виктор помог ей донести сумки, усадил на пассажирское сиденье. Она прижалась к стеклу, закрыв глаза. Он повез ее, чувствуя странную смесь жалости, раздражения и чего-то еще, чего и  сам не знал...

Дом оказался старым, кирпичным, с облупившейся штукатуркой. Он остановил машину у самого подъезда. Лариса вылезла, неуверенно держась на ногах, и тут же  опустилась на лавочку у самого входа.

«Ну что ж Вы? Идите домой», – сказал Виктор, выходя из машины.

Она покачала головой, печально глядя на темные окна третьего этажа:

—  «Там муж… и сын. Спят. Увидят меня в таком виде… Лучше тут посижу. Протрезвею немного. Потом пойду уже».

Мысль Виктора работала с холодной, служебной логикой.

Если он уедет, а с ней что-то случится, опять ограбят, изнасилуют, или она просто заснет на улице и замерзнет, ночи то уже холодные,  потом будут вопросы уже к нему.
Даже не вопросы, прокуратура может так навалиться, мама не горюй!
Почему, скажут,  не довел до дома? Почему бросил в нетрезвом состоянии? Проблем по службе не оберешься!
Карьера, которую он выстраивал с таким трудом, могла рухнуть из-за одной какой то  пьяной официантки...

«Нет, – сказал он ей твердо. – Так нельзя. Идите в квартиру. Я Вас провожу».

Она снова посмотрела на него, и в ее взгляде было что-то жалкое, отчаянное:

— «Вы не понимаете… Муж… Он такой  ревнивый. Он подумает бог знает что…»

Она встала и, пошатываясь, пошла к подъезду. Виктор, взяв ее сумки, последовал за ней. Дверь была не заперта. Они вошли в темный, пропахший кошками и старым деревом подъезд. Свет на лестнице не горел. Только слабый отсвет уличного фонаря падал из-за запыленного стекла над входной дверью...

Лариса остановилась на первой же лестничной площадке. Здесь было почти совсем темно. Она повернулась к нему.

«Товарищ милиционер… Виктор!» – она запомнила его имя. – «Вы меня спасли… Я Вам так благодарна… Давайте я… я Вас как то отблагодарю. Только не ведите меня домой. Не звоните в дверь».

И прежде чем он успел что-то понять, она поставила сумки на пол и, не глядя на него, начала спускать с себя колготки вместе с трусиками. Движения ее были неуклюжими, пьяными, но от этого не менее решительными...

У Виктора перехватило дыхание. Сердце заколотилось где-то в горле, затарахтело, как перегретый мотор. Он весь взмок в одно мгновение, рубашка прилипла к спине. В полумраке он видел ее тело.
Она сейчас была одета в скромное платье, но то, что открылось ему, было просто прекрасно!
Крепкие, упругие бедра, стройные ноги, тонкая талия, чуть выпуклый животик. Тело женщины, которая не сидит сложа руки, которая много работает на ногах, но при этом умеет следить за собой. Для своих лет она была просто  великолепна!

Искушение накатило сильнейшей волной, горячей, плотной, почти физической.

Она стояла перед ним, полуобнаженная, готовая на всё! Ее дыхание было шумным. От нее пахло вином, духами и чем-то простым, женским, даже немного  животным.

Ему самому было всего то  35. Он был мужчиной в самом соку. Женат, но брак как то давно стал простой  формальностью, семейной  рутиной.
Секс был редким, и уже какой то почти  обязанностью.
А здесь… здесь была плоть! Грех...
Быстрое, и вообще то ни к чему не обязывающее удовлетворение.
Темнота подъезда была их общим секретом. Никто ведь об этом и не узнает!

Он сделал шаг вперед. Его рука сама потянулась к ней, чтобы коснуться этой теплой кожи. Но в голове, словно удар хлыста, пронеслось нахлынувшее неожиданно воспоминание.

Неделю назад это было всего то...

Их разговор в курилке отдела. Смех, похабные шутки. И история про Сергея, милиционера из соседнего района. Тот тоже «не удержался» на своём  дежурстве. С задержанной, пьяной девчонкой из парка.

А через две недели  поход к венерологу, позор, увольнение по статье, скандал почти на весь город. Сломанная жизнь. И всё это  за пять минут удовольствия  в грязном казенном автомобиле...

Это воспоминание сработало резко,  как ледяной душ. Соблазн еще пылал в нем, но его уже обдувала холодная струя страха и здравого смысла...

Он отступил. Сделал шаг назад.

«Оденьтесь, Лариса», – сказал он, и его голос прозвучал хрипло, каким то чужим. – «Оденьтесь. Сейчас же».

Она смотрела на него с недоумением, почти с обидой:

— «Что… я Вам совсем не нравлюсь?»

«Нравитесь. Очень. Но я не могу. И Вы не должны так».

«Почему? Никто же ничего не узнает. Я всё сделаю, всё, что Вы хотите… Только не ведите сейчас меня к мужу…»

Она была жалка и прекрасна одновременно. Виктор сглотнул комок в горле.

Жалость и желание всё ещё боролись в нем:

— «Обещайте мне, что никуда не уйдете отсюда. Я… я приеду позже, проверю. А сейчас – одевайтесь. Пожалуйста».

Она поняла, что он не сдастся. Ее плечи опустились. Она кивнула, покорно.
И попыталась натянуть обратно трусики. Но пальцы не слушались ее, она теряла равновесие, спотыкалась в темноте...

«Черт… – прошептала она. – Не получается…»

Виктор вздохнул. Подошел к ней:

— «Давайте я помогу».

Это было самым тяжелым испытанием в его жизни. Даже и смешным немного...
Он, взрослый мужчина, милиционер, в темном подъезде, на коленях перед полуголой пьяной женщиной, пытался надеть на нее нижнее белье.
Его пальцы касались ее горячей кожи бедер, живота, ног.
Он чувствовал ее дрожь, слышал ее прерывистое дыхание. Он видел всё, что только можно было видеть. Каждый изгиб, каждую тень ее складок тела.
Искушение вернулось с утроенной силой. Его тело требовало своего!

Разум его просто кричал:

— «Она же сама хочет! Один раз! Никто не узнает!»

Но он продолжал свое дело. Механически, почти бездумно, заставляя свои руки делать то, что надо было...
Он поднял с пола шелковую ленточку трусиков, просунул ее под ее ноги, потянул наверх. Его костяшки пальцев случайно скользнули по самой сокровенной части ее тела. Она вздрогнула и тихо ахнула. Он отдернул руку, как от огня. Потом, стиснув зубы, закончил. Колготки она натянула уже сама, прислонившись к стене...

Как он удержался?
Он и сам не знал...

Потом, вспоминая эту ночь, он не мог найти однозначного ответа. То ли страх перед случайной и позорной  болезнью и развалом карьеры был сильнее, то ли в нем говорила какая-то застарелая, армейская порядочность. То ли он просто испугался этой темноты, этого запаха греха, который мог прилипнуть к нему навсегда. Возможно, всё вместе...

Он помог ей сесть на ступеньки:

— «Обещайте, что будете сидеть здесь, пока не протрезвеете. И потом пойдете домой».

«Обещаю», – прошептала она.

«Я приеду и проверю».

Она кивнула...

Он посмотрел на нее в последний раз.
Она сидела, поджав ноги, опустив голову на колени. Жалкая, как будто проигравшая, но… уже спасенная? Или нет? Он не знал этого...

Он развернулся и вышел из подъезда. Ночной воздух ударил в лицо, свежий и холодный. Он глубоко вдохнул. Руки всё ещё дрожали. Он сел в машину, завел мотор и уехал, не оглядываясь...

Вернувшись в пункт в парке, он застал ту же суматоху. Олег, увидев его, спросил:

— «Заправился? Что так долго?»

«Очередь была», – солгал Виктор. Его голос звучал спокойно. Он был теперь уже мастером самообладания!

Он сел на свое место, взял в руки кружку с остывшим чаем и долго  смотрел в одну точку. Внутри бушевала огненная буря.
Сожаление?
Да, черт побери, и огромное сожаление!
Он же был мужчиной, а не каким то  святым.
Плоть его еще помнила прикосновение к ее коже, ее волнующий  запах. Он представлял, что могло бы быть. Быстрый, страстный секс в темноте чужого подъезда. Запретно, опасно, но,  как же  сладостно!

Но под сожалением, как твердая скала, лежало другое чувство, даже немного  гордость.
Даа, да!
Глупая, наивная, почти мальчишеская гордость за то, что он всё же смог справиться с собой!

Смог перебороть себя.
Смог не переступить эту черту. Он устоял!
И в этом был свой, особый кайф. Кайф от своего  самоконтроля. От власти над собственными инстинктами!

Через час, когда в пункте стало поспокойнее, он встал:

— «Олег, я съезжу,  еще один круг сделаю для проверки, а то прям спать хочется...».

«Давай. Только не засыпай за рулем и приезжай побыстрее, скоро в отдел поедем».

Он сел в машину и поехал по тому же маршруту.
К дому Ларисы. Он подъехал медленно, с выключенными фарами. Лавочка у подъезда была пуста. В одном из окон на втором этаже горел свет. Тусклый, желтый. Он сидел и смотрел на это окно несколько минут. Что там происходило? Она пришла домой? Муж ее встретил? Был скандал? Или все обошлось?

Он не узнает этого никогда. Он не стал больше заходить в подъезд и проверять...
В глубине души он боялся всё же, что если она еще там, он может не выдержать и поддаться ей...
Вот так эта история для него закончилась здесь, в темноте, у чужого дома.

Он развернулся и поехал назад, в свою смену, в свою ночь, в свою жизнь.
Где-то в глубине души остался осадок,  горьковатый привкус упущенной возможности и сладковатое послевкусие победы над самим собой.
Самая сложная битва, которую он сегодня выиграл, была не на улицах города, а в темном подъезде на улице Кирова. И он знал, что будет помнить эту женщину, ее тело в полумраке и свое немыслимое усилие воли до конца своих дней. Это была его тайна. Его маленькая, личная победа и его, всё же такое большое, человеческое сожаление...

город "N".  1976 год.