Калмыцкий экзорцист Город теней
Глава I. Звонок из степи
Телефон зазвонил в то время, когда город уже спал. Тимофей Исаев вздрогнул, поднял голову от раскрытой книги и долго не мог понять, где находится. Комната была залита холодным светом монитора, за окном висел ноябрьский туман, впитавший в себя уличные фонари. На экране телефона мигало имя, будто из другого времени: «Бадмаев А.»
Он не видел этого имени лет десять.
— Тимофей... — голос был сиплым, будто застрял где-то между этим миром и тем. — Ты ещё жив старый черт?
— Пока да — Тимофей попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Арслан? Ты как сам? Сейчас в Москве? Ты же вроде давно сюда переехал.
— В Элисте сейчас – ответил Арслан Бадмаев. - Гостил у родственников. Слушай внимательно: тут беда. Женщина… сама вызвала. Не понимает, с чем связалась.
— С чем — связалась? — переспросил Тимофей, чувствуя, как холод пробегает по позвоночнику.
— С городом – ответил Арслан. - С Городом теней.
На несколько секунд повисла тишина. В этой тишине слышно было, как за окном завывает ветер, задевая стекло, словно кто-то ногтем проводил по поверхности. Тимофей сжал телефон так, что побелели пальцы.
— Опять ты об этом, — выдохнул он. — Прошло пятнадцать лет, Арслан. Всё давно кончилось.
— Нет – сказал убежденно Арслан. - Не кончилось. Ты же сам видел. Ты видел врата. Ты видел Хранителя Врат.
Где-то на заднем плане в телефоне послышались голоса, будто Арслан говорил не из дома, а стоял прямо посреди степи. Шорох ветра, лай собак, слабый треск огня.
- Ты где сейчас? – спросил Тимофей.
— Здесь, — ответил Арслан, — недалеко от села Троицкого я. Ты должен помнить это место.
- Что там случилось? – спросил Исаев.
- Женщина, зовут ее Сарна, провела обряд «очищения кармы предков» описание, которого нашла в интернете – ответил Бадмаев. - Она сделала это в сакральном месте — у древнего кургана в степи, рядом с озером, которое в народе зовут «Глаз степи». Мы там с тобой были. После ритуала её начали мучить кошмары, тени постоянно что-то шепчут ей на непонятном языке. В доме происходят странности: зеркала мутнеют, вода в ведре темнеет, появляются запахи гари и пепла. Теперь её дом кишит тенями. Люди болеют. Воздух — тяжёлый, будто кто-то давит на грудь. Братья Сарны нашли меня и попросили помочь.
- А мне, почему звонишь? – спросил Тимофей.
- Нужна твоя помощь – ответил Арслан. – Срочно приезжай в Калмыкию.
Тимофей молчал. Внутри всё сжалось. В памяти всплыло лицо парня с раскопок — того, кто тогда едва не вернулся. Запах глины и крови, ночной крик, и то, как земля шевельнулась под ногами.
— Арслан, я не при делах, — наконец сказал он. — Я больше не лезу в такие истории.
— Ты не понял, — прервал его Бадмаев. — Без тебя я не смогу. Там тебя зовут. Точнее зовут нас обоих.
— Как это? – спросил Исаев.
- После посещения дома Сарны я отправился посоветоваться к старой ведунье Бальджир – ответил Арслан. - Ведунья сказала мне, что это проявился Страж Врат Города теней. Он сильно рассердился на женщину за то, что она открыла невольно врата Города теней и теперь насылает на нее и ее дом разные мороки. Духа этого надо успокоить и врата закрыть, и должен это сделать тот маг, что уже видел их. Маг должен отправиться в сакральное место после наступления темноты и там провести обряд очищения. Иначе граница между мирами останется открытой.
- Флаг тебе в руки – ответил раздраженно Тимофей. – Это же твой хлеб. Ты же теперь стал тибетским доктором и знаменитым экзорцистом. Так иди и закрывай границу между мирами сам. А у меня полно своих дел, пишу докторскую диссертацию. Каждый ходит со своим портфелем.
— Да, я всё это понимаю – сказал Бадмаев. – Но с тех пор, как открылись врата, я слышу твое имя. Его шепчут ночью. Тимофей, если мы не закроем разлом, он распространится. Нельзя этого допустить.
Арслан замолчал. Был слышен только ветер. Потом он промолвил:
— Как только ты доберешься до Калмыкии ночью мы с тобой вдвоем идём в сакральное место, у того самого кургана. Родственники женщины уже согласились помочь.
— С какой стати я должен всё бросить и ехать тебе помогать? – спросил с тоской в голосе Тимофей.
— Потому что мы с тобой уже были там – возразил Арслан. – И мы тогда выжили. И врата нами открытые мы тогда за собой закрыли. А сейчас они вновь открылись. И их нужно снова закрыть.
Телефон щёлкнул, и связь оборвалась.
Тимофей долго сидел неподвижно, слушая, как гулко бьётся сердце. Потом поднялся, подошёл к окну. За стеклом раскинулась московская ночь — чужая, городская, но в её глубине, среди отражений фонарей, ему вдруг почудилось: степь. Воплощение пустоты, без края. И по ней идёт кто-то — высокий, в плаще, несущий в руке светильник, похожий на человеческий череп. Тимофей моргнул — видение исчезло. Только стекло запотело, и на нём, будто изнутри, проступили кривые буквы:
- "Возвратись".
Он долго стоял у окна, не в силах отвести взгляд от стекла. Ночь за ним была густая, бездонная. В городе почти не слышно машин — только ветер, который-то набегал, то отступал, словно колебался, стоит ли напомнить о себе. Тимофей налил себе чай, но к нему не притронулся. На столе, среди бумаг, лежал старый блокнот с пожелтевшими страницами — единственная вещь, что осталась с тех студенческих раскопок. Он хранил его не ради воспоминаний, а как напоминание о том, чего нельзя трогать.
Он раскрыл блокнот. Между страниц выпала засохшая степная травинка — ломкая, хрупкая, словно пепел. И запахло пылью, жаром, солнцем и чем-то иным — древним, едва уловимым, как дыхание чужого сна. И тут на Тимофея волной нахлынули воспоминания. Это было пятнадцать лет назад. Тогда он был студентом археологического факультета. В Калмыкию приехал в составе институтской экспедиции на раскопки. Там он и познакомился с Арсланом Бадмаевым, который подрабатывал врачом в экспедиции. С веселым и общительным калмыком Тимофей быстро нашел общий язык. Они стали друзьями. Везде были вместе. Раскопки шли без особых происшествий долгое время. А потом Арслан познакомил Тимофея с местными девушками и те по секрету рассказали им о том, что за селом Ульдучул, на краю степи, стоит старый курган, где по ночам светятся огни. Никто не подходил близко. Говорили: «Там врата, что открываются не людям, а тем, кто давно ушёл».
Но молодость не знает страха. Друзья пошли к руководителю экспедиции и рассказали о таинственном кургане. Руководитель экспедиции — профессор Воронов — только рассмеялся:
- Байки для туристов! Местные девушки тут мастерицы сказки страшные рассказывать. Но ваша история всё равно меня сильно заинтриговала. Так что отправимся завтра раскапывать этот самый таинственный курган.
И они на следующий день начали раскапывать курган. Арслан так же с ними пошел на раскопки. Он захватил с собой пару сумок с какими-то явно медицинскими препаратами. День стоял душный, воздух дрожал над землёй. Солнце било прямо в глаза, песок лип к коже. Тимофей помнил, как лопата звякнула обо что-то твёрдое. Каменная плита. На ней — странный знак, вырезанный не ножом, а чем-то вроде когтя.
Тогда Арслан сказал вполголоса:
— Это не просто курган. Это печать. Лучше бы эту плиту не трогать.
Никто не послушал. Воронов настоял вскрыть плиту. Тимофей легко её поднял и отодвинул в сторону. И на него из-под земли дохнуло холодом, будто открыли дверь в подвал, где веками лежал лёд. И тишина вокруг изменилась — птицы исчезли, даже ветер замер. Из ямы тянулся запах сырости и гари, и в самом её дне, под слоем земли, что-то светилось — слабый, пульсирующий свет.
— Тим, посвети фонарём, — сказал Арслан.
Он наклонился, но фонарь моргнул и погас.
Тогда они услышали голоса. Не громкие голоса — шепот, как если бы кто-то стоял совсем рядом и говорил прямо в ухо. Непонятные слова, на языке, которого никто не знал. Один из студентов — парень по имени Егор — не выдержал и полез вниз, смеясь:
— Ну, посмотрим, кто там шепчется!
- Не лезь туда – крикнул Арслан Егору и попытался остановить его.
Но Егор оттолкнул Арслана и спрыгнул в яму. А мы все стояли неподвижно так, словно нас кто заколдовал. Егор махнул нам рукой и отправился вглубь прохода. Наступила тишина. Потом — крик. Короткий, будто его оборвали. Оцепенение нас оставило. Мы все бросились к яме. Но тут снова Арслан остановил нас. Он сказал:
- В яму полезем только мы вдвоем с Тимкой. Остальным туда входа нет.
После этих слов Арслан вытащил из сумки невероятно длинный металлический трос и обвязал им меня и себя. А затем бросил ребятам конец троса и попросил крепко его держать и не выпускать из рук. Когда Тимофей вдвоем с Арсланом спустились в яму, Егора уже там нигде не было видно. Только следы ног, уходящие в землю, словно кто-то провалился под неё.
Они стали медленно продвигаться по проходу. Гул в ушах у нас всё больше усиливался с каждым шагом. Шепот на непонятном языке становился нестерпимо резким. А потом неожиданно в одно мгновенье твердый глиняный пол вдруг неожиданно превратился в зыбучий песок. Они начали в этом песке тонуть. Тимофей хватался за всё, до чего мог дотянуться руками, чтобы остановить проваливание в песчаную бездну. И случайно ухватился за что-то твердое. Он понял, что это был Егор, и схватился мертвой хваткой за него. А в это время Арслан кричал, чтобы им помогли вылезти из ямы. Слава богу! Ребята их вытащили троих. И трос не подвел. Просто чудом они тогда остались живы.
Профессор после всего, что произошло с нами, приказал всё засыпать и покинуть место. Но Арслан возразил. Егора нельзя было пока перевозить. Ему нужна было срочная медицинская помощь и покой. Тогда Воронов приказал разбить лагерь у кургана. Бадмаев долго возился с Егором. Сделал ему несколько уколов. Испуганный профессор спросил Арслана, как дела у Егора. Тот ответил, что физически тот завтра будет снова здоров, как бык. Но вот всего остального доктор сказать ничего определенного не может.
- Жив остался и это уже не мало – сказал профессор. – Я уже в мыслях Егора похоронил. Если он погиб сегодня я бы этого не смог бы себе никогда простить.
- Арслан! Как ты догадался захватить с собой этот металлический трос? - спросил Тимофей. – Если бы не он мы бы все там, в этой песчаной бездонной могиле, погибли.
- Пока это секрет и это не мой секрет – ответил Арслан. – Возможно, когда-нибудь я тебе этот секрет раскрою.
- Хорошо, не хочешь – не говори – сказал Тима. – Главное мы живы.
Со всеми этими событиями день прошел незаметно. Наступила ночь. Но ночью Тимофей не мог спать. Он вышел из палатки и увидел, как у кургана стоит Арслан. Тот стоял неподвижно, с закрытыми глазами, и шептал что-то себе под нос.
— Что ты делаешь? — спросил Тимофей.
Арслан открыл глаза. В них отражался не костёр, а огни — ровный ряд огней, уходящих вдаль, туда, где не было ничего.
— Они не ушли, — сказал он тихо. — Они ждут. А Хранитель Врат требует, чтобы мы закрыли проход. Иначе будет большая беда.
Тимофей хотел ответить, но вдруг понял, что земля под ногами дрожит. Сначала едва заметно, потом сильнее. В воздухе раздалось низкое, гулкое дыхание, как будто сама степь вздохнула.
— Что это?! — крикнул он.
— Врата, — прошептал Арслан.
А потом — тьма. Но в этой тьме Тимофей увидел неземной свет. Он шел из ямы. Перед взором на миг возникли открытые настежь ворота, и за ними седой старец в белых одеждах, который стоял по колено в крови. Потом сознание Тимофея окончательно померкло, но тело продолжало жить своей жизнью. Только рано утром его и Арслана нашли ребята на краю кургана, с ожогами на руках. Всё вокруг было покрыто рваными следами на песке. Егор, который проснулся первым, рассказал, что увидел нас с Арсланом, когда мы с каким-то невероятным напряжением на лицах тащили плиту к яме. Больше он ничего не видел, потому что внезапно лишился сил и уснул прямо на полу возле входа в палатку. Так или иначе, плита красовалась на прежнем месте. Участники экспедиции взялись за лопаты, и вскоре курган принял свой прежний вид. Мы тогда дали себе клятву — никогда больше не возвращаться туда.
События эти не прошли бесследно. Егор после экспедиции в институт так и не вернулся. Как потом узнал Тимофей, бывший студент-археолог решил круто изменить свою жизнь. Подал документы в семинарию и по ее окончании стал священнослужителем. Профессор Воронов исчез через год из института, студенты шептались, что светило науки сошёл с ума. Арслан Бадмаев. Тот давно переехал жить из Элисты в Москву. После обучения Арслан стал врачом тибетской медицины. В Москве он открыл клинику по восточной медицине. Кроме того он известен в столице как экзорцист.
Тимофей закрыл блокнот. Руки дрожали. В груди стучало что-то, похожее на зов — старый, как сама степь. И вдруг ему показалось, что из-за стены донёсся шорох — будто кто-то проводил ладонью по штукатурке. Он поднял глаза. На потолке — тень. Она двигалась. А потом проступили кривые буквы:
"Возвратись".
Глава II. Возвращение
Проснулся Тимофей в полумраке. За окном серела поздняя осень — хмурое московское утро, в котором даже птицы летали без звука. Тимофей почувствовал тяжесть в груди — как будто ночь продолжала дышать где-то внутри него. Сон не отпускал. В нём снова была степь, и кто-то звал его по имени — настойчиво, протяжно, как зовёт мать ребёнка, который давно заблудился. Ему снился степной ветер, уносящий песок в никуда, и неясные силуэты — будто тени пытались дотронуться до него. Просыпаясь, он не сразу понимал, где сон, а где явь. Тимофей сел на кровати, потер виски. Сердце билось неровно. Телефон мигал непрочитанным сообщением: - «Жду. Надо успеть до полнолуния». Подпись — Арслан.
Тимофей долго смотрел на экран, потом отложил телефон. Казалось, воздух в комнате стал плотнее, тяжелее. Он пошёл на кухню. В чайнике быстро закипела вода, и тут он увидел - на столе лежала старая фотография — трое ребят на фоне кургана. Тимофей, Арслан и Егор. Все молодые, загорелые, смеются. Но если смотреть дольше — смех будто исчезал, и в глазах молодых людей проступала тревога. Он перевернул фотографию. На обороте кто-то, кажется Егор, написал:
«Мы видели то, чего видеть нельзя».
________________________________________
Тимофей родился в Москве. Мать — всю жизнь проработала бухгалтером в одном из столичных вузов, отец — геофизик, работавший на археологических раскопках. Геофизические методы позволяют обнаружить скрытые под землей сооружения до проведения археологических раскопок. На летних каникулах отец часто брал с собой сына в экспедиции. Детство Тимы прошло в таких местах, где ветер по ночам шепчет как живой, а старики ещё помнят слова, которых нет в книгах.
Однажды летом отец привез сына в Калмыкию, там проводила раскопки их экспедиция. В Элисте они остановились в гостинице. В один из дней отец показал в номере сыну старинную фотографию. На ней был изображен одетый в европейский костюм крепкий мужчина средних лет азиатской внешности.
– Это твой предок, мой прадед калмыцкий князь Чемид, нашел его фотопортрет в местном архиве и попросил сделать для меня копию – сказал отец.
- Как это так? – удивился маленький Тимофей. – Мы же коренные москвичи!
- Деда моего родители отправили учиться в Москву – ответил отец. - Там он сблизился с революционерами. После чего порвал с семьей. Женился на русской девушке. В гражданскую войну дед воевал за красных. Стал кадровым военным. В тридцатые годы был арестован. Перед большой войной его амнистировали. Часто и много дед рассказывал мне про войну, про бои и сражения. Но и словом он никогда не упоминал своего отца. Словно его никогда и на свете не было.
- А как ты о князе Чемиде тогда узнал? – спросил Тима.
- Хорошо, что я познакомился здесь в Элисте с местным светилом, известным краеведом, который всё про всех знает в Калмыкии – ответил мужчина. - Он-то мне подсказал, что отцом моего деда был князь Чемид. Я сразу же захотел больше узнать о нем. Но в архивах о моем прадеде практически отсутствуют информация. Я уж совсем потерял всякую надежду, но тут мне снова помог мой новый товарищ. Он подсказал, что может рассказать о князе Чемиде одна местная долгожительница, бабушка, Нара Бадмаевна. Она считается «знающей» женщиной — не ведьмой, не шаманкой, а хранительницей песен и преданий. Ей далеко за девяносто лет. Она живет в селе Троицком. Завтра мы поедем к ней в гости.
- А зачем нам нужно узнавать что-то про твоего прадеда? – спросил Тимофей.
— Моя мать любила повторять – помирать собирайся, а жито сей – ответил сыну отец. – А еще она говорила, что у каждого рода есть страж. Но если человек забывает свои корни, страж уходит. И тогда тени приходят сами. В раннем детстве ты однажды заблудился в лесу рядом с дачей. Искали тебя сутки, а нашли под старым деревом, где, по словам стариков, «души детей играют». Ты не плакал, просто сказал матери: — Бабушка звала. Сказала, не бойся. Но бабушка умерла за год до того.
На следующий день отец и сын Исаевы отправились вместе с местным краеведом в село Троицкое на видавшем виды бобике. На месте, в дом к старухе первым зашел новый товарищ отца Тимофея. Он долго не выходил. Потом вышел и сказал водителю, что мальчика нужно отвезти в Элисту. Тимофей вскоре оказался в гостиничном номере. Отец вернулся под вечер. Тима стал расспрашивать его. Отец после долгих упрашиваний ответил, что узнал от старой женщины о том, что князь Чемид был страшным человеком. Руки его по локоть были в человеческой крови. Князь и его нукеры творили суд и расправу над беднотой в годы гражданской войны, без жалости уничтожая всех, кто был заподозрен в сочувствии к новой власти. Когда Чемид понял, что белая армия разбита он собрал свои сокровища, сундуки полные золотых монет и драгоценных камней и погрузил их на телегу. Как потемнело, он отправился в степь. С собой он взял крестьянскую семью. В степи крестьяне вырыли яму и в ней захоронили княжеские сокровища. После чего князь из пистолета стал их убивать одного за другим. Последними остались в живых молодая женщина и девочка, ее дочь. Женщина молила князя не убивать ребенка. Князь застрелил мать, а девочке выколол глаза. Ее потом нашли на перекрестке больших дорог. Этой девочкой и была Нара Бадмаевна. В конце долгого повествования отец признался:
— Нара сказала, что род наш отмечен кровью. И что однажды кто-то из потомков должен будет закрыть то, что открыл князь Чемид.
С тех пор Тимофей чувствовал — тень рода идёт за ним. После школы он в Москве, поступил на исторический факультет. Стал археологом — искателем прошлого, как отец. Но, копаясь в земле, он всё чаще ощущал, что ищет не артефакты, а что-то другое — невидимую нить, связывающую мир живых с теми, кто ушёл. Тогда, пятнадцать лет назад Тимофей сразу же записался в экспедицию в Калмыкию, как только узнал, что она запланирована. Это было для него словно возвращение в детство. Тогда всё и началось. Тень рода накрыла его.
________________________________________
Тут Тимофей словно очнулся от сна. Он встал и прошёлся по кухне, снова включил чайник, так как вода в нем уже успела остыть, и уставился в окно. Москва застывала в позднеосенней серости. Ветер крутил обрывки пакетов у подъезда, туман висел над двором. Всё привычное — но внутри что-то сдвинулось. Он понимал: если поедет — вернётся к тому, от чего когда-то с таким трудом ушёл. Но если не поедет — чувство незавершённости будет мучить до конца жизни. Он вспомнил Егора. Егор бы знал, что делать.
Эта мысль пришла внезапно, и через час Тимофей уже стоял у старой церкви в центре города. Он не помнил, как оказался там. Просто шел, куда глаза глядят, пока ноги сами не вывели на тихую улочку между старыми домами.
Храм был небольшой, со стенами, пожелтевшими от времени. Над куполом кружили вороны. Внутри пахло воском и ладаном. На стенах горели лампады, мягко колыхаясь от сквозняка. Людей почти не было. Тимофей поставил свечу, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернулся — у аналоя стоял мужчина в чёрном подряснике. Узнал сразу, хотя прошло много лет. Он не надеялся, что встретит Егора, но тот словно ждал. Стоял у аналоя, глядя на иконы. За годы он почти не изменился — только лицо стало строже, глаза глубже. Егор. Тот самый, кто тогда на раскопках вытянул его из ямы, где началось всё. Теперь в его взгляде было что-то от усталого света — не тусклого, а ровного, выстраданного.
— Тимофей… — произнёс он негромко, как будто имя это самопроизвольно вырвалось из глубины памяти. — Не думал, что увижу тебя снова.
— Я и сам не думал, хоть и знал, где ты сейчас служишь — ответил Тимофей. — Но, кажется, прошлое решило напомнить о себе.
Они вышли во двор. Туман клубился между крестами старого кладбища, расположенного рядом с церковью.
— Арслан звонил, — сказал Тимофей, пытаясь говорить легко, но голос дрогнул. — Говорит, открылись врата. Просит помощи.
Егор молчал, глядя на серое небо. Потом произнёс тихо:
— Врата никогда не закрывались, Тимофей. Мы просто сделали вид, что закрыли их. Я это точно знаю.
— Ты ведь был там… — начал Тимофей. — Ты видел то же, что и я. Ты должен понимать, что врата нужно запереть. Я должен снова туда вернуться.
— Нет не так, я был там, в этой дьявольской ловушке дольше вас и видел там больше вас, и меня в это время не страховал стальной трос — возразил Егор – И потому я и ушёл из института. Там, в яме, я видел много ужасов и услышал голос. Он сказал, что всё, что человек открывает без понимания, обернётся против него. С тех пор я служу только Богу.
— Арслан просит помощи у меня — повторил Тимофей. – Дай мне совет. Ехать мне или нет к нему на помощь?
Егор молчал долго. Потом ответил:
— Степь помнит. Даже когда люди забывают. Мы тогда не всё закрыли. В этом есть наша вина. Но есть вещи, которым мы не можем противостоять. Поэтому отпусти все свои страхи и сомнения. И останься в Москве.
Он посмотрел вдаль, на невидимую Москву за серыми домами.
— Ты ведь не знаешь, главной причины, почему я ушёл из института тогда, — сказал он. — Потому что понял: есть сила, которую нельзя победить человеку. В этой яме я видел Город теней и почувствовал себя песчинкой по сравнению с теми мистическими силами, что правят им. Только верой можно противостоять власти тьмы. Молись и небесная рать защитников тебя услышит и защитит от зла.
— А если она не слышит? — спросил Тимофей. – Я везде вижу знаки, что меня зовут врата. Я все время слышу зов.
Егор перекрестился. А потом он посмотрел прямо в глаза:
— Ты хочешь снова туда идти, потому что боишься, что оно придёт за тобой само и заберет тебя силой. Но не всё, что зовёт, стоит слушать. Иногда зов — это ловушка. Дьявольский соблазн. Зло хочет заманить тебя в ловушку. Я буду за тебя молиться.
— Думаешь, это поможет? — с горечью усмехнулся Тимофей.
- Если ты не веришь в силу моих молитв, тогда ищи защиту от зла внутри – возразил Егор. - Но не иди туда, Тимофей. В этот раз степь заберёт.
Тимофей отвёл взгляд.
— Я не могу иначе. Я открыл врата тогда. И я должен их снова закрыть.
Они долго стояли в тишине. С колокольни ударил медный колокол, звук растёкся по утреннему воздуху, как волна. Ветер, налетевший со стороны алтаря, тронул его волосы.
На миг ему показалось, что он снова мальчик — стоит в высокой траве, а кто-то зовёт по имени издалека, из другой стороны неба.
Егор еще раз перекрестился. А затем сказал:
— Если всё же решишь ехать… возьми это.
Он достал из-под рясы маленький медный крест, потемневший от времени.
— Этот крест мне достался от моего деда. Он был при мне, когда нас вытянули из ямы. Тогда я понял, что живой только потому, что кто-то отвёл взгляд смерти. Думаю, что это был мой дед. Пусть наш крест и тебя убережёт.
Тимофей взял крест и сказал:
— Спасибо, Егор.
— Вернись, — тихо сказал тот. — Главное — вернись.
Тимофей взял крест, чувствуя странное тепло от металла.
— Спасибо тебе за все твои предостережения, — сказал он. — Но я должен поехать.
Егор закрыл глаза, будто от усталости. И потом произнес тихо:
— Тогда хотя бы вернись в церковь и помолись. Не за себя — за тех, кто останется здесь в Москве ждать твоего возвращения.
Друзья вернулись в здание и там, в тишине Тимофей повторял за Егором слова молитв.
________________________________________
Через три дня Тимофей стоял на взлётной полосе возле трапа самолета. А еще через несколько минут самолёт, летящий в Элисту, вырывался из серой московской влаги в чистое небо. Он сидел у окна и думал о матери — о том, как она в детстве рассказывала, что у каждого человека есть две тени: одна от солнца, другая от судьбы. Если идти туда, где солнца нет, остаётся только вторая.
Когда самолёт заскользил в небе над калмыцкой землёй, Тимофей почувствовал, как внутри всё будто откликнулось — он почувствовал, как его стало медленно наполнять дыхание степи, он почувствовал далёкий запах полыни, гул, похожий на голос крови. О своем решении приехать в Калмыкию он не стал извещать Арслана. Тимофей хотел оставить себе возможность вернуться. В Элисте его встретил ветер — сухой, терпкий, чужой и родной одновременно. Город сильно изменился за пятнадцать лет, но центральная площадь осталось прежней. Тимофей стоял на ней рядом с Пагодой семи дней и фонтаном «Три лотоса». Здесь они с Арсланом любили гулять с девушками пятнадцать лет назад. Там Тимофей посмотрел в ту сторону, где находится село Троицкое. Где-то там был курган. И Арслан. И то, что не закончилось.
На телефон пришло короткое сообщение:
«Жду в Троицком на остановке. Сегодня ночью — переход».
Тимофей глубоко вдохнул и направился на остановку к автобусу, уходящему в село Троицкое.
Небо над ним было чистое, как память, и в нём, казалось, что-то наблюдало.
Он уже знал: теперь пути назад больше нет.
Глава III. Возвращение в степь
Площадь в Элисте к вечеру почти опустела. Лишь редкие прохожие спешили мимо, кутаясь в куртки — степной ветер становился колючим. Тимофей вышел из гостиницы, где остановился, и на мгновение задержался посреди площади. За его спиной — белое здание правительства, впереди — улица Пушкина, по которой скользили жёлтые огни фар. Над городом уже стлалась густая осенняя дымка. Он шёл медленно, слушая шаги по плитке. Всё казалось странно знакомым. Элиста мало изменилась за пятнадцать лет — те же дома, тот же запах сухого воздуха с привкусом полыни и дыма. Только сам он стал другим.
На углу улицы Пушкина, метрах в ста пятидесяти от площади, стояла остановка. Небольшая — бетонный навес, скамейка, облупившаяся табличка: «Троицкое». Здесь останавливались маршрутки и городские автобусы. Тимофей глянул на часы — было без пятнадцати восемь. До отъезда оставалось минут десять. Он поставил рюкзак у ног и посмотрел на серое небо. Порыв ветра пронёс по дороге газетный листок, потом другой. Всё вокруг будто замерло.
— Тимофей Исаев?- раздался чей-то взволнованный голос.
Тимофей обернулся. Перед ним стоял мужчина лет сорока пяти, небритый, в куртке с оборванной молнией. Лицо смуглое, глаза живые, но беспокойные.
— Не узнаёшь? – спросил с радостным выражением на лице мужчина. - Василь. Молдаванин. Мы в селе Троицком виделись… пятнадцать лет назад. С экспедицией вы были. Ну, вспоминай скорее!
Тимофей поморщился. Имя всплыло мгновенно. Тогда, в ту памятную для него поездку в Калмыкию, этот человек крутился возле археологов — вроде помогал, носил воду, таскал ящики, но всегда говорил слишком много, интересовался тем, что его не касалось. Пытался подружиться со всеми участниками раскопок. Особенно этот странный человек досаждал своим вниманием руководителю экспедиции профессору Воронову. Пытался Василь подружиться и с Тимофеем. Но ему молдаванин неизвестно, что делающий в Калмыкии сразу, же пришелся не по душе. Что-то показалось фальшивым в этом человеке Тимофею. Любил рассуждать о душе и вечности, но в его взгляде всегда было что-то хищное, как у человека, привыкшего искать выгоду. Поэтому дружбы у них не получилось.
— Да, помню, — сухо ответил Тимофей. — Не ожидал встретить тебя здесь.
— А я вот как раз тебя узнал, — Василь улыбнулся широко, словно старому другу. — Думаю, не может быть, чтоб не судьба нам встретиться. В Москве ведь живешь? Я тоже там обосновался несколько лет назад. На стройке работал. Ну, вроде всё шло хорошо: деньги начал собирать для ипотеки. Стал подумывать о том, чтобы осесть на земле. Семью себе завести. А потом, понимаешь, ночью, примерно неделю назад — как будто зов. Реально зов! Будто кто-то издалека говорит: «Иди». Вот я и бросил всё и отправился сюда в Калмыкию. Постоянно мне звонят со стройки, просят вернуться, я ведь мастером там работал. И хорошо работал. Но я не хочу возвращаться. Я не просто так сюда сегодня приехал на автобусе. Я к важному человеку сюда приехал.
— К кому приехал? — спросил Тимофей настороженно.
— К Хасикову! — Василь выпрямился. — Хасиков Глава Республики Калмыкии! Он же боец, чемпион мира. Он должен меня понять и поддержать. Я ему письмо хочу передать с предложением: создать в Калмыкии русский Шаолинь! Монастырь, но не с ламами, а с мастерами боевых искусств. Чтобы дух и тело едины были. Я ж всю жизнь карате занимаюсь, у меня черный пояс. Думаю — объединить веру, бой и философию. И заметь, друг мой, в этом моем предложении не только восток! Это и возрождение Европы. И возрождение ее начнется в России! Великие философы Древней Греции, колыбели европейской цивилизации, были мастерами боевых искусств. Панкратион — вид единоборств, сочетающий ударную технику и борьбу, в котором древнегреческий философ Платон был олимпийским чемпионом. Фактически он был кикбоксером, как Хасиков. Я чувствую, что на этот раз у меня всё получится.
Он говорил быстро, почти захлёбываясь словами. В глазах плясал фанатичный огонь. Тимофей слушал, молча, чувствуя, как растёт раздражение.
— Василь, мне сейчас некогда, — наконец сказал он. — У меня дела.
— Да я понимаю, — не унимался тот. — Но ведь не случайно мы встретились! Ты тогда, помнишь, с тем калмыком был, Арслан вроде? Я потом слышал — сильный человек, чуть ли не колдун. В Москве клинику открыл. Ты к нему едешь?
— Нет, — коротко ответил Тимофей.
— Ну ладно, ладно, не хочешь — не говори, — Василь усмехнулся. — Только я с тобой поеду. В Троицком заночую, там у меня знакомые. Лама местный, Санжи его зовут. Хороший человек, светлый.
Маршрутка пришла без опоздания. Старенький «Газель» - микроавтобус остановился с коротким визгом тормозов. Водитель, коренастый калмык с грубыми чертами лица и тихим взглядом, выглянул из окна.
— Троицкое? — спросил он, будто проверяя не только пункт назначения, но и намерение пассажира.
— Да, — ответил Тимофей.
Он заплатил и сел у окна. Рюкзак с минимальным снаряжением — термос, фонарь, тёплая куртка, крест Егора — лежал на коленях. Василь — следом, словно тень. Сидели они рядом. Двигатель заурчал, колёса зашуршали по асфальту. Дорога вела через весь город, потом город кончился, и за окнами потянулась степь. Свет фар резал пространство перед машиной, выхватывая редкие кусты и дорожные знаки. Воздух за окном был густой, почти неподвижный.
— Степь зовёт, — вдруг сказал Василь. — Слышишь? Она же живая. Тут всё живое — даже ветер.
Тимофей отвернулся к окну, не отвечая на слова попутчика. Он знал это чувство — когда степь будто глядит на тебя, как живое существо. И всё же в словах Василя было что-то липкое, тревожное. За окнами виднелась степь. Тимофей смотрел в окно и вспоминал слова Егора:
«Степь помнит. Даже когда люди забывают».
С каждой минутой он чувствовал, как внутри становится тяжелее. Тишина, нарушаемая лишь рокотом мотора, звенела в ушах. Через двадцать минут в свете фар показались первые дома Троицкого.
— Конечная, — сказал водитель.
Тимофей вышел. За ним — Василь. Арслан — высокий, плечистый, с резкими чертами лица, немного поседевший, но всё тот, же стоял у обочины, прислонившись к тёмной машине. Сумерки ложились на землю ровным серым светом. Арслан был одет в длинное пальто, на лице, в котором смешались сила и усталость, было выражение тревожного ожидания. Он стоял погруженный в свои мысли и поэтому не сразу увидел друга.
— Здравствуй, Тима, — сказал он, не улыбаясь, когда увидел своего товарища, но в голосе слышалось тепло. — Я знал, что ты приедешь.
— Приехал, — отозвался тот.
Они обнялись коротко, как люди, слишком многое пережившие вместе. Тут раздался голос Василя:
- Ну, я же говорил, что ты, Тимофей едешь к Арслану. Меня, старого чекиста, так просто не проведешь.
— Ну, бывай, — сказал Тимофей Василю, стараясь говорить ровно. — Нам дальше. У нас свои дела.
— Рад был снова увидеть вас, занимайтесь своими делами, не стану вам мешать, а я в местный хурул, — ответил Василь. — Помолюсь, чайку попью. А может, и переночую. Там люди хорошие.
Прозвучали эти слова, как упрек. На лице его отразилась невысказанная обида. Потом Василь махнул рукой и пошёл в сторону освещённого здания с резными воротами — Троицкий хурул. Тимофей же с Арсланом направился на машине к окраине, туда, где за домами начиналась открытая степь. Свет фонаря осветил фигуру, стоявшую у калитки. Это был хозяин дома Эрдни, старший брат Сарны.
— Ты всё-таки привез своего московского друга, — сказал он, подходя к Арслану. — Значит, не зря я тебя позвал на помощь.
— Арслан знал, что я не смогу отказаться, — ответил Тимофей за своего друга.
Они обменялись рукопожатием.
— Пойдёмте в дом, у меня чай горячий, — сказал Эрдни. — Потом твой друг расскажет, что здесь творится.
Они вошли в дом. Внутри пахло травами и ладаном. На столе стояли три чашки, рядом — свёрток с картой и старый фонарь.
— Здесь что-то происходит, Тима, — сказал Арслан. — Ночами слышно, как что-то ходит по дому и во дворе. Хоть там никого нет. Люди видят огни над курганом. Женщина, про которую я писал, чуть не умерла. Этот дом, в котором мы сейчас находимся, будто выжгли изнутри. Всё рушится.
Он говорил спокойно, но глаза оставались насторожёнными. Тимофей сказал в ответ:
- Да воздух здесь невероятно тяжелый. Тяжело дышать. А сама Сарна, где сейчас?
- В Элисте в республиканской больнице – ответил Эрдни.
— И сегодня ты, Арслан, хочешь туда идти? — спросил Тимофей.
— Сегодня полнолуние – ответил Арслан. - Только сегодня можно закрыть то, что она открыла. Иначе потом уже никто не сможет. Эрдни на своей Ниве отвезет нас до места.
Тимофей кивнул. В глубине души он знал: выбора нет. Нужно идти и завершать то, что некогда завершить не удалось.
________________________________________
В это время Василь уже сидел в тёплой комнате в доме расположенном недалеко от хурула. Перед ним на столе стояла миска с мясным супом, отдельно стояла тарелка с дымящейся бараниной, конфеты, печенье и чай. Санжи лама, невысокий, спокойный, с морщинами у глаз, улыбался ему.
— Давненько тебя не видел, Василь, — сказал он. — Всё скитаешься? Как раз недавно о тебе вспоминал. Думал, что обязательно тебя попутным ветром сюда к нам занесет. И вот ты здесь!
— Так мог я сюда и не попасть к вам, так как жизнь у меня так складывалась в последние годы, что казалось, что скитаниям моим пришел конец — пожал плечами Василь. — Москва, работа, стройка. Всё было хорошо, пока не услышал зов. И всё! Снова я сорвался с места и отправился в путь.
Санжи улыбнулся чуть грустно и сказал:
— У каждого свой зов. Одних он ведёт к свету, других — к пустоте. Но ты друг мой не печалься. Поешь нашей баранины. Такой свежей и вкусной баранины ты никогда в Москве не отведаешь. А там видно будет. Вернемся сейчас в хурул, и там почитаю для тебя до утра молитвы, может, отпустит тебя твой зов, и ты спокойно отправишься обратно в Москву на свою стройку.
- Дай-то бог – сказал Василь.
После ужина Василь и лама вернулись в хурул. У дверей их встретил помощник ламы. Он сказал, что ламу просит принять их земляк. Он ненадолго приезжал в родные места из Москвы и хотел перед возвращением, чтобы ему лама молитвами открыл дорогу и установил защиту от черных и злых языков. Вслед за помощником вышел пожилой, но еще очень крепкий мужчина в тёмной куртке. Волосы коротко острижены, лицо широкое, с резкими чертами. На пальцах — следы старых татуировок.
— Санжи, брат, так это ты здесь стал ламой! — сказал он, хлопнув настоятеля храма по плечу. — Честное слово, я не знал. Как всё изменилось в этой жизни. Ну вот я и вернулся, а тут всё теперь не так, как прежде.
— Хеча, — мягко сказал лама. — Ты всё такой же. Не думал я, что снова увижу тебя. Но я рад видеть тебя.
Они пожали руки. Василь поднял глаза.
— Василь, познакомься, — сказал Санжи. — Это Хеча, в нашем детстве это был самый авторитетный парень на селе.
Хеча внимательно посмотрел на Василя, а потом спросил:
- А ты друг откуда?
- Я из Москвы сегодня на автобусе приехал – ответил тот.
— Мы уже почти земляки, — усмехнулся Хеча. – Ладно. Раз такое дело, то молитвы и обряды отменяются. Я приглашаю вас обоих в ресторан.
- Без меня – сказал лама тоном, не терпящим возражения.
Хеча посадил в свой накрученный джип Василя и отвез его в Элисту в ресторан в центре города. Здесь он спросил его:
— В Москве жил, говоришь? А сюда чего занесло?
Василь рассказал коротко: о своём «проекте» русского Шаолиня, о встрече с Тимофеем и о том, что тот направляется к Арслану. При слове «Арслан» Хеча нахмурился и спросил:
— Арслан… Бадмаев? Экзорцист этот? И с ним московский археолог?
— Ага, — подтвердил Василь. — Они вместе были в какой-то экспедиции. Пятнадцать лет назад.
Хеча присел ближе, лицо стало жёстким. Он произнес:
— Я знаю их. Отца и сына Исаевых я видел. И слышал, как бабушка — Нара Бадмаевна — про их род говорила. Тот князь Чемид, что ослепил её в детстве, когда закопал в степи свои сокровища — их предок. А теперь эти двое сюда вернулись. Значит, не просто так.
Он замолчал, потом добавил тихо, почти шёпотом:
— Они приехали за сокровищами. Всё сходится. Исаев знает место, но без экзорциста взять клад не сможет. Вовремя я вернулся.
Он повернулся к Василю:
— Поживи у меня пока. У моего брата дом на краю села. Утром поговорим.
Василь оживился:
— С радостью!
________________________________________
В доме тем временем то гас, то зажигался без всякой причины электрический свет. Они все втроем готовились к выходу. За окнами тьма сгущалась, и издалека тянулся глухой гул — то ли ветер в балке, то ли шаги чего-то, что уже ждало их. Тимофей накинул плащ. Втроем они сели в Ниву и поехали к кургану.
— Помни, — сказал Арслан другу тихо. — Сегодня степь смотрит. И если ты услышишь зов — не отвечай.
Они вышли из машины. Эрдни остался в машине. Луна поднималась над холмами. Дорога к кургану тянулась серебристой лентой в темноту.
А где-то в селе, в доме брата Хечи, Василь не мог уснуть. Он смотрел в окно — и видел, как над степью шевелится огонёк. Маленький, но живой. Он не знал, что это. Но внутри что-то шептало: «Беги отсюда».
Свидетельство о публикации №225110901823