Спасительное прошлое

     Скошенная трава пахнет выловленной только что рыбой. Тою, что выманили на дармового червячка. Да и того тоже, - ускользающего поспешно со света в тень, - сжили сО свету в свой черёд, утянули насильно шнурком из корсета земли, дабы совершилась подлость подмены желаемого за действительное. Сколь не изворачивался тот червяк, а тяжко ему, насаженным на вострый тонкий крюк. Татем подманиват он рыбёху, да другУ, да ещё одну, и так, покуда не изжуют его нахлебники.
Нанизанные на прутик, либо испуская дух в тесноте скоро теряющей живительную сущность воды, проносятся в рыбьем мозгу воспоминания об тенистых, заросших водорослями гротах и пуховой перине тины. Об солнце, что распустив косы,  мочит льняные пряди лучей в реке, касаясь ими самого дна.

  А на берегу - щепоти цветов чертополоха, букеты цикория с расставленными манерно пальчиками лепестков, и треплет ветер чёсанные чёлки рогоза. На блюдцах листов кувшинки воркуют лягухи, а жабы фланируют по затянутым паутиной травы тропинкам. Останавливаясь часто, приподнимаются они на руках, дабы рассмотреть - далеко ли ещё до осени, или ещё есть время понежится на солнце.

  Шмель тихим басом отпевает полуденную тень и жалобным писком муха, - то ли журчалка, то ли жоржик, - даёт об себе знать. Не забыли чтоб оставить нектара и на её скромную долю.
 
     Ромашки стойко несут бремя зноя. Спящим медведем - вывернутый наизнанку пригорок, мехом травы вовнутрь.

   Треть июля позади. Лето, понимаешь... пришло. И скоро минует, вырвется из объятий настоящего в спасительное прошлое, в котором ничего не изменишь, никого и никогда.