Асиель. Часть 2

Джакомо рос послушным и разумным ребёнком, однако к удивлению отца, представлявшего семейную династию римских воинов, не проявлял даже самого малого интереса к военному делу и его атрибутам. Мать тоже замечала, что сын не любит шумных многолюдных мест, избегает общения с ровесниками, которые бесконечно играли в легионеров великого римского войска и хвастались друг перед другом всякого рода безделицами, обмениваясь ими между собой. Джакомо предпочитал уединение, много читал, мог подолгу наблюдать за насекомыми в цветнике и разговаривать с цветами. А осенними и зимними вечерами, когда рано заходящее Солнце уступало небосвод Луне и россыпям мерцающих звёзд, он уходил на террасу дома и погружался в сказочный и бесконечный мир Вселенной. Наблюдая за ним со стороны, можно было увидеть, как широко распахнуты навстречу свету небесных светил его детские глаза, и как шевелит он губами, что-то беззвучно рассказывая ночи.
– Мама, они все живые, – говорил он Медее, когда она уводила его с террасы для того, чтобы уложить спать.
– Кто – они? – спрашивала маленького Джакомо мать.
– Они, звёзды и Луна.
– Засыпай, мой маленький выдумщик, – улыбалась Медея и, уложив Джакомо в кровать, баюкала его, напевая колыбельную.
– Нет, мамочка, я не выдумываю, они, правда, живые, и умеют разговаривать, только люди не слышат их, а я слышу.
– Ну, хорошо, – успокаивала его мать, – пусть будет по-твоему, а сейчас давай-ка засыпать, мой милый Джакомо. Повернись на бочок и закрывай глазки.
Он чувствовал, как тёплые материнские губы касаются его щеки, слышал шелест платья, когда она уходила из спальни, пожелав спокойной ночи, и думал о том, что назавтра, после ухода скучного, старого грека, обучавшего его математике, геометрии и латыни, он, с разрешения матушки, снова пойдёт в цветник или станет перебирать свою коллекцию камешков.
Будучи уже десятилетним ребёнком, Джакомо несколько раз жаловался на странный звук в голове, появляющийся во время засыпания, и на нечто ещё более непонятное.
– Мама, – испуганно объяснял он, – у меня в голове как будто бы начинает что-то жужжать, а потом делается так, что я не чувствую ни рук, ни ног и вообще ничего, но всё слышу и понимаю. Мне тогда становится страшно, и я кричу и зову тебя, но ты не слышишь. Я только могу думать и слышать, а самого меня и нет совсем. А потом – раз, и снова я есть. Только мне уже глаза закрывать страшно, и я долго не засыпаю. Что это со мной, мамочка?
В первый раз Медея приняла рассказ сына за дурной сон, который ему приснился. Во второй раз успокаивала его, объясняя, что плохие сны иногда повторяются. Но когда в одну из последовавших ночей она была разбужена истерическим криком перепуганного Джакомо, и он со слезами стал рассказывать то же самое, Медея обо всём поведала мужу, и в доме тотчас же появился лекарь.
Очень тщательно осмотрев ребёнка и не найдя никаких отклонений здоровья от нормы, эскулап развёл руками и уверил Аврелия с Медеей в отсутствии причин для волнений за сына.
– Ну, вот видишь, тебе нечего бояться, мой малыш, – говорила успокоенная мать, обняв Джакомо и поглаживая его голову, – больше это не повторится.
Однако через полгода случилось так, что в один из дней весеннего месяца Нисан мальчика не смогли разбудить. Медея, решив, что её ребёнок находится без сознания, в ужасе бросилась на улицу с криками о помощи. Служанка отправилась к Аврелию, чтобы сообщить о случившемся. На зов о помощи к Медее в числе многих людей подошел преклонных лет лекарь и предложил свою помощь. Поднявшись в спальню к Джакомо, он долго слушал его сердцебиение, ощупывал тело и снова слушал сердце.
– Твой сын жив, госпожа, – подытожил пекарь, – но произошедшее с его организмом мне неизвестно. За всю врачевательную практику я впервые встречаю больного, у которого сердце стучит в десять раз реже, чем у обычного человека. Он находится в состоянии, о котором я ничего не знаю.
– Но что же мне делать? – в слезах вопрошала Медея.
– Отправляйся в Назарет, госпожа. Там разыщи человека по имени Симон. Люди называют его Симон Маг. Он очень молод, но обладает способностями к излечению людей, коих не смогут излечить сто таких лекарей, как я. Обратись к нему, и, быть может, он исцелит твоего ребенка.
Медея отпустила старика, заплатила ему динарий; дождалась мужа и немедля отправилась в Назарет, умоляя богов помочь ей как можно быстрее отыскать того, кого старый лекарь назвал Симоном Магом.
В Назарете, возле одного из домов, она подошла к молодой и очень красивой женщине, занятой домашними хлопотами.
– Мир дому твоему, милая женщина, – поприветствовала ее Медея, – скажи мне, где я могу найти Симона Мага?
– Мир тебе. Меня зовут Мария. Симон живёт недалеко. Если ты ищешь его, то тебе повезло. Он в Назарете, я сегодня его видела. Но поторопись, чтобы он не ушёл куда-нибудь по своим делам.
– Как же мне дойти до его дома? – спросила Медея.
– Мой сын проводит тебя к нему, – ответила Мария.
– Иешуа! – громко позвала она, и скоро к ним подошёл мальчик с такими же красивыми чертами лица, что и у его матери. – Иешуа, проводи госпожу к Симону.
– Симону Магу? – радостно спросил ребёнок.
– Да, – ответила Мария, – проводи и сейчас же возвращайся домой, а не высиживай там до темноты.
– Хорошо, матушка, – уже не очень радостным голосом ответил Иешуа и, взяв за руку Медею, повёл её к дому Симона.
Очень скоро, оказавшись на месте, Иешуа отпустил руку Медеи и сочувственно посмотрел на неё своими лучистыми глазами.
– Не тревожься, госпожа, он скоро проснётся.
– Кто он? – с удивлением поинтересовалась Медея.
– Твой сын, госпожа. Вот увидишь, он скоро проснётся.
– Откуда ты знаешь о том, что у меня случилось? – ещё более удивлённо спросила она.
– Ты всё время думаешь об этом, и в твоих глазах испуг и печаль. Только, госпожа, не нужно бояться. А Симон живёт здесь, – ответил он и указал на небольшое жилище.
Медея наклонилась к ребёнку и поцеловала его в лоб.
– Спасибо тебе, маленький Иешуа, – поблагодарила она и быстро пошла к дому, но, пройдя шагов тридцать-сорок, обернулась и посмотрела в сторону удаляющейся фигуры её провожатого.
В ту же секунду Иешуа остановился, повернулся к Медее, помахал ей рукой и, отвернувшись, пошёл дальше.
«Что за странный, удивительный ребёнок, – подумала она про себя, – очень странный».


Продолжение следует