Философия

   Двор был обычным. Зелёный квадрат двора стандартно образовался задумкой архитекторов и незатейливо обжимался со всех сторон четырьмя Хрущёвскими пятиэтажками. Когда сюда из бараков со всех концов города по ордерам въехали первые жители, им было сказано, что эти дома временные, и рассчитаны они на пятнадцать лет счастливого социалистического проживания. Но вот уже более пятидесяти лет они добросовестно служат нескольким поколениям проживающих.
   Жильцы здесь рождались, кого-то водили в детский сад неподалёку, кто-то ходил в школу, в институт. Одни отсюда забирали невест, другие же невест сюда приводили. Жильцы съезжались и разъезжались, переезжали и расселялись. И вновь воссоединялись. По всякому было. Впрочем, были и те, кто жил здесь всегда. С момента заселения. Короче говоря, все здесь жили, как обычные люди. Жили и радовались. То есть, радовались жизни.
   Всё здесь было стандартно, как и везде. Стандартная детская площадка с горкой и качелями. Стандартная беседка. Стандартные протоптанные тропинки, которые совсем не совпадали с асфальтированными дорожками. Стандартные тополя, которые уже переросли своими размерами окружающие их дома. Стандартные подъезды. Стандартные двери в подъездах. Правда, у некоторых подъездов двери просто стояли рядом в дверными проёмами. Наверняка, там не смогли договориться, чтобы не хлопать дверью. Решили просто и незатейливо.
   Но был в этом дворе один подъезд, который отличался из общей массы двадцати подъездов.
   Здесь царствовал уют. Домашний уют. Все квартирные двери здесь были выкрашены жильцами с любезного согласия управляющей компании в один фисташковый цвет. Под цвет панелей. На всех межэтажных площадках заботливо стояли табуретки. На стенах висели актуальные календари, плакаты из «Работницы» и новогодние открытки с пожеланиями всем счастья. На всех окнах размещались цветы, которые не нужно поливать.
   Сам подъезд скрывался в зарослях сирени. Запах здесь в мае-июне стоит, я вам доложу!..  Черёмуху сажать не стали, потому как при её цветении всегда наступают холода. А жителям подъезда всегда хотелось больше летних дней. Вокруг всегда было подметено, и под окнами окурков никогда не было. Даже плевательницы здесь были чистые.
   Неподалёку от подъезда детвора занималась в песочнице. Строили то ли замок, то ли баррикады. Не понятно. Но они знали, что делали. В дальнем углу двора у беседки на вкопанном в газон бревне, которое для малышни служит спортивным снарядом, ребята постарше бренчали на гитарах, терзая на троих битловскую Michelle.
   Двор был, как двор. И ничем не отличался от тысяч других дворов нашей необъятной страны. Может быть, где-то и есть дворы получше, но это чисто субъективное мнение каждого жителя той или иной местности. Может, есть дворы и похуже, но и это зависит от состояния конкретного наблюдателя.
   Семёновна вышла на лавочку подышать летним воздухом, так кондиционера в квартире не было. Пенсия не позволяла тратиться на такие приобретения. Даже, если её пенсию сложить вместе с пенсией её супруга Костика.
   Кстати, это он расставил в подъезде изготовленные собственноручно табуреты. Материал он собирал везде, где только было можно. Потом в гараже всё, что нужно строгал, пилил, шлифовал, полировал, крыл бесцветным лаком или вонючей нитроэмалью. Изделия у него получались ладные. На загляденье всем. Почти вся мелкая мебель в квартире была любовно сделана ловкими руками Костика.
   Костик был Костиком всегда. На производстве он никогда не был в руководстве, поэтому у коллектива не было повода обращаться к нему по имени и отчеству. А он и не обижался. Он всегда считал, что этим он был ближе к народу. К базису, так сказать. К сути земной. Только их с Верой невестка называла его Константином Ивановичем. Больше никто.
   На лавочке Семёновну уже поджидала её верная подруга по жизни Клавка. Клавка была женщиной доброй. Вернее, добротной. Точнее, дородной. Большой, в общем. Лишь бы не обидеть. Нынешние пенсионерки дружили ещё со школы. Прямо с того дня, как обе переехали в этот дом и пошли в одну школу рядом с домом. В один класс. Сидели они, правда, за разными партами. Друг о друге они знали всё. Клава была твёрдой троечницей, но хорошей подругой. Прилипла так – не оторвёшь.
   Клавдия всегда занималась вязанием. Со школьной скамьи. Её мама привила ей это занятие. Раньше она вязала на продажу, а теперь, когда руки стали побаливать, работает только на себя. Себе в удовольствие. Вязала она крючком и на спицах. Она изготовила все салфеточки на мебель в квартире, пледы на кровать и диван. На себя она вязала разную модную одежду. Но носила её только дома, чтобы не вызывать у людей нездоровый ажиотаж. Ходила она всегда в берете. В самодельном. Вот и сегодня она была в этаком ажурном гламурном изделии ручной вязки фиолетового цвета, который совсем не стыковался с цветом её тренировочного костюма. В котором она так же ходила постоянно. Не зависимо от погоды.
   Лёгкий летний ветерок сдувал накопившееся за день тепло со всех поверхностей. Краска на скамейке хоть уже и окрепла, но ещё издавала приятный запах заботы управляющей компании о старшем поколении.
   Вера вышла из подъезда в новом самосшитом сарафане, благо швейная машинка, притащенная Костиком с мусорки и им же удачно отремонтированная, работала на зависть современным швейным механизмам, и в новой причёске.
   – Чё то я не пойму!.. Чё то в тебе изменилось?.. Молодеешь, что ли?..
   – А то!.. – весело согласилась Вера, не вдаваясь в подробности изменения своей внешности. Хвастаться она не любила. Ей больше нравилось, когда ей говорят всякие приятности. Но интригу сохранить у неё было в крови. – Ты уже тут?..
   Вера пальцем определила отсутствие пыли на скамейке и, подогнув под себя подол сарафана, села на него рядом с подругой. Поправив волан на груди, она обняла свою дамскую сумочку, аккуратно поместив её на коленях.
   Дамская сумочка Веры представляла собой в общем понимании стандартную хозяйственную сумку. Из кожзама. Литров на пятнадцать.
   – Ну ты чё? Принесла что-ли?.. – обратилась Клавдия к подруге вопросом на вопрос.
   – Канэшна! – с удовлетворением ответила Вера.
День под сиренью вдруг пообещал стать томным.
   – Твой делал?
   – Канэээшшна! – с ещё большим удовольствием протянула Семёновна.
   – Точно не казённая?
   – Щас обратно унесу! – застёгивая сумку обиделась Вера.
   – Да ладно! Наливай давай! Обидчивая ты моя! Только помаленьку.
   Оглянувшись по сторонам, Вера незаметно ловким движением булькнула из термоса в маленький серебряный стаканчик, полностью уместившийся в большой руке подруги.
Две Кубачинские стопки были привезены Костиными друзьями давным-давно из Дагестана. Каждая рюмочка вмещала дамскую дозу напитка. Ровно двадцать грамм. С того времени маленькие блестящие стаканчики занимали видное место в серванте,  и этим гордилась супружеская чета.
   – На травке? – с аппетитом заинтересовалась Клавдия.
   – Ага!..
   – Точно не коленки протирать?
   – Щас! Я ещё такое добро буду на коленки тратить! Я их изнутри лечу! Давай уже скорее решайся! – в нетерпении затараторила Вера.
   – Ох, хороша, зараза! – закатив глаза, заёрзала всем телом на скамейке Клавка. – Аж до самой, до неё, до родимой достало! Аж зашевелилася вся!..
   – И не говори!.. повторила дрожь всем телом Верка.
   Умудрённые каждая своим жизненным опытом подружки обсуждали принесённые сюда невесть откуда новости. Обсуждению подлежала любая информация, как местного значения, так и международного. Табу было только на руководителей страны. Эта привычка организовалась ещё в былые времена строительства коммунизма. Ну а нынешнего все дружно и безоговорочно просто уважали.
   Мимо них, не поздоровавшись, выбежала Нюрка – соседка с третьего этажа.
   – А чё это она?..
   – Да у мужика её на днях инсульт случился…
   – Да ты чё?.. Это как это?
   – Да он тихоня у неё… Всё молчит и молчит… Это она всё трындит постоянно! А он всё в тихую переживает… А тут ни с того ни с сего решила спросить чего-то его мнения… Это чтобы поднять ему, так сказать, личное самомнение… А он – ни бэ, ни мэ… Его бы сразу в больничку, а она его чуть не сковородкой!..
   – Это за что это?
   – А она, видите ли, подумала, что он напился потихоньку… А теперь вот бегает к нему в клинику, сидит там, сопли на кулак мотает…
   – Это чего это она?
   – Так всю жизнь с ним и прожили… Сжились уже… Жалко терять то… Своё же!.. На кого ж ей ворчать то?..
   – А доктора; чего? – Клавдия просительно протянула стопку подруге.
   – Доктора; обещают… А я наливаю!..                – продекламировала Вера, закрывая термосок.
   – И это – правильно!.. За здоровье!.. – крякнула Клавка. – А ты закуску не захватила?..
   – Ты не обнаглела, подруга? – огрызнулась наливальщица. – Чего тут закусывать то?.. И вообще, закуска градус крадёт!.. А так, могла бы и сама подумать…
   Летняя температура и градусы Костиного напитка совместно делали своё дело. Женщины начали потеть, а на их лицах появилось подобие постоянной глуповатой улыбки.
   Возле подъезда остановилась машина такси. Из открывшейся задней дверцы на всех выплеснулись звуки радио: «…ё мое! И мы, и мы отсюда родом!..»
   – Да! Ё-моё! И мы отсюда родом!.. – ответила на слова песни, известной со школьной юности, Вера. – И здесь мы живём!..
   – И будем жить!.. Не смотря ни на что! – категорически поддержала подругу Клава. – А кому не нравится, вон такси и – до свидания!..
   Вместе с песней из машины выскочил внук Тимофеевны, третьеклассный бутуз, вернувшийся к родителям от бабушки с дедушкой, которые иногда забирали его к себе, дабы воспитать в нём доброту, ласку и остальные необходимые растущему организму порядочности, которые современные родители не могут преподать своим детям из-за своей занятости на работе.
   Следом за внуком из салона с трудом вытекла и сама бабушка учительского вида. Та самая Галина Тимофеевна, которая работала учительницей в соседней школе и учила русскому языку добрую половину молодёжи этого двора, и которая спасла какую-то старушку, чуть не провалившуюся в дыру в земле. Дырой оказался люк заброшенного колодца местной теплоцентрали, в котором устроили «штаб» местные дети, вероятно начитавшиеся о Тимуре с его командой или  чего-то там из Фенимора Купера. Может быть и самого Короленко почитывают на досуге.
   В отсутствие пещерных жителей вход в подземелье был незаметно прикрыт листом картона, а старушка копошилась рядом, выбирая из выброшенного старья подходящие необходимые вещи для дома. За этим занятием и застала её Галина Тимофеевна. Бывшая учительница решила вспомнить свой педагогический опыт и попыталась устыдить бедную женщину и отвратить ту от вредного собирательства. Но старушенция была то ли глуховата, то ли не присутствовала в этой действительности, и не обращала на лекторшу ни малейшего внимания. Не потерпев к себе такого отношения, Тимофеевна хотела взять бабушку под локоток, чтобы отвести в сторонку, отвлечь её и увлечь интереснейшей беседой о нормах совместного общежития, но коллекционерша отшатнулась и наступила на вход в подземелье.
   Картонка оказалась рыхлой от дождей и солнца и не выдержала даже веса старой бабульки, не то, чтобы стать для постояльцев нижнего этажа надёжной защитой от пиратов или хищных зверей. Старушка стала осыпаться в преисподнюю средь бела дня. Но для этого она была явно не готова. И тут-то учительница, не будучи никогда заядлой физкультурницей, протянула утопающей руку помощи. Ну как протянула…  Она только успела обхватить страдалицу локтем за шею, отчего та повисла в воздухе и захрипела непонятными словами.
   Приехавшая скорая помощь забрала бабульку к себе. А через месяц начальство из МЧС наградило бывшую учительницу грамотой, чем она небезосновательно гордилась сама, заражала этим своего супруга и постоянно тыкала на неё своему единственному внуку Васеньке. Грамота висела в квартире на самом почётном месте. И пройти мимо неё, не заметив, было просто невозможно.
   Тимофеевна была лет на десять младше сидящих на скамейке подруг. Она всегда носила на голове небольшую халу. В простонародье в своё время такую причёску называли ещё «улей». Одета она всегда была в брючный костюм. Вот и сейчас вместе с брюками на ней была жилетка поверх яркого блузона. На носу как всегда выделялись элегантные очки почти без оправы.
   – Это Нюська что ли? С третьего? – поприветствовала она приятельниц. – Мегера эта?
   – Чего ты её так? Хорошая же баба! Ну ворчит иногда… Кто без этого?.. – решила вступиться за соседку Вера.
   – Тю! Хорошая!.. Я её давно раскусила. Она снаружи такая вся гладкая. Она ж мужика свово заклевала совсем. Да и не исправится она никогда. Да, потому что бестолочь она! Все еёшные домашние уже под неё подстроились. Перестроились, значит. А она сама – ни в какую. Ей бы уже нежиться в одеялах любви евоной, ластиться к нему, мужик то он – очень приятственный, всё для неё расстилается, а она всё, как Шапокля, право слово! Всё кусает, всё шпиняет… Щипает всё… Ну чистая дура! Поняла бы всю любовь к ей, – вздохнула Галина, – и мужик ейный был бы счастливый да радостный. А так всё ходит, как в проруби болтается… Вот доведёт она его, вот получит она по зубам – будет тогда знать… А то ходит вроде как хорошая для всех… Сучка!..
   – Доходилась уже!.. вон мужика её уже инсульт пристукнул, – Клава обтирала ладошкой пот со лба.
   – Вот стерва! Какой дядька был хороший…
   – А чё был то? Он в больничке… Врачи обещают… – со знанием дела продолжила Клавдия.
   – Вот гадина! Такого мужика угробила…
   – А чего? Ты сама на него заглядывалась, что ли?
   – Я чужих мужей не перенимаю!.. У меня свой есть! Добрый! – строго глянула на Клавку училка.
   – А я бы какого студентика бы на постой пустила… – потянулась всем своим большим телом Клава.
   – Господи! Тоже мне тут старуха-процентщица! Гляди, размечталась!.. Засветилась вся! Анжелина дала;, прям!.. – засмеялась Вера.
   – Ну и хорошо!.. Может ещё и походит,                – Тимофеевна поднялась и резво ринулась за внуком, ловя плавно закрывающуюся дверь в подъезд.
   – Глянь-ка! У ней все зубы свои! Мужик то её поди не повышибал ишо! Бережёт, поди! – прошепелявила с завистью Клавка.
   – А как же любовь? Не любит, наверное,                – засмеялась Верка, прикрывая рот рукой. – Молода ещё!.. У ней всё впереди…
   – Привет, деффчонки!
   Костик шёл из гаража, стараясь проскочить незаметно мимо своей супруги, пряча под мышкой что-то небольшое, замотанное в тряпицу. Но не получилось. Четыре глаза сексоток заметили его ещё из-за поворота. Пришлось здороваться первым.
   Веркин супруг был дядькой хорошим. Свою Веру он никогда не предавал. Ни по трезвости, ни подшофе. Такие мужчины нравятся женщинам. Он образован в институте, у него полностью сохранилась причёска, всего с небольшими просветлениями на висках. Он был по-спортивному подтянут, не худ. Он всегда был весел и заботлив. Он всегда выполнял просьбы, когда к нему обращались по вопросам мелких ремонтов любой техники. От старых магнитофонов и телевизоров до современных автомобилей. Всё это он делал с любовью и абсолютно бесплатно. В настоящее время его забота больше всего была о внуках. Но сейчас ему нужно было подсуетиться ко дню рождению собственной жены. И в честь этого дня любящий супруг что-то мастерил в гараже, ведь лучший подарок, как известно, – это подарок, сделанный собственными руками.
   – Костик, хочешь выпить? – раздобрев на солнце и абсолютно без задней мысли, бездумно выпалила Клавдия.
Махнув рюмашку, Константин опешил, забыв выдохнуть от возмущения происходящего.
   – Так это ж моя! – раскрыв глаза, возмутился он на Веру.
   Его супруга вдруг осознала, что произошло нечто ужасное и, поджав губы, стала аккуратно застёгивать сумку с сокровенным. Клавдия сидела молча, поджав губки и выпучив блестящие глаза на происходящее, сложив руки на коленях, будто и нет её здесь.
   – Ну ты, кошёлка старая, уже из дома прёшь? Ну ты у меня ещё попляшешь! – заусенечным пальцем покрутил у носа супруги старик. – А я то думаю, куда пропадает микстура моя. Думал, что я с утра не помню сколько пробую на производстве…
   – А чё ждать то? Вот тебе! – решительно отодвинув прокуренный палец от своего лица и вскочив с места и не выпуская сумку из рук, Верка бросилась в разудалый пляс с полуприсядью. – На тебе! На! Барыня удалась на славу!
   Подруга же, до сих пор сидевшая съёжившись, вдруг, скривила тонкие губы в подобие улыбки и, собрав руки с колен, вдруг задвигала ими в такт движений подруги.
   – Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! – подпевала она энергичному танцу, озорно хлопая в ладоши.
   – Тьфу на вас! – матернувшись, Костик побрёл домой смотреть начинающийся футбольный матч местной команды. – Ээээх! – пожалел он Веру. – Всё в гараж снесу! С мужиками всё выпьем за твоё здоровье!..
   Под окнами разудалый пляс сменился тихим шушуканьем. Вдруг Клавка резко ухватилась за Веркину руку и стала запихивать её обратно в сумку вместе с термоском.
   Ничего не понимающая подруга упорно сопротивлялась, пытаясь достать остатки напитка, но одноклассница упрямо не давала это сделать.
   – Нате! Вот вам!.. Закусите хоть!.. – вышедший Константин принёс подругам на блюдечке порезанный солёный огурчик и копчёной колбаски с хлебушком.
   – Господи!.. – испуганно взорвалась Вера, застёгивая сумку. – Ты чего пугаешь то?
   – Да брось ты! По вашему виду вы уже пол термоска уже приняли… Какие испуги? Закусывайте, вот…
   – А где зубы то твои? – поинтересовалась у Костика Клавдя. – чё то у тебя тоже как-то звук поменялси…
   – Да как всегда в ванной. В баночке. Верка сама мои туда определила, чтобы со своими не путать. А что?
   – Вот ты молишься, а с твоим шамканьем Он тебя не поймёт! – Клавка указала пальцем в небо. – Молитву то надобно чётко проговаривать то!..
   – Да перестань! Он меня и на тонком уровне услышит!
   – На каком уровне? – не поняла его супруга.
   – На тонком. Теорию струн знаешь?…
   – Слышь, ты, гитарист! – съязвила за прошлую обиду Вера.
   – О! Уже опять шары залила! Обидеть мужчину может каждая…
   – Иди, иди уже, обидчивый! Смотри свой футбол!.. Ты к доктору сходи! Может, таблетку тебе какую успокоительную выпишет! Да побольше!…
   – У меня своё успокоительное есть! – уже обиделся Костик, открывая дверь подъезда.
   Аккуратно за ним закрыл дверь появившийся Стёпка. Он всегда появлялся внезапно, чем не раз пугал пенсионеров и молоденьких девчонок. Степан был местным шалопаем. Этаким шутником. Он нигде не работал, но одет был всегда прилично, хотя последнее время жил без отца. Тот уехал куда-то. То ли на заработки, то ли ещё дальше. Но парень всегда шутил. Шутил даже без темы. Даже просто проходя мимо. Степка молча пристроился на край скамеечки.
   – Когда ты молишься, то у тебя нет времени на дурные мысли… И на дурные деяния… – обмахиваясь панамой подошёл Иван Иванович.
   Иван Иванович был немного старше подружек. Он просто был стариком и просто жил в этом доме. Просто жил. И никто о нём ничего не знал. И никто не пытался узнать. Ну живёт старик, и слава Богу!
Старик аккуратно уселся на скамейку сам и пристроил на неё свой живот между ног.
   – Чё, не жарко тебе Иван Ваныч? – решила проявить вежливость к старику Клавдия.
   – Да нет, нормально сегодня! Так-то солнце уже за домом… Уже попрохладнее…
   Старик натянул панаму на лоб до самых очков. На его толстом носу в очках были толстенные стёкла, отчего его глаза казались малюсенькими, будто утонули в глубоких колодцах.
   Иван Иванович указал пальцем в направлении взгляда и улыбнулся.
   – Карловна!.. – только и сказал он.
   Верка толкнула свою соседку в бок, мол, готовься, сейчас будет театр.
   Карловна была породой похожа на северную народницу. Какую не понятно, на одну из. Хотя позиционировала себя коренной местной. И ведь такой и была. Инесса, это её имя с рождения, была со странным взглядом. Она родилась дома. Слепой. Без глаз. Вернее, с глазами, но с нераскрытыми. Ну не было в те времена в деревне врачей. Только бабки-повитухи. Пьяный отец как то пришёл с работы уставший и раздражённый и вместо того, чтобы лечь спать, полоснул дочери по глазам бритвой. Глаза то открылись, но как
получилось, так и получилось. Не по Божески. Видеть стала, но со странным прищуром. И только оказалась совсем без ресничек. Отца даже не посадили. А кто работать будет на благо?
родители у неё ушли рано. В школе её конечно дразнили. Из-за этого потом жила одна. Выучилась в техникуме на бухгалтера. Мужа не было никогда. Были проходящие мужики, которым негде было выпить или закусить было нечем. Поэтому, жила только с собаками. Многих не брала. Только по одной. Собаки были одной породы – Русская дворовая.
   Инесса тихонько подошла и так же села. Она долго сидела молча. Но, заметив, что окружающие внимательно смотрят на неё, решительно заговорила первой, поддерживая свою осанку.
   – Какая чудесная погода сегодня, ага?..
   – Так лето же… – весело вступила в диалог Клавдия.
   – Лето не лето, а свадьбы нынче делать не с руки…
   – Ты чё, Карловна, в замуж собралась? ¬– опять прыснула от смеха Клава. – Ну наконец-то!..
   – Витька из тридцать пятой, Макаровны внук, такую себе деваху отхватил… – не обращая внимания на смешки, продолжала подошедшая. – Непростую деваху, доложу я вам…
   – Какую такую непростую?.. – уже заинтересовалась Вера.
   – Такие девахи, пардонэ муа, за просто так на наших дорогах не валяются… В смысле, в постелях… Им Багамы подавай… Машины фешемёбельные… Денег всяких разных… Их портвейном просто так не заманишь… Наливкой всякой разной… Настойкой…
   – Инесса глазами замозолила Веру, от чего та крепко обхватила руками свою сумку. – Ну чё? Нальёшь, что ли подруге то, ага?..
   – А чего это, Карловна, ты мне подругой стала, что ли?
   – Да мы с тобой, почитай, тут самые что ни на есть старожилки…
   – Это ничего не значит!... Ты забыла, что до моего руки протягивала? Забыла? Иди вон, к Зинке!.. Она недавно из магазина притащилась… Купила поди уже… Вот она тебе там и нальёт…
   – А тебе то что?.. Жаль что-ли, ага?.. Не твоё же!.. Костика…
   – Чего ты всё агакаешь то? Чего у тебя заело, чего? – завелась Верка.
   – Так знамо что! У нас все почитай так говорят… Сызмальства… Как себя помню… Нормально, ага?..
   – Ты понимаешь, что это слово – паразит…
   – Сама ты паразит, Верка! – вступилась за соседку Клавдия.
   – Да куда ж нам, графиням с интеллигентами психическими вязаться то, ага?.. С кем ровняться то теперь? Со Стёпкой, ага?.. – развела руками в недоумении Карловна.
   – Да я ж ничего, собственно, не хотела тебе плохого то, – попятилась назад Вера, пытаясь извиниться, оправдываясь. – Просто, как магнитофон заладила «ага» да «ага», «ага» да «ага»…
   – Ну чё, Верк, нальёшь поди подруге то, ага?.. Уже поди всех отпотчевала то, ага?..
   – Иди, иди!.. – поддакнула Клавка. – Тута не наливашка!..
   – Да и правда, – засобиралась Инесса, поправляя выцветшую, но ещё видную полушляпку с вуалькой, прикрывающей раскосый взгляд, – что-то засиделась я с вами… Пойду, пройдуся…
   Не успев разогнаться, она чуть не сбила проходящих мимо маму с мальчиком лет пяти. Девушка что-то искала в телефоне.
   – Пардонэ муа, милочка!.. – испуганно выпалила Инесса.
   Но девушка её не заметила. А женщина выправила осанку и горделиво зашагала в сторону Зинкиного подъезда.
   – Чего ты её цепляешь то постоянно? У ей в деревне все так говорят, – вытаращила недовольно на Верку подруга.
   – Эх, не любишь ты людей, Вероника. Нет!.. Не любишь… Вон как вцепилась в своё добро то… – решил и дед отчитать её, поддержав ушедшую соседку.
   – Ты меня не прорабатывай! Не в профкоме! Для этого у меня своё есть! Вон, дома сидит… Зубы на полке охраняет… А что моё – то моё!.. Кому хочу, тому даю… Понял? – скрутив круглую фигу, она виртуозно крутанула ею у лица соседа.
   – А чё, тёть Вер? Опять разливаешь поди? – засмеялся почему-то молчавший до этого Стёпка.
   – Ага!.. Да не про твою честь!.. Ишь!..
   – Да я и не претендую, – сплюнув под себя и поправив фуражку, хитро улыбнулся Степан. Просто я недавно участкового видал…
   – Чего брешешь то? – озираясь по сторонам, моментально застегнула молнию на сумке Вера.
   – Если мне надо будет, – не унимался Степан, – мне и так нальют… Без тебя…
   – Это кто это тебе наливает то задарма? У тебя денег то сроду не бывает… А мать тебе всегда поди под расчёт даёт… Или сдачу всегда пересчитывает скряга?… Чего-то давненько её не видать…
   Клавка больно ткнула подругу в бок, заставив замолчать. Верка же, не понимая в чём дело, удивлённо и недовольно, что её перебили, вытаращилась на свою подружку. Та же, поджав губы, скосила виноватый взгляд на парня.
   – Да твой дядя Костя то и нальёт… – не обращая внимания на высказывание женщины, Степан продолжал изложение. – Это мы когда на рыбалку с ним ездим, он завсегда малёха угощает…
   – Это за что же он тебя угощает то? Что-то я за ним дармовых щедрот никогда не замечала…
   – Так за работу…
   – Чё? Ты ему рыбу из воды таскаешь? – засмеялась Вера.
   – Да нет! Я ему червяка на крючок насаживаю…
   – Чего?– уже удивилась Веркина подруга.
   – Ну дядя Костя червяков брезгует в руки брать, так я ему и насаживаю их… Тута все знают, как я умею насаживать, – отображая свои слова в странных крючковатых пассах своих тонких пальцев, ведал Степан.
   – А он только плюёт на них, на червяков, значит, и забрасывает… Он здорово плюёт то! Причём, на всё… Вот он когда-нибудь без рыбы приезжал домой?
   – Нет! Никогда… – задумчиво вспоминая прошлое, отозвалась Вера.
   – Вот то-то и оно! Всё потому, что только я знаю, как этого гада на крюк прикрепить…
   – Ой болтать!.. – не доверяя в этот раз Стёпке, оскалилась Костина супруга.
   – Стёпка, а ты чего, совсем не пьёшь?.. – встрял в разговор старик. – Я чего-то тебя никогда не видел выпимши…
   – Да некогда мне…
   – Чего это? – жизнерадостно рассмеялась Клавка.
   – Так мне ж за мамкой ходить надо…
   И тут всех, как громом ударило… Точно!.. Она же год уже как слегла. Последствия какой-то аварии на производстве. Химия там у них какая-то протекла. Ей до пенсии еще далеко, и предприятие выплачивает ей должную зарплату. На улицу она не выходит, а по квартире передвигается только с помощью сына. Современная медицина развела руками в своей беспомощности, но Степан с матерью не оставляли надежды на выздоровление. Отец Стёпкин после аварии оставил жену и уехал в другой город, и за всё время ни разу с семьёй не связывался. С тех пор уход за матерью лёг на плечи молодого парня.
   Вера почувствовала себя виноватой за недавно брошенные необдуманные слова. А как тут обдумывать? Употреблённые градусы всегда размягчают разум, меняя личность и отвергая тактичность.
   – А сколько тебе, Стёпка, лет то? – справился Иван Иванович.
   – Двадцать три…
   – Вот ты молодец!.. Просто молодец!.. Вот только тебе жениться надо!..
   – Так все невесты разбежались!.. – грустно засмеялся парень.
   – Чего это? – решила реабилитироваться Вера.
   – Так – мамка…
   Она опять замолчала, глядя на подругу, качая головой.
   – Ну да!.. Ну да… Ничего! – зауспокаивал его старик. – Всё у тебя наладится… Всё у тебя получится…
   Дед только улыбнулся и обратил внимание на подошедшего мальчугана.
   Малыш сел на скамейку отдохнуть рядом с дедом и заболтал ножками. Хороший такой мальчишечка. Светленький. С длинными волосами. Всё по моде.
   – А тебе сколько лет?
   – Шешсь… – скромно потупив глаза, пробормотал пацан.
   – И кто же ты? – улыбнувшись, решил познакомиться с мальчишкой старик, имея в виду его имя.
   – Я – девочка!
   – Нет, ты – мальчик! – удивлённо оспорил странное признание дед.
   – Нет! Я – девочка!
Женщины, сидевшие напротив, умильно хихикали.
   – Да ты – мальчик!..
   – Девочка я! Де-во-чка! – упрямо твердил малыш, пока его мама копалась в телефоне и никак не принимала участия в данном моменте жизни своего ребёнка. Было видно, что она там ищет какую-то очень жизненно важную информацию. Но та никак не находилось, и женщина снова и снова ковыряла экран телефона, настойчиво пытаясь вытащить из него необходимое содержимое.
   – Ну почему же ты девочка? – решил добиться истины старик.
   – Да потому, что у меня есть пиписька!.. А пиписька женского рода!.. Значит, я  – девочка! – жизнеутверждал пацан.
   – В таком случае у тебя не пиписька, а писун! – решил расставить всё на свои места находчивый собеседник.
   – Но я хочу быть девочкой! – упрямился малец.
   – Ты не можешь хотеть быть девочкой! Ты можешь хотеть быть врачом или учителем, или строителем!.. Дворником можешь хотеть быть… Ассенизатором… И ты не можешь быть другим, если тебя таким сотворил Бог! Подвесил он тебе яйца – будь мужиком!..
   Сидевшие женщины недовольно зашикали на своего соседа, а мальчишка просто опешил от такого неожиданного давления на него. Он только молча смотрел на старика, часто моргая длинными ресничками, перестав болтать ногами и переваривая сказанное.
   Мама его закончила копаться в гаджете, довольно сунув телефон в сумочку, взяла своего ребёнка за руку, подманив его словами «Айда, Сашенька!», и они пошли по своим делам.
   Мальчишка, обернувшись, высунул на прощание всем оставшимся в изумлении язык, и радостно запрыгал дальше, крепко держа маму за руку.
   – Зачем тебе знать, что тебе предначертано?.. – ни с того, ни с сего вдруг заговорил сам с собою старик. – Зачем?.. Живи и радуйся… Думаешь, если ты узнаешь чего нехорошего, то сможешь от этого спастись?.. Защититься?.. Нетушки!.. Всё!.. Это предначертано!.. А написанное пером не вырубишь топором!.. То-то!.. А как же?.. А для нас это неведомо!.. Мы и знать этого всего не хотим… Поэтому и неведомо… Нету в нас исследовательского стремления… Живём и – слава Богу!.. А сколько вокруг нас удивительного и неизведанного!.. Тайн сколько!..
   Старик громко выдохнул и замолчал.
   – А ты что, дядь Вань, и ты тайны знаешь? – спросил старика Степан.
   – Знаю! – честно ответил Иван Иванович.
   – И какие?
   – Про перевал Дятлова слышал? – встрепенулся дед.
   – Ну да…
   – Ты знаешь, почему они там погибли?
   – А ты знаешь, что-ли?
   – Конечно!
   – Ну и?..
   – Убили их там…
   – Вот уж обнаружил! Это и так всем известно!.. А за что? Вот в чём тайна то…
   – Это для вас для всех тайна…
   – Ну конечно!.. Ты прям и это знаешь?
   – Знаю!.. – спокойно ответил дед. – Их там как свидетелей убрали…
   – Чего ты несёшь? Каких свидетелей? Свидетелей чего?.. Огненных шаров?..
   – Портал они там нашли…
   – Чего они там нашли?
   – Портал!.. Проход…
   – Да куда проход то?.. Не томи уж!.. Проход… Пароход…
   – Проход в неизвестность… В другой мир, что-ли… На ту сторону…
   – Блин! Да на какую сторону то?.. Ничего не понятно!.. – нервничал от непонятного Стёпка.
   – Вот-вот!.. Все и пытались понять это… Все!.. Наши всякие бездельники… Учёные, значит… Шпионы всякие шпионили… А эти даже самолёт запускали туда… Помнишь, самолёт U-2 там летал?… А в последний раз не долетел, бедолага… Сбили его… Лётчик этот… Как его?..
   – Пауэрс, что-ли?
   – Во-во! Он самый. Он тогда всё рассказал…
   – А мы чё-то ничего не слышали…
   – Ну извините, что вам не доложили… Туда он и летел… Не долетел… Даже, если бы и долетел, ничего бы не нашёл… Не сфотографировал бы… Я закрыл тот портал…
   – И что, скажешь, что ты и там был? Ну конечно!
   – Был…
   – Ну ты даёшь! Ты, блин, везде был!..
   – И что же там? Расскажи?..
   – Страшно там…
   – Ну ты даёшь! – не верил Степан.
   – Да по тебе психушка плачет… – так же, не веря в услышанное, ляпнула Вера, нервно хрустя огурцом.
   – А был я там уже… В психушке этой… Ничего там хорошего нету… Пятнадцать лет там жил… От звонка до звонка… Без права переписки, – уставшим голосом проговорил старик.
   – Как я погляжу, ты везде был!.. – Веркина подружка не осталась в стороне.   
   – Так ты, может, перепутал всё? Может, ты был в местах не столь отдалённых?
   – Ничего, девочки, я не перепутал, – с грустью заверил их сосед. – Вон, тут у нас и был… В Жёлтом доме… На Цвиллинга… Прямо с Введенской туда и привезли, как положено… На генеральской «Волге»… Чин чинарём… Привезли и оставили… Вот там я и отдыхал все эти пятнадцать лет…
   – Какой ещё Введенской? Это где это? В каком городе то?
   – В нашем… В нашем… 9 Января по-нынешнему… Она аккурат вела от Введенской церкви, что на набережной, к Казанскому собору на Соборной площади… – водил в воздухе указательным пальцем старик. – А в тридцатые годы…  Его вместе с верой и порушили… Вот в Американской гостинице чекисты и были… И до сих пор там…
   Подружки, прикрыв рты ладошками, сочувственно закачали головами.
   – Это что за Американская гостиница? Ты точно не шпион? Это где такая?.. – опять вернулся к допросу Стёпка.
   – Эх, вы, молодёжь!.. Это вы откуда такие понабрались?.. Вы историю родного города совсем не знаете?..
   Парень стыдливо понурил голову, а подружки смотрели на говорящего масляными не моргающими глазами, как ни в чём не бывало.
   – А в Жёлтом доме я им там всё подчистую рассказал, но они не верили… А вот те, кто про это знали, туда меня и запихали… Указивку дали и оставили… Потому, что я им всем нагадил… Они ж сами пользовались этим порталом… Откуда вы думаете появляются новые виды оружия?.. Оттуда… А «дятлы» эти просто влезли не туда… Подначил их кто-то… Под ширму сработали… Вот их и ликвидировали…
   Окружающие сменили улыбки и усмешки на растерянность
   – Вы ж видели последнюю передачу Малахова про них?
   Все живо согласно закивали головами.
   – А это же – центральное телевидение, никак! Вы ж слышали, что их там нашли всех в грязи?.. Это в разгар зимы то… Потом их помыли, приодели и подсунули не на то место… Так вот, эту грязь они в портале то и нашли… Там все и перемазались… Их прямо на входе и взяли… Далеко не прошли они…
   Собравшиеся притихли и слушали, раскрыв рты.
   – А тебя, значит, не ликвидировали?..
   – Меня – нет!.. Я ж им нагадил…
   – А зачем ты нагадил то, как ты говоришь?
   – Чтоб не убивали никого, значит, больше…
   – А как ты это портал закрыл то? Ключиком?
   – Ключиком, ключиком… – потирая больную коленку, глядя прямо в вытаращенные глаза Стёпы огрызнулся Иван Иванович.
   – И где ж ты его взял, ключик ентот?.. – как бы между делом поинтересовалась Клава.
   – Так они и дали… Это которые в портале и были…
   – И где он теперь? – затуманенным взглядом скосила глаза она на деда.
   – Тебе прям всё расскажи, покажи да дай попробовать!.. Если бы я это знал, я бы тут не сидел… Они же эту информацию изъяли из меня… А эти, – старик неопределённо махнул рукой, честно отвечая на вопросы, – всё пытались у меня всё это восстановить… Тайну эту, значит… Но, видимо, те технологии посерьёзнее наших будут…
   – Так кто всё-таки их грохнул? – не унимался Стёпка. Ваши, что ли?
   – Ну ты, Стёпа, и недотёпа! – стал больше нервничать старик. – Я ж говорю, те их и устранили… А наши только следы заметали… Мероприятия специальные проводили… Уж специально… Как полагается… Чтоб не узнал никто… Сколько тебе ещё повторить надобно для твоего уразумения?..
   – И какие они?.. Эти… Из прохода… ¬– успела встрять в интересное Клавка.
   – Да обыкновенные… Не опишешь так просто...
   – Да погоди ты, Теть Клав!.. – отмахнулся от неё рукой заинтересовавшийся Степан и язвительно продолжил: – А как они теперь без ентого прохода будут? Как блюдить за нами будут?..
   Закончив с коленкой, старик перешёл на своё плечо.
   – Так у них ещё выходы есть… Предусмотрительные они… Предохраняются… Защищаются… От всех…
   – А как ты вообще туда попал? – согласившись с доказательствами старика, Стёпа снова пошёл в атаку.
   –Так я был одним из тех, кто охранял этот портал… – старик достал из кармана растаявшую шоколадную конфету, развернул её и положил в рот, облизнув испачканные шоколадом пальцы. – Раньше его ханты стерегли… Они считали портал урочищем духов… Потому и не ходили туда… Боялись… А потом мы стали охранять… Как режимный объект…
   – Ну, а как ты его нашёл то? Проход этот…
   – Случайно…
   – И что там? Что? – продолжала нервничать Вера, уже не выдерживая непонятностей.
   – Как там? – поддержала её подруга.
   – Страшно там… – Иван Иванович, поджав нижнюю губу, затрясся всем телом и заплакал.
   Сидевшая напротив старика Клавдия с трудом поднялась с места, подошла к деду, прижала его голову меж своих грудей и тихонько запричитала, жалея его.
   – Ну тихо, тихо!.. Успокойся… Всё уже… Всё хорошо… – увещевала она, гладя соседа по его панаме.
   То ли он успокоился от женской ласки, то ли он стал задыхаться в грудном объятии, но он резко отпрянул от Клавдии совершенно спокойным.
   – Ну-ка, ну-ка, – Степан пересел для удобства со скамейки на корточки и сдвинул фуражку на затылок и выпучил от любопытности глаза. – А как же это получается, ты был там, а в психушке оказался здесь, у нас? Это ж полторы тыщщи километров поди будет…
   – Никто не знает… Я как проход то закрыл, глазами моргнул, и оказался дома… В старом доме ещё мы жили… Там, на Красноармейской… Недалеко от церкви… Рядом с аптекой… Там сейчас всё новое… И улицы, и дома… Только церковь всё та же стоит… В небо смотрит… И народ туда ходит… Как и раньше…
   Подружки одновременно перекрестились, приговаривая прошение о своём спасении.
   И тут Степан решил схохмить.
   – Дед, а что, попы всё ещё сеют доброе и вечное?
   – Что сеют? – искренне не понял парня старик.
   – Как что?.. Опиум!.. Тот, что для народа…– весело отозвался юноша.
   – Ты, парень, с этим не балуй!.. Не изгаляйся!.. Тебе вон Бог и так умишка не додал, но ведь может и вовсе остатки прибрать… Будешь вон под себя ходить и улыбаться по делу и без…
   Степан закашлялся, стыдливо отвернувшись, поняв, что ляпнул что-то не то.
   Подружки опять дружно перекрестились.
   – Когда я вернулся, гляжу, – вернулся в свой рассказ старик, – а там мамка на полу лежит… Чувств лишилась от моего появления… Там то я пропал, значит, вот они и приехали сюда… Сообщить об этом… А я тут, значит… Меня под руки и – туда! Прямиком в Серый дом… Мамка то второй раз и свалилась… Да так из больницы то и не вышла… А меня даже не выпустили её проводить… – тяжело вздохнул старик. – Так и не простился…
   Слёзы снова выступили у него на глазах.
   – А вот сейчас этих… Ищут… Ну этих… Как их?.. – старик нервно затёр тремя пальцами в воздухе, пытаясь подманить из пространства затерянную в памяти фамилию, будто прощупывал воздух на влажность материи. Но ничего не найдя подходящего, горестно махнул рукой. – Тоже поди там чего-то нашли… Кому и знать не положено… Вон всех искателей заставили бумагу подписать… Ведь бумага – это… Это – о-го-го! – он грозно поднял указательный палец выше головы, тем самым подтверждая важность своих слов и казённого документа.
   – Какую такую бумагу? – переминался в приседе с ноги на ногу Стёпа.
   – А как положено!.. Что они, мол, ничего не видели и ничего не слышали… И, мол, там их и не было никогда вовсе…
   – О как! А ты откуда и это знаешь?
   – Так грамотный я! У меня ж телевизор есть… Хоть и старенький, но всё кажет, что надо… Я вот его смотрю – и про всех всё знаю… Только вот про тебя там, сынок, ничего не кажут… Ты вот тут под ногами шелестишь, стало быть, никому не нужен…
   – Ты  бы себе хоть телефон купил. Там Интернет есть. Много чего интересного можно узнать. Пообщаться…
   – А зачем он мне?.. А с вами я лучше тут пообщаюсь… вживую, так сказать…
   – Да хоть скорую вызвать…
   – А зачем она мне?.. А катафалк мне вы сами, поди, и вызовете, я надеюсь… По-соседски… Не будете же ждать, пока завоняюсь…
   – Тьфу, дурак!.. – Клавдия аж отшатнулась от старика, как от прокажённого.
   – Не, дед, тебя просто не долечили!.. – сплюнул в сторону Степан и, поняв, что ничего интересного уже не будет, направился на детскую площадку качаться на качелях.
   – Да… Пойду я… У меня режим… Мне уже лекарства пора принимать…
   С трудом поднявшись, старик вполоборота ткнул пальцем в Веру.
   – Ты же взрослая женщина… Ходи уже в платке… А ты, Клавка, в мокрых штанах то не ходи… – перевёл он палец на Веркину подругу. – Застудишь там себе всё на старости…
   – Тьфу, дурак старый! Да я вроде не протекаю пока, – обиженно промямлила Клавдия.
   – Иди, иди уже, болезный ты наш, – запровожала старика её подруга.
   Старик махнул на них рукой и зашаркал тапками по пыльному асфальту к своему подъезду, не обращая внимания на свою левую щиколотку, на которой из-под штанины показалось какое-то странное устройство.
   Все сидели молча и наблюдали, как за стариком мягко закрылась дверь.
   – Балабол!... Давай, наливай уже! – Клавдия протянула подруге руку с зажатой в ней рюмашкой.
   Танька, дочка Тимофеевны, вышла из подъезда, направляясь на прогулку со своей собачкой. Никто не знал породу этой твари. Но хозяйка утверждала, что собака какой-то очень серьёзной породы, раз её супруг отдал за щенка на рынке очень солидные деньги. Как говорила её мать, где-то четыре пенсии. Поэтому все любили эту псину и желали потискать её в руках, пытаясь ощутить вес этой желанной суммы.
   Клавдия подманила щенка к себе и подхватила на руки, желая с ним посюсюкаться.
   – Ой, какой кутёночек!.. Просто милашка!..
   – Тётя Клава, аккуратнее!.. Он ещё маленький…
   – Будешь ещё меня учить!.. Я в своей жизни не одну собаку съела…
Татьяна с Верой удивлённо глянули на Клаву.
   –Тётя Клава, нам пора гулять…
   Не замечая смысла собственных слов, натискавшись с собачкой, женщина на прощание решила доказать свою любовь к дорогой животине и поцеловать щенка в носик. Приобщиться к дорогому и прекрасному, так сказать. Поднеся собаку к губам, женщина внезапно икнула и дыхнула перегаром собаке прямо в нос. Пёсик жалобно заскулил, и из него на живот и бёдра Клавки вылилось всё, чем он должен был гулять в течение часа. Пёс, облегчённо вздрогнув, вырвался из ослабевшей хватки опешившей тётки и весело побежал гулять дальше.
   – Ну ты и скотина!.. Ну ты и скотина!.. – возмущённо запричитала возмущённая до предела Клавдия. – Не, ну ты посмотри!..
   – А я Вас предупреждала, – Татьяна, хихикая, отправилась вслед за своим питомцем, поджидавшим её неподалёку. – Басик! Басик!..
   – Ааа!.. Шалава ты, Клавка!..– заливаясь смехом, глядя на чертыхающуюся подругу полезла за пузырьком Вера, чтобы залечить её горе.
   Разлив по стаканчикам веселящий напиток, заботливая женщина безрезультатно пыталась вручить подруге честно ей принадлежащую порцию. Но всё было тщетно. Пенсионерка безрезультатно пыталась вытереть мокрые брюки полиэтиленовым пакетом, который она всегда носила с собой для походов в магазин. Новых пакетов постоянно не напокупаешься, а носового платка у неё с собой не было. Месяц назад она решила привести в порядок последний платочек, вывязав крючком по его краям какие-нибудь причуды. Но как-то дела не сложились, и он всё это время валялся на диване в ожидании хозяйкиной заботы.
   Плюнув на бесполезные труды, она положила пакет себе на колени, прикрыв срам и обратив наконец-то благодарный взор на ожидающую её подругу.
   Поднеся рюмку ко рту, она замерла. Как в кино в замедленном показе какая-то пролетающая в небе птица вылила всё своё содержимое на голову Верки. Эта птица, должно быть, была огромных размеров, потому, что весь недавно сделанный перманент был покрыт отходами почти полностью.
   Клавка, увидев сатисфакцию за свой недавний позор, затряслась смехом так, что всё не выпитое из рюмки вылилось ровно туда, где только что погулял Татьянин пёс. В это время защитный пакет безмятежно лежал у ног хозяйки.
   – Ну ты и гадина!.. Ну ты и паскуда!.. – на весь двор разорялась обиженная Клавдия.
Верка тоже не отставала от разошедшейся подруги.
   – Ну какая же ты тварь!.. Ноги бы тебе повырывать, чтобы ты никогда не летала!.. Подлюка!.. – вторила она Клавке, вылив себе в ладошку свою порцию напитка и нервно вытирая этим бальзамом внезапно свалившуюся на её причёску гадость.
   Вдруг Подруги замолкли, посмотрели друг на друга, а потом их взгляды сошлись на двери, в которую недавно ушёл старик Иваныч…
   В это время Константин выглянул из окна.
   – Ты скоро уже домой? А то время ужина уже!
   – Вот не трогай говна – оно и не завоняет, – прошептала его супруга, а вслух всё-таки ответила: – А что твой футбол закончился?
   – Закончился, будь он неладен!
   – Иду! Иду я, Костенька!.. Иду!..
   – Чё, дядь Кость? – донёсся с площадки голос Степана. – Какой счёт?
   – Да тебе то какая разница?.. 0:3!..
   – Ой, Клавка, пойду я… Свет в подъезде включу, да мужу дам, а то он от голодухи да футбола своего опять нажрётся…
   – Чего ты ему давать то собралась? – ехидно засмеялась Клавдия.
   – Тьфу, дура! Ужин! Кормить его пойду!.. Да голову помыть надо…
   – Так ты на посошок то плесни?
   – Не!.. Хорош на сегодня уж… Завтра! Всё завтра…
   – Так у меня ж кошка… Её ж кормить тоже надо иногда…
   – Да удави ты её уже, да приходи…
   – Чё ты болтаешь то? Она ж у меня одна… Любимица… Как же я без неё?.. Она и так скоро сдохнет… Сама…
   – Вот сдохнет, и приходи! – решительно зашагала к подъезду Вера. – Заодно и помянем…
   Вечер начал потихонечку сгущаться. Духота сменилась на лёгкую прохладу. На скамеечках у подъездов места пенсионеров стала занимать молодёжь…



09.11.2025