Золотой тупик гл. 4

Глава IV

На фазенде.

«Фазенда» оказалась времянкой с подслеповатым окошечком, приютившейся у забора большого частного дома. Во времянке была одна комната, она же спальня, кухня, кабинет и столовая. В углу комнатки стоял небольшой стол, на стене висела провисшая полка с книгами, у окна ютился колченогий журнальный столик, а к стене прижимался деревянный топчан накрытый одеялом.
 — Уютненько. Келья мыслителя и аскета, — оглядевшись сказал Эдди, ловко метнув кепку на гвоздь на стене и, не снимая туфель, плюхнувшись на топчан, открыл шампанское, жадно припав к горлышку. Юрий с постным выражением лица загородил собой столик и быстро прикрыл полотенцем тарелку с сосиской и открытой банкой шпрот.


  — Ваша фазенда, Юрген, располагает к аскетическому духовному жизнепровождению. Вы не флагеллант ли случайно? Осторожнее с удручением плоти, не питаетесь одними акридами. Вы бледны, господин фазендейрос, у вас, по всему, пониженный гемоглобин, не бережёте вы себя, мой друг, не бережёте. За ни имением икры, ешьте хотя бы свёклу, — говорил Эдди, доставая из кармана измятую пачку денег.
—Не надо аплодисментов, Юрген. Аплодисменты — дрянная инвестиция, пробуждающая гордыню, а гордыня самый страшный порок — мать пороков, — говорил он, пересчитывая деньги, а пересчитав, задумчиво произнёс: «Итого — не густо»
Он протянул Юрию деньги, пятьсот рублей разными не новыми мятыми купюрами.  Тот цапнул деньги с кошачьей резвостью, отвернулся, засопел, пересчитывая. Помявшись, смущённо попросил:
— Эдуард Богданович, не могли бы вы поменять деньги на более крупные купюры? Если можно, поновей.


  — Деньги поновей имеют ту же цену, что и потрёпанные. Но проблемо, как говорят мексиканцы. А вы, что ж, только новые коллекционируете? Иногда новые быстро становятся старыми. Один мой знакомый Вениамин Соломонович Кушнер тоже собирал крупные и только новые купюры, возможность такая у владельца пивных точек была. Хранил он их в банках. Не в государственных — им он не доверял. Держал наличные в стеклянных трёхлитровых банках, банки он любовно закатывал, как помидорчики или огурчики на зиму и закапывал в огороде. Закатывал только сотенные и пятидесятирублёвые купюры с Лениным, валюта, конечно, надёжней, но за неё больше давали, в смысле, лет. Занимался он деятельностью, подпадающей под многие статьи Уголовного кодекса, поэтому сберкассы обходил стороной. Удивительный необъяснимый парадокс природы: клубника над этими банками, росла лучше, чем в других местах. Интересный феномен, не правда ли? Жаль, что наличность не увеличивалась. И тут, нежданно, негаданно, в прошлом году он попадает на нары. С кем не бывает — от сумы и от тюрьмы, говорят, не зарекайся. Сидел спокойно, срок небольшой, не связанный с его неправедно заработанными миллионами. Страна у нас с надёжным строем, кризисы — это у них, на загнивающем Западе, а о деньгах в земле никто не знал, даже жена не догадывалась о его садоводческом хобби. И тут случается Павловская денежная реформа прошлого года. Помните, обменивали стольники и полтинники? Три дня давали на обмен и меняли не более тысячи на рыло. Это были для народа поистине страшные библейские дни! Великая среда, Великий четверг и Великая Пятница, после которой те, кто не успел обменять деньги не воскресли. Вениамин Соломонович о реформе узнал только в следующую, уже в чёрную для себя седмицу. Амба — сушите вёсла! Его отпускают в конце того года. Вернувшись домой, он сделал эксклюзивный дизайн дома: обклеил стены своими миллионами. Теперь он страстно коллекционирует металлические рубли. Хранит их в выварках, кастрюлях и вёдрах. Монеты продаёт китайцам, а они из них делают лезвия для бритья и некоторые детали самолётов и автомобилей. К бумажным деньгам он больше никогда не прикасается. Был ещё известный случай, в одном большом кавказском городе, не успевший поменять деньги горячий джигит, у здания Госбанка СССР города Орджоникидзе высыпал из чемодана на снег свои сбережения в виде 50-рублевых банкнот с Ильичом и сжёг их. Вам разными?
 

  Состоялся неторопливый обмен деньгами, во время которого Эдди намеренно дал Юрию на пятьдесят рублей больше договорённости. Юрий, опять отвернувшись, пересчитал деньги. Когда он повернулся, Эдди лежал на спине, подложив руки под голову, разглядывая потолок.
— Ну, как, всё верно? — спросил он
— Как в аптеке, — ответил Юрий с задумчивым видом, отводя глаза в сторону.
— Подзабыл, вы по фатеру-то, как наречены?
— Оттович.
— Вы, Юрий Оттович, библию читали?


  Студент, как на льду, засеменил ногами.
— Великая книга буквально кричит, что сребролюбие один из страшных пороков, от него происходят ужасные пороки, как-то: жадность, зависть и гордость. Каких людей губил этот порок! Он и вас погубит, дорогой Юрген.
 
 Студент стал густо краснеть.
— Полно, полно! Не хватало, чтобы вы мне сейчас сказали тривиально-детсадовское я больше не буду! Ответьте лучше мне на банальные вопросы: зачем вам деньги, сколько вам их нужно для полного счастья, и что бы вы с ними делали, будь они у вас? Желательно коротко, по-суворовски. Мне особенно нравится его крылатое выражение: плох тот солдат, который не хочет.
 

  Студент ответил сразу:
— Мне бы для начала хватило двести тысяч.
— Долларов, надеюсь или английских фунтов?
— Для начала сгодились бы и рубли, — задумчиво почесал подбородок Юрий.
— И, что же вы сделаете с такими деньгами? Купите какого-нибудь товара на всю сумму, чтобы продать его через пару-тройку месяцев на десять процентов дороже?
 

  Эдди щёлкнул пальцами в воздухе, пошевелил губами, подсчитывая, и произнёс:
—Потрясающе! Вы бы «наварились» на двадцать «кусков» Я в детстве тоже мечтал о таких деньгах, но в советские времена двадцать тысяч, в самом деле, были неплохими деньгами. А знаете ли вы, мой юный друг, что такое двадцать тысяч деревянных сейчас? Это пшик! Инфляция съест их моментально и то ли ещё будет к концу этого года. Приумножать капитал занятие, конечно, интересное, но и опасное. Капиталы в наше тревожное время ещё делят и отнимают, обкладывают данью, вас могут объегорить, грабануть и, извините, Отдел Борьбы с Художественной Самодеятельностью, то бишь ОБХСС, ещё пока существует. А главное: путь накопительства сжигает душу человека, дорогой Юрген.

  Юрий угрюмо выслушал Эдди, нервно кусая ногти:
— За год по моим расчётам я бы мог сделать свой первый миллион, — прибыль, многократно пущенная в оборот, позволила бы мне это.
 Эдди усмехнулся:
— Ах, ах, ах! — развёл он руками, — Ах, миллион — волшебное слово! Но у вас нет самого главного в вашем плане — нет этого пресловутого первоначального капитала, а без него ваши планы о миллионах остаются лишь мечтами. Вы теоретик, Юрий, не замечаете, как хваткие хлопцы уже хапают миллионы, пока вы только мечтаете о них. Смотрите, скоро они заберут всё, что плохо лежит, и вы останетесь с носом.
Мечтая о миллионах, в душе Юрий был экспроприатором, зависть жгла его бунтующей злобой к удачливым дельцам.

  — Их здесь целая свора, тупоголовых сынков цеховиков. На папины деньги раскручиваются, ходят в коже с гордо поднятой головой, ездят на лохматых иномарках. Попробовали бы они с нуля подняться, как я! — злобно произнёс он.
— Да в вас, ко всему, ещё и большевистская закваска бурлит! Вы, наверное, с удовольствием, так сказать, перераспределили бы чужие средства, случись такая счастливая оказия, — с удивлением глянул Эдди на него. — Что до меня, то я не собираюсь строить капитализм в стране, в которой всё становится непредсказуемым. Увольте, нервы нужно беречь. Я хочу пожить там, где капитализм веками устоялся. А капитал всегда можно «одолжить» у какого-нибудь нашего ротозея-прохиндея, который уже успел хапнуть под шумок хороший куш. По мне, деньги, изъятые у грабителя народа, злостного мироеда, не будут жечь карман честного человека. В этом смысле я патриот. У вас нет такого грабителя на примете?
 

  Юрий рассмеялся.
— Ваше кредо напоминает мне эпизод из «Золотого телёнка», где Шура Балаганов рассказывает Остапу Бендеру о несметных богатствах Корейко. Фобии у людей бывают разные, вам, кажется, не дают покоя лавры командора, то есть легендарного, но всё же выдуманного писателями Остапа Бендера. Не ошибусь, если предположу, что вашей настольной книгой является «Золотой телёнок». Вы случайно, не родственники с великим комбинатором? — мстительно ухмыльнулся Юрий.
 

  Эдди приподнялся на топчане. Он побледнел, шрам на его щеке посинел, в глазах сверкнул дуговой разряд. Чеканя слова, он сказал:
— Осторожней, начинающий Гарпагон с насмешками. На Кавказе это опасно, лучше дружите со мной, я неплохой человек, хотя временами горяч бываю. Ошибки командора я постараюсь не повторять, его доброе имя будет мной непременно реабилитировано. Будь он жив, он оставил бы свою мечту о Рио-де-Жанейро. Это теперь город футбола, карнавала, грязных фавел, проституток, наркоманов и уличных бандитов, хотя с деньгами там есть, где гульнуть, он бы полетел в Калифорнию. Ведите себя прилично, герр Шнайдер, и, тогда, может быть, я возьму вас в собой в Калифорнию… секретарём, скажем. Отвечайте прямо, без виляний: хотелось бы вам поехать в Калифорнию?


  Юрий чуть не расхохотался, услышав эти слова, но глянув на Эдди, увидел в его глазах блеск зловещей весёлости ва;рвара ворвавшегося в осаждённый город, осёкся и, не ожидая от себя такого ответа, выпалил:
 — Хочу!
Это было странным, но сказал он это честно, хотя давно уже никому не верил и легко врал, когда ему это было нужно. Новый знакомый, в самом деле, почему-то внушал доверие и уважение.