Леший и люди

      (Из дневников лешего).

     Справка историческая, чуть философская и грусть-печальная.


     Леший по имени Прохор Тимофеевич, он же Пронька, попал в Ближний Лес по распределению. Вы думаете, откуда взялось в СССР распределение студентов-выпускников на работу? Оттуда, из давности-древности. Уже тогда «молодых специалистов» на работу направляли по заявкам. Будущие владения «молодого специалиста» располагались примерно по нынешним границам Боровского и Калужского шоссе, начиная от речки Смородинки, что в Москве и заканчиваясь на западе области, у деревушек Горчаковка, Поповка, Ильичевка, и – нынешнего города Троицк, что на Десне. В давние времена лесной массив Ближнего Леса занимал втрое большую площадь, нежели ныне.

     Несмотря на то, что леший попал туда по распределению, Ближний Лес стал его «симпатией». Почему так думаю? Сравнивая его «записки» и сочинения писателей-природоведов, пришёл к выводу, что и там и там, в описаниях природы авторы создавали образные картины, в описании которых присутствовали эпитеты и метафоры, превосходные степени, времена года, что свидетельствовало о симпатиях авторов к описываемым  объектам. Помимо этого, в «записках» лешего часто встречалось понятие «нужно сделать», и если рассматривать эту связку применительно к среде обитания оного, то можно заменить их на одно слово: «улучшить». Ну, а улучшать хочется то, что нравится. Вкратце, как-то так.
 
     Был у лешего наставник и звали его Федот. Лет на триста старше Проньки. Он же прежний Хозяин Ближнего Леса. Федот давно ушел «на пенсию» по выработке лет. Полагаю, у малого народца тоже есть понятие «заслуженный отдых». Пока Федот «сдавал» дела и помогал обустраивать новому Хозяину его жилище, «стар и мал» сдружились. И длилась эта история пять десятков лун, пока Федот не уверился, что Пронька справится с беспокойным хозяйством. Смену, так сказать, взращивал. А что вы думали, в Лесу тогда числилось: дюжина медвежьих берлог, около полудесятка волчьих стай по полсотни голов, да и сотня сохатых сходилась осенью погреметь рогами. Птицы - так вообще, летом не счесть было. И это не считая речек, болот и озер, где хозяйничали водоплавающие, ныряющие и пресмыкающие, а приглядывали за этим русалки, навки и водяные, за которыми тоже нужен был присмотр. Учитывая ко всему жильцов почти сотни сел, деревень и барских имений, разбросанных как попало, – то хозяйство действительно было беспокойным. Вот и запросился Федот у Большого Круга на покой, «на пенсион», в г0рские (не путайте с горными, в средней полосе таких нет; г0рские живут в городах, в многоквартирных домах или дворцах. Это, типа управляющего над  домовыми). Хотя, как показал анализ  «записок», Федот, по сути, ушел на «повышение».

     Проникся Пронька со временем уважением  и почитанием к  Ближнему Лесу, к  речкам и ручейкам, оврагам и холмам, глухим ельникам, сосновым борам, ягодникам. Узнал, где обитают семьи зверей и всячески оберегал их от охотников. Со временем стал уважать своих помощников, из людей которые. В разное время среди его знакомых были Ермолов, Сибирцев, Валя, писатель Василий, кузнец Александр и другие, кто объясняли лешему, как живут люди не только в его Лесу, но и в стране и в мире. Много нового узнавал Пронька, с чем-то не соглашался, а что-то принимал как данность. И были среди людей те, кто помогали держать лес в чистоте, вывозили больные деревья, собирали бурелом, гнилые деревья (я так понял, что это были лесничие и работники лесохозяйств). Хотя леший частенько возражал против этого: должны же быть места, где не только ему удобно прятаться, чтоб прикинуться медведем и попугать грибников-ягодников (ему ТАК ПОЛОЖЕНО), но и зверью...  Но внутренне соглашался: это было меньшее зло, чем бездумная вырубка, на что были способны отдельные люди.

     Беззлобный был Пронька леший, он даже шалил с выдумкой и радостно.  Любимым развлечением его были весенние заплывы троек, где верховодили бобры, а в упряжках плыли юные русалки.
 
     С капитаном Сибирцевым у лешего сложились особые отношения. Войну Сибирцев закончил в звании генерала  милиции и после войны дела его пошли в гору. Бывший капитан занимал высокие посты и имел огромное влияние в правительстве столицы. Еще в памятном сорок первом, Сибирцев регулярно бывал в Ближнем  Лесу, где после известных событий с задержанием диверсантов смог наладить контакт с лешим. Поговорил с ним со всем уважением, и с тех пор встречи их стали регулярными: Сибирцев «просвещал» лешего и оказывал помощь в сохранении Леса. С подачи лешего  Сибирцев способствовал послевоенному восстановлению всего лесного массива Подмосковья, чистке местных речек и возведению прудов и озер. Более того, как-то Сибирцев познакомил лешего с начинающим писателем-природоведом по имени Василий.  С тех пор Василий часто наведывался в Ближний Лес, а леший, в свою очередь, не упускал возможности пообщаться с интересным ему человеком. Василий много путешествовал по миру, со временем  стал ярым защитником природы, проповедуя любовь к ней через фотографию и печатное слово, а леший через общение с ним привел свою грамотность и речь к новым реалиям. Но, с другой стороны, не все так гладко было в хозяйстве Прохора Тимофеевича. Появились в столице неодолимые силы, что открыли в Ближнем Лесу близ деревни Салярьево  огромную свалку* гниющих отходов, отравляющих округу, с которой Сибирцев боролся всю оставшуюся жизнь. 
Сибирцева не стало осенью  1992 года. Он завещал  похоронить себя на Покровском кладбище, что в Ближнем Лесу. В последнюю встречу он имел с лешим продолжительную беседу, где постарался рассказать о новой власти все, что узнал сам. Чувство долга и уважение к лешему заставили его, несмотря на болезнь, приехать в Лес и посвятить своему рассказу несколько часов…  Беспокоили его  новые приоритеты власти…  Нет, леший не дружил с ним, понятие о дружбе с Сибирцевым я у лешего не нашел. У них во главе угла  скорее было понятие о долге перед Лесом. Понятно, что не о денежном. О моральном. Был у леших долг. И у Сибирцева тоже. Перед Лесом. Все, что для Леса – это важно. Однако, с иным чувством приходил в Лес писатель Василий. У него, как когда-то и у юного Проньки, к природе была любовь… Он, как и Пронька, жил природой. Вот о нем в своих «записках» леший писал слово «друг».

     Еще одна особенность, отраженная в «записках» лешего: возле столицы у малого народца было четыре камня-Алтаря, и раполагались они по сторонам света.  Пронька  был хранителем  западного Алтаря. Так получилось, что Алтарный камень  западной стороны перенесли из  Другого Леса, где был Хранителем леший по имени Матвей. Люди задолго до войны с немцами для своей надобности перегородили одну из речек Подмосковья, затопили окрестные лес и холм (Лысую гору) где хранился Алтарь-камень и на Большие и Малые Обряды там собирался малый народец. Пришлось искать новое место для Круга и Алтарь-камня. Первым новым местом  выбрали холм у речки Смородинки. Это накладывало на Проньку, как на Хранителя Алтаря, некоторые обременительные обязанности: Алтарь-камень не должны видеть люди, следовательно, он должен быть в укромном месте и надежно скрыт от людских глаз. Но, через  две сотни лун камень пришлось переносить: столица стала быстро строиться и занимать места, ранее бывшие заповедными. Камень перенесли на берег Незнайки, тоже не пустой. Поэтому Проньке пришлось на одном из Больших Кругов затребовать стражу Алтаря, что незамедлительно было исполнено. Теперь он регулярно расставлял и проверял сторожей Алтаря и отводил глаза людям, оказывавшимся рядом. Алтарь-камень являлся  проводником силы и своеобразным коммутатором ментального общения  при обрядах Большого и Малого Кругов. Так же использовался мелким народцем для энергетической запитки носителей наговоров. Пронька, например, предпочитал в качестве носителей бересту или липовый луб, некоторые лешие – дубовые палочки, третьи – лягушачью или змеиную шкурку, а кто-то – камушки или ракушки. Долгое время Алтарь-камень выглядел как обычный камень и не нуждался в особой маскировке, но с тех пор, как на нем высекли текст нескольких наговоров для усиления мощи, то пришлось его прятать, для чего приспособили в качестве крышки  огромный жернов от водяной мельницы.

     После войны с немцами кузнецы сковали ему добрый механизм для подъема крышки и Алтарь-камня. Теперь для совершения Обряда не нужно вызывать медведей, чтоб поднять крышку: стражи сами справляются с механизмом и извлекают Камень из хранилища.

     Новое время, которое наступило после 1995 года (леший в своих «записках» иногда отмечал некоторые даты событий по календарю людей), очень огорчало лешего. И, если четыре сотни лун назад люди к нему еще приходили и спрашивали соизволения на постройку в Лесу какой-никакой избы или сарая, то теперь, не спрашивая мнения Хозяина, стали делать широкие просеки, чтоб ставить железные столбы для проводов или рыть длинные и глубокие траншеи, в которые закапывали огромные трубы. А когда людская саранча стала захватывать берега речек и вырубать лесные опушки, чтоб строить там избы-дачи, похожие на дворцы, то Пронька совсем приуныл. Даже его Лысая горка, где собирался на Обряды мелкий народ, настолько была застроена каменными домами и длинными сараями-курятниками, что собраться на Большой Обряд становилось все труднее и труднее.

     За последнюю четверть века (пересчитано мной, чтобы не путать читателей с точками отсчета и лунами) лишь несколько негодных полянок в Ближнем Лесу люди засадили саженцами сосны и ели, а сам леший с трудом вырастил березовую рощу на  крутом берегу Незнайки, чтоб не размывало берег во время дождей. Хорошая роща выросла, он и грибы там растил, на радость людям.

     Лешим так же отмечено, что за последние шестьсот лун люди стали небрежно относиться не только к самому лесу, но и к водоемам и речкам Ближнего Леса. Теперь в мелкой и грязной воде не только перестала водиться живность, но и ушли русалки и навки, лишь кое-где старые водяные, как седые морские волки, несут в  водоемах свою службу до конца. Не поют весной лягушки, не бродят по полям аисты, не бегают по опушкам тетерева и куропатки. Ушли на север медведи, сохатые и волки. Лишь  мыши, да немногие зайцы с лисицами живут ныне в лесу, и иногда редкую хорь и ласку можно встретить у дачного забора.

     После, как не стало Сибирцева, а Василий в силу своей занятости нечасто бывал в Ближнем лесу, леший стал испытывать голод общения с людьми. В это время он познакомился с кузнецом Александром, чья кузница была в алюминиевом ангаре, что стоял у кромки леса. Кузнец оказался не только хорошим мастером своего дела, но и вполне просвещённым и общительным малым. Он починил подъемный механизм крышки Алтаря. Благодаря Александру, Пронька обзавелся для выхода в город удобной выходной одеждой: джинсами, клетчатыми рубахами, курткой и кроссовками, а так же разным инструментом: очень любил Пронька на досуге ковыряться во всяких хитрых человеческих штуковинах: часах, приемниках, фонариках, горелках, печурках…
 
     В «записках» лешего я обнаружил несколько страниц рифмованных строчек, их со своими  комментариями я представлю отдельно.

     В конце лета 2013 года не стало Василия-писателя**. Эту весть передал  Проньке Федот, когда леший посетил*** в столице своего наставника. Через год люди в столице присоединили к ней новые территории, в числе которых был и Ближний Лес и начали интенсивную плотную застройку Ближнего Леса и Лысой горки…

     «Записки» лешего обрываются после упоминания  о войне, и обломках сбитых вражеских самолетов. Скорее всего -  беспилотников. Похоже, это был 2023 год…

* Свалку  в Ближнем Лесу, что близ деревни Салярьево, закрыли в конце  первого десятилетия двадцать первого века и засыпали землей. Теперь там высокая гора. Гнилые газы стали собирать по трубам и сжигать для тепла и электричества. Рядом тесно и кучно настроили многоэтажных домов, магазинов  и даже втиснули дороги и станцию метро.
** Склоняюсь к тому, что в «Записках» леший упоминал о В.М.Пескове, корреспонденте «Комсомольской правды».
*** Летом 2014 года.