роман Победитель трилогии Благодарю. Гл. 12

      Уже нельзя – случайно встретить,
      Узнать, обнять, поцеловать...
      Нельзя смотреть, но не заметить,
      Нельзя любить, но не искать.

      На грани сумерек и света,
      За горизонтом, между строк
      Ищу... Исканьям нет ответа –
      Цель далека, и путь далёк.

      За половодьем и закатом,
      За темнотой, в немой тиши
      Я снова следую куда-то,
      Ты рядом – в глубине души...
 
      Ты там, внутри, и ты снаружи,
      Тебя тут нет, но ты во мне,
      И я не в силах обнаружить,
      Создать не в силах и разрушить
      Любовь, пришедшую извне...

      Мы встретимся – когда-то, где-то,
      Любовь имеет свой исток...
      На грани сумерек и света,
      За горизонтом, между строк.

                Нет  Ленка.  Проза ру

Глава 12
Упрямство

                Стараться забыть кого-то – значит
                всё время о нём помнить. Размышления и
                воспоминания лишь укрепляют любовь               



По приезде в Москву опять начались визиты Саши, он с завидной регулярностью, впрочем, как и всегда, посещал наш дом. Я занервничала и стала кое-что высказывать:
–   Всё зависело только от тебя и было в твоих руках. А сейчас поздно, уже поздно, как ты не можешь этого понять!
–   Но ты поступила нечестно.
Складка обиды появилась на моих губах и запылали щёки, но я быстро собралась. Первая эмоция всегда спонтанна.   
–   Почему нечестно?
В ответ тишина.
–   …Я так не считаю. Да, я долго думала, но потом всё-таки согласилась и сказала “да”.
–    А потом отказалась, да?
–   Да сколько же можно ждать? – с нескрываемым удивлением произнесла я, обратив на него свой взор.

В глазах стоял вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько месяцев подряд. Только сейчас Саше пришлось обратить на него внимание. Под давлением неопровержимых фактов. Но обратного хода уже нет.
–   Ага, только из-за этого – любила и вдруг разлюбила?
–   Значит, это была не любовь.  К тому же, влюблённой я себя не считала. Может быть, мне не хватало объективности. Просто до тебя я пережила сильную любовь, после которой отшибло все чувства. И ты прекрасно помнишь, как я отговаривала тебя от этого шага. Если бы была влюблена, то сразу согласилась… Ты тоже, дружок, не такой уж святой, если сам любил, то столько времени не рассуждал бы.

Эти слова обрушились на Сашу как ледяной душ, унося с потоком влаги последние надежды. В последнее время в его одиночестве и мешанине, связанной с ним – звуков, мыслей, чувств и урывков воспоминаний того доброго и светлого, что было связано с ней, с его Кирой – он всё же старался быть сильнее обстоятельств и не опускаться до унизительных объяснений. Но при виде объекта обожания, который ещё совсем недавно был досягаем и предсказуем, а теперь с умопомрачительной скоростью отдалялся от него, Александр, вопреки своему рассудку, вопреки логике, ещё упрямее, чем прежде, пытался возражать, хотя в который раз здравомыслие подсказывало сдержать свой порыв... и всё же темперамент властно заявил о себе:

–   Да, и ещё бы год тянул, раз так надо! Потому что хочу, чтобы мы сразу жили в своей квартире.
–   Да будет тебе известно, что квартиру люди добиваются к сорока годам, как раз к внукам. Тогда уже автоматически встаёт вопрос о новой жилплощади, но уже для детей. Так что ждала бы я тебя ещё двадцать лет.
–   Если бы любила, то ждала…
–   Мне кажется, что если бы даже любила, то не ждала. И вообще, зачем придумывать себе проблемы, если у нас есть комната…
–   Я не хотел жить на вашей жилплощади…
Недоумение поступками Саши всё больше и больше овладевало мной. Я так и знала – камнем преткновения стала его принципиальность. Во имя своих принципов он рисковал нашими отношениями. Прямолинейный и бескомпромиссный – он просто не в состоянии был перебороть свою натуру и вести себя по-другому. Он спокойно выдержал мой взгляд, который вместо слов сказал ему о том, как я в нём ошиблась. Откровения с обеих сторон исчерпали себя.
      
Перейдя на деловой тон, я надеялась подвести итог серьёзному доверительному разговору.      
–   В общем, Саша, эти вопросы в данный момент волнуют меня меньше всего, а если сказать точнее, то совсем не волнуют. Сейчас совсем другие вопросы стоят на повестке дня, …и вообще, мне пора ехать в фотоателье.
–   Я с тобой, – поспешил заявить он.
Мой официальный тон он тоже не хотел принимать.
–   Нет, не надо, –  ответила я строго.
–   Нет, я поеду, –  упрямо возразил друг.
–   Саша!
–   Кира! Я никому тебя не отдам! – сказал он, и сделал решительный шаг навстречу, намереваясь заключить меня в объятия.

Я невольно попятилась назад и произнесла тихим голосом:
–   Это глупо, пойми.
Если бы он вознамерился повторить попытку, я бы наверное стала вырываться. Внезапно он остыл, хотя и довольно горячечно при этом произнёс:
–   Мне наплевать!
Чувствовалось, что он борется с искушением обнять и знает, что у него получится это сделать. Только то, что он предпримет попытку сближения и добьётся этого силой – прибавит ли ему доблести?.. Ответ был очевиден.
–   У меня куча недостатков, проблемное здоровье, а ты умный, образцовый, да тебя любая хорошая девчонка схватит, – как можно мягче сказала я.
–   Мне никто не нужен, кроме тебя.

Мы поругались, но он и не думал оставить меня в покое наедине со своими мыслями и всю дорогу смотрел влюблённо в глаза. Он даже осмелился взять меня за руку, и мне надоело вырываться и буянить. Попытки отказаться от сопровождения были тщетны. Я попала в засаду. Он был абсолютно невозмутим  в своём упорстве и продолжал добиваться своего. Энергичный пронзительный взгляд глаз яркого голубого цвета буравил меня, фиксируя все изменения моего настроения, всё ещё питая надежду на последние всплески чувства, затаившегося на самом дне. Но я была непреклонна и моё сердце уже принадлежало другому. Его настойчивость вконец меня вымотала и пришлось сдаться, потому что было очевидно, что общаясь с невменяемым человеком гораздо проще уступить. От избыточных на сегодняшний день динамичных эмоций я устала чисто физически. Я попросила Сашу просто помолчать – его сегодня и так слишком много. Впрочем, и ранее я делала это не раз, поскольку он страдает излишней болтливостью. Воцарилась тишина, в которой я могла услышать свои мысли.

Почему ребята так привязываются ко мне? Может, я слишком глубоко перед ними раскрываюсь, и им становится близка моя душа? Михаил мучился и в результате вернулся, теперь Александр никак не может пережить разрыв.
После сегодняшнего разговора я ещё больше утвердилась во мнении, что поступаю правильно. Можно было предположить, что Саша станет сахарный и начнёт делать уступки, пытаясь тем самым вернуть всё на круги своя. Да, именно так: всеми правдами и неправдами потащит в ЗАГС, ради чего, возможно, даже встанет на колени и пообещает золотые горы. Но он был несгибаем – он тянет, будет тянуть, и тянул бы, может, год, если потребуется… Замужество представлялось некоей палочкой-выручалочкой – Витя пришёл и вызволил истомившуюся девицу на Божий свет из тёмного царства ожиданий и неосуществлённых желаний.

Получив снимки на проспекте Будённого в фотостудии, открывшейся недавно во вновь отстроенном небоскрёбе, том самом, который год назад вызвал переполох у службы охраны нашего режимного предприятия, который находился на другом конце проспекта и располагался на одной линии с домом, мы направились на автобусную остановку напротив Дома Культуры “Чайка”. В этом месте стояло несколько остановок и народ после метро “Семёновская”, а также те люди, которые ехали с Преображенки на трамваях, рассаживались здесь на разные маршруты.
Я стояла в углу крайней стеклянной остановки, он развернулся ко мне. Чуть поодаль стояло человека два и они никак не могли помешать нашему откровенному разговору.

–   Эта свадьба не принесёт тебе радости, потому что я так хочу. Не будет счастья, – сказал Саша.
Его слова резанули по сердцу, пусть это было лишь суеверие, но очень не хотелось, чтобы он говорил вслух страшные вещи.
–   Не говори так, я ни в чём перед тобой не виновата, не надо говорить гадостей.
–  …Это ещё не гадость, – продолжал он. – На работе меня отстранили от дел, уже вляпался в две истории и теперь ребята переделывают после меня. В башку ничего не лезет, хожу, как шальной. Сижу и рисую, и знаешь, что? Тебя! И не всегда в одежде…
–   Саша, перестань!

–   Нет, ты не совсем правильно меня поняла, хотя это тоже бывает… то, о чём ты подумала. Ну, а ещё я рисую вот что.., – и, достав из портфеля блокнот, показал такое, после чего меня чуть не стошнило.
–   Прекрати! Ты больной! Всё, я больше не желаю с тобой ни разговаривать, ни общаться.
–   Ну почему же! Не нервничай. Ты сама меня до этого довела, у меня какие-то глюки начались, как у сумасшедшего. Ребята видят рисунки и спрашивают, не чокнулся ли я? Они же все тебя знают, и догадались, что ты выходишь замуж. Я в ответ смеюсь, говорю, откуда вы знаете, может, это моя знакомая какая-нибудь замуж выходит, или вообще я просто так рисую.
–   Ты говоришь гадкие вещи и рисунки у тебя мерзкие, – голос мой стал жёстким и в нём слышался сдержанный гнев. – Общаться с тобой противно.
Он взял меня за руку.
–   Не прикасайся ко мне! – истошно заорала я.

На мой крик обернулись люди, стоявшие на остановке невдалеке от нас. Наше поведение выходило за рамки общепринятых норм. С этой минуты мне стал по-настоящему отвратителен этот человек. Если раньше было какое-то тихое сожаление и немного жалости на донышке души, оставалась привычка быть вместе и смутное воспоминание трёх наиболее сильных эпизодов отношений, то после нынешнего разговора ничего, кроме брезгливости, я не испытывала. Мне и без этих мерзостей находиться в его обществе было тягостно. Я чувствовала, как рвутся последние нити дружбы. Было горько, что Александр устроил такое прощание. Он, разумеется, мстил.

Нервная дрожь прошла по телу, и чтобы отвлечься, я стала разглядывать только что полученные фотографии. Получилась на снимке неплохо, но мастер сверх меры затемнил, и на фото я выглядела стопроцентной брюнеткой. Александр попросил фотографию на память. Естественно, отказала.
Он достал из дипломата фотографию Максимки, на которой он такой симпатюля!
–   Давай меняться? – предложил Саша.
–   Нет.
–   Если я захотел, то всё равно возьму, – процедил он сквозь зубы и ловко выхватил пакет из моих рук. – Тебе три ни к чему. Одну родителям, одну себе, а Виктор обойдётся.

Александр наглел на глазах. Я стала взывать к его совести. Бесполезно. Тогда изловчилась и выхватила у него из рук фотографию Максимки, сказав при этом: “Ультиматум: если ты мне не отдаёшь, я сейчас её порву”. Малыш был слишком хорош, ультиматум прозвучал кощунственно по отношению к ни в чём неповинному ребёнку. Но мне ничего не оставалось делать, как сказать такую пакость, чтобы хоть как-то образумить человека. Александр задумался, но что-то не спешил с отдачей. Напряжение нарастало, и я, пытаясь уйти от объявленного предупреждения, принялась отнимать свою сумку, сопровождая свои действия оскорблениями.
Наконец, я вырвала свой пакет, а вот фотографию Максима в процессе противостояния немного помяли.

–   Ну будь человеком, дай на память! – взмолился отвергнутый поклонник.
–   У тебя есть, цветная, – с колотящимся в груди сердцем – от борьбы и возмущения – и всеми силами сдерживая гневный порыв, выдавила я из себя.
С больными людьми нужно именно так разговаривать – не демонстрируя эмоции.    
–   Ну ещё! – настойчиво повторил обезумевший вояка.
–   Хватит.
–   Я сейчас напьюсь, – разозлившись, с угрозой проговорил он.
–   Нет, ты не такой дурак, ты умный парень.
–   Умный-то умный, а вот тебя удержать не смог.    
–   Да, тут ты промахнулся.
–   Я на тебя такой злой! – с чувством произнёс он.
–   А на себя? – осведомилась я.
–   А я-то тут при чём?
–   Как это “при чём”? Три месяца назад мы могли бы подать заявку.
–   Ну и что? Приехал бы Витя и ты сбежала бы к нему.

–   Почти год гуляли, а ты меня так и не узнал, как следует, – с сожалением произнесла я. – Нет, Саша, только мужчины могут раздумать перед свадьбой. Это выглядело бы очень некрасиво с моей стороны. Если я решилась, то это всё.
–   Сейчас я лишний раз тебя проверил, я всё это знаю. Так и знал, что ты скажешь нечто подобное…
–  Тоже мне, КГБ нашёлся – проверки устраивает! То гадости говорит, то проверяет. Неприятный вы, оказывается, товарищ, Володин Александр Леонидович, не знала, не знала… Какую пакость вы ещё хотите мне сказать?
–   О-о-о, у меня для вас пакостей, как вы изволили выразиться – великое множество...
–   Мстите, сэр?
–   Нет, мадемуазель…
–   Так как же это понимать?
–   Ну, как вы сами выразились – гадкий характер-с…
–   А-а-а. Какая умница, что не сделала большую ошибку и не вышла за вас замуж.

Постепенно он опять перешёл на любовную тематику. От гадостей переходит к любви – нет, он точно тронулся умом. Саша продолжал удерживать меня от очередного автобуса, и тогда я разозлилась:
–   Ну сколько можно?
–   В автобусе мы не поговорим, а сойдём и сразу твой дом.
–   Саша, нам не о чем больше разговаривать.
–   О! У меня масса всего. Не волнуйся, мы поедем на машине, я тебя отвезу… Итак, я не пойму, почему ты скрываешь день свадьбы, …я же всё равно узнаю, – добавил он и у меня сжалось сердце. – Я хочу сделать тебе подарок!

–  Как ты не поймёшь, что не надо мне от тебя никакого подарка. И твоё присутствие на свадьбе, мягко говоря, неуместно. Ты подумай, как я себя буду чувствовать при этом!
–   Ну почему, ведь я совершенно безразличный тебе человек. А? Значит, не безразличный всё-таки?..
Он наклонился и заглянул мне в глаза. Чего он добивается, каких признаний?
–   Я не совсем тебе безразличен, да? – настаивает он.
–   Вообще не понимаю, о чём ты сейчас говоришь.
–   Но тебе же стыдно, признайся! – прибегнул он к прямому обвинению.
–   За что мне должно быть стыдно?
–   За то, что ты так поступаешь. 
–   Как?

–   Уходишь от меня. Ты ведь чего-то стесняешься.
–   Ты запутал меня совсем. Я тебя не стесняюсь. Произошло то, что произошло, уже не вернёшь... Мне непонятна твоя настойчивость, в том числе и в отношении торжества. Считаю, что в данной ситуации нормальным будет твоё отсутствие на свадьбе, а не наоборот, – пояснила я.
–    Да не бойся, не подложу я бомбу и никого не перестреляю. Не застрелился же я до сих пор! Хотя возможности есть, когда я на службе.., – сердито проговорил он.
Опять говорит страшные вещи. Нет, он доконает меня сегодня.
–   …Кстати, у меня были такие мысли, но я подумал, что это глупо. Хотя, может, в этом и есть смысл.
–   Нельзя! Бог даёт жизнь и отнимает. Самоубийцы церковью не принимаются, – убеждённо возразила я.
–   Ты же знаешь, я не верю ни в Бога, ни в чёрта… Кира, ну всё-таки, когда свадьба?
Молчу.

–   Я же всё равно узнаю, я настырный. Скажу, что поссорился с сестрёнкой, а к свадьбе хочу сделать подарок. Выжму всё своё обаяние, но добьюсь, ты же меня знаешь… Проедусь по всем ЗАГСам и Дворцам Бракосочетаний. Тем более, если дело связано с заграницей, то не каждый ЗАГС возьмётся регистрировать такую пару… Так когда же свадьба? – раздражённо поинтересовался он.
Я хранила молчание, но сердце от страха опять сжалось в комочек. Следуя окольным путём, он действительно мог узнать дату регистрации. Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое: “…Дурак, каких свет не видывал! …Горе от ума”.

Вдруг он перешёл на миролюбивый тон:
–   Ну ладно, я тебе скажу. Я хотел сапоги женские купить, о которых ты мечтала, у нас в военторге стоят за 90 рублей. Я ещё у девчонок спросил, они говорят – да, самые модные…
Ах, паршивец, нашёл, чем можно разжалобить...
–   Саша, бесполезно, – буркнула я в ответ.
–   …Мне уже отложили. И о джинсах ты мечтала. Нам теперь дают чеки, мы можем их копить, а потом закупаться в “Берёзках”, – добавил он.
–   О! Поздравляю.
–   Воспользуйся, я всегда к твоим услугам.
–   Оденься лучше сам.
–   А у меня всё есть. 
–   Помоднее.
–   Да мне это ни к чему, я всё время в форме…

Наконец, я его заторопила: “Всё, всё, хватит, отпусти меня, мне пора домой. Я замёрзла, в конце-концов!”. Александр вышел на проезжую часть, поймал машину, договорился с водителем о цене и махнул мне рукой. Я подошла, уселась в машину. 
–  Шеф, ну всё, довезёшь девушку до места, – обратился Саша к водителю.
–  Довезу! Не беспокойтесь, – с готовностью откликнулся шофёр.
–   А ты не поедешь? – cпросила я Сашу.
–   Мне в Перово больше делать нечего! – с презрением сказал он, и всё его лицо перекосила гримаса. – Cчастливого пути!    
Он со всей дури как хлопнет дверцей! С головы до ног меня окатило волной гнева. Свинья! И при этом говорит о каких-то чувствах. Оскорблённое мужское самолюбие, только и всего!

Весь вечер мысли были заняты этой сценой, и я с гадливостью отмахивалась от всплывавших в сознании жутких образов Сашиных рисунков с фатой и рядом с ней всякими безобразиями. Поверженный и жалкий, отныне он внушал мне отвращение и ужас. Не мог уйти с достоинством, по-мужски…
Да, я боялась увидеть его на свадьбе. Что он может натворить? Женька тоже внушал опасения. Они оба ненормальные, от одного и от другого надо всячески скрывать дату, иначе произойдёт что-то нехорошее…

Зима в этом году выдалась с частыми оттепелями. Недоумевающие рябины терпеливо дожидались первых морозов, чтобы наконец-то налиться сахарной пудрой и стать приторными леденцами с кислинкой. Воробьи тоже косились на всё никак не созревающую еду и с независимым и гордым видом пролетали мимо полыхающих пожаром ягод. Деревья стояли неприкрытые ни зеленью, ни снегом и немного смущённые от непривычного обнажённого состояния. Белый наст потемнел и снег стал ноздреватым, как весной. Но, спохватившись, зима опять вспомнила о своих обязанностях и на утро густо покрыла снежным намётом дома, деревья, автобусные остановки и палисадники многоэтажных домов.

Море света буквально пронизало всё вокруг!.. Искрящаяся алмазная россыпь на снежных полях встречала прохожих, торопившихся на работу. Яркий снег слепил глаза, и разноцветные искорки снежного покрова заставляли людей жмуриться. Подарив людям солнечный денёк и насытив их добрым и весёлым настроением, день клонился к закату и всё те же прохожие, но уже возвращавшиеся обратно, с осознанием не напрасно прожитого дня и хорошо выполненной работы, под одобрительные последние лучи жизнерадостного дневного светила не спеша добирались домой.

А время текло быстро… Возбуждение и волнение нарастали с каждым днём всё больше и больше. Вплотную занялась аутогенной тренировкой, которая всегда меня выручала, но и она уже не способна была снять накопившееся напряжение. Зависнув в воздухе, я постоянно задавала себе вопросы и по-прежнему не находила на них ответы. Вокруг меня образовался вакуум. К чему готовится, чего ждать? Родители тоже были в тягостном ожидании и не могли поддержать меня морально – хотя бы просто успокоить. При этом я ходила на работу и исправно выполняла поручения. Мой сердечный переполох не должен был никто видеть. Лишь дома тревога брала меня в плен по-настоящему. 

Я волновалась – выпустят ли Витю из Чехословакии, дадут ли визу? Волновалась – успеет ли дойти бумага из Военкомата? Волновалась, что у Вити нет костюма. Волновалась, что у меня нет туфель. Волновалась, что не готовилась аппаратура, ведь хотелось, чтобы свадьба была задорной, с хорошей качественной музыкой и даже цветомузыкой.

Мечтала заснять свадьбу на видео, но попытки разузнать, как это можно осуществить, закончились неудачно. Знакомых с видеокамерами нет, а такого сервиса в стране ещё не существовало. У друзей Вити есть знакомые, которые могли бы дать видеокамеру напрокат, и он мог с ними связаться, но жениху было не до этого. Я переживала, насколько нам удастся всё организовать, как положено. Очень хотелось, чтобы свадьба прошла по первому разряду.   
Надежды на то, что любовные письма жениха будут нежными, в очередной раз не оправдались.

          “Здравствуй, моя милая Кира!

       Вот  и  получил  наконец-то  от  тебя  письмо…
       Хотел  тебе  выслать  на  день  рождения зимние   
полусапожки,   да   на   почте   сказали,    что   такие    
отправлять   нельзя.   Я   потом   смотрел  в  перечне   
предметов,    отправляемых           в           СССР,
действительно,    нет…   Но   не    огорчайся.  Я   сам
огорчён.
      Насчёт  костюма для себя ничего сказать не могу,      
а вот туфли  я себе здесь  возьму,  напиши  какого  бы 
цвета ты хотела.
       …И   вообще   как   у  тебя  идут  дела.  Одевайся
теплей и старайся больше не болеть.
       Я   что-то   очень   соскучился  по  тебе  и  порой 
хочется уехать  отсюда.  Н е   м о г у   б е з    т е б я…
       Всем привет от меня большой.      
       Крепко тебя обнимаю.
       Целую.               
                До свидания.               
               
                02.12.80”.