Огонек

Жизнь в их северном военном городке была суровым уроком выживания с пелёнок. Их пятиэтажка, серая бетонная коробка, выстаивала против арктических ветров, но внутри её подъезды промерзали насквозь, а на стенах квартир цвел иней причудливыми узорами. Отопление, давно вышедшее из строя, было несбыточной мечтой. Единственным оазисом тепла был чёрный, покрытый шершавой накипью титан в ванной — неуклюжий чугунный великан, который топили дровами. Он не столько грел воду, сколько отдавал своё грубое, пропитанное дымом тепло в квартиру, где его тут же перебивал ледяной сквозняк, пробивавшийся сквозь щели в рамах.

Окна были главным врагом. Их заклеивали ватой и полосками бумаги, между рамами укладывали синие комки гидросиликата, впитывающего влагу, но мороз всё равно побеждал. Он рисовал на стёклах фантастические ледяные сады, сквозь которые едва проникал тусклый свет короткого северного дня.

Алёне было пять. В тот день мама, закутавшись в два шарфа, ушла в магазин, наказав не подходить к окнам. Но окно манило. Отодвинув тяжелую плюшевую штору, пахнущую пылью и холодом, Алёна прилипла носом к ледяному стеклу. Она дышала на него, пытаясь растопить узор, чтобы увидеть, не идёт ли уже мама. Лёд был толстым и не поддавался. Разочарованная, она отошла, и край шторы, тяжелый и неповоротливый, на мгновение лёг на раскалённую докрасна спираль электробогревателя.

Девочка ушла на кухню, но вскоре её вернул странный запах — сладковатый и едкий, пахнущий горелым мёдом и палёной шерстью. В комнате стояла дымная мгла. От шторы поднимался тонкий, зловещий дымок, и в его глубине уже плясали первые, робкие язычки пламени. Они были похожи на живых существ — маленьких, ядовито-оранжевых ящериц, которые быстро и жадно ползли вверх по ткани, превращая тёмно-коричневый плюш в чёрный, хрупкий пепел.

Сердце Алёны заколотилось, в висках застучало. Она слышала бабушкины рассказы о пожарах в деревянных бараках, о том, как огонь пожирает всё на своём пути. И сквозь этот накатывающий ужас в её голове прозвучал чёткий, как колокольчик, бабушкин голос: «Воду на электричество не лей! Убьёт!»

Паника сжала горло, но ноги сами понесли её в прихожую. На полке лежали мамины портновские ножницы — огромные, блестящие, с синими кольцами. Они были такими тяжелыми, что ей пришлось взять их в две руки. Вернувшись в комнату, она увидела, что огненные ящерицы поднялись еще выше, уже к карнизу.

Дым щипал глаза, слезы застилали взор. Она подставила стул, взобралась на него и, сжав рукоятки холодных ножниц изо всех сил, вонзила их в ткань выше того места, где слизывало ткань пламя. Резать было невероятно трудно — плотный плюш сопротивлялся, ножницы скользили. Но вот большой, дымящийся лоскут, с бахромой из огненных нитей, отделился и повис у неё в руках. Он был тёплым и живым, пугающе живым.

Она спрыгнула со стула и, неся перед собой этот тлеющий ком, словно нечаянную, опасную находку, побежала в ванную. Чёрная пасть титана была распахнута. Внутри тлели угли, пахнувшие пеплом и теплом. Алёна швырнула в него горящую ткань. Раздалось короткое шипение, и из нутра чудовища вырвался густой, удушливый дым. Она изо всех сил захлопнула чугунную дверцу.

Вернувшись в комнату, она распахнула форточку. Морозный воздух хлынул внутрь, смешиваясь с дымом, и Алёна, стоя на стуле, глотнула его полной грудью. Ей казалось, что она проветривает не только комнату, но и свой собственный страх, выдыхая его в холодную белую мглу.

Именно в этот момент — когда она, закопчённая, с руками в саже, деловито подпирала форточку, — вернулась мама. Она застыла на пороге, и лицо её из усталого и замёрзшего стало абсолютно белым, восковым. Она не кричала. Она молча, за один шаг, преодолела расстояние до дочери, схватила её в охапку и замерла, сжимая так сильно, что у Алёны перехватило дыхание. Алёна чувствовала, как бьётся мамино сердце — частно-частно, как птичка в клетке.

Потом, когда Алена всё объяснила и убрали остаток шторы, мама снова обняла её, но уже иначе — мягко, почти благоговейно. Она смотрела на дочь, на её испачканное личико и серьёзные глаза, и в её взгляде было что-то новое — не просто материнская любовь, а уважение.

История о маленькой спасительнице облетела весь городок. Соседи-офицеры, суровые, обветренные мужчины, приходили с шоколадками и смотрели на Алёну с тем же удивлением, что и её мама. А вечером мама, конечно, сказала: «Больше так не делай! Никогда!» Но, гладя её по голове, прошептала: «Молодец ты моя. Такая смелая...»

Прошли годы. Алёна давно выросла и уехала из того холодного города. Но в самые трудные минуты жизни, когда кажется, что всё уже охвачено пламенем беды и паника подступает к горлу, она вспоминает тот день. Вспоминает тяжёлые ножницы в руках, едкий дым и спасительный холод распахнутой форточки. И внутри загорается тот самый огонёк — не большой и яростный, а маленький, но невероятно стойкий. Огонёк, который шепчет: «Не бойся. Действуй. Ты справишься».


Приглашаю на свою страницу в
Стихи ру https://stihi.ru/avtor/veronique28
и мой творческий блог
VK https://vk.com/akademiyaliderstva