Повесть о милиционере

Валерий ШЕЛЕГОВ

ЛЕШИЙ
рассказ

От размышлений отвлек тихий стук в дверь около одиннадцати
вечера. За окном еще небо не погасло от закатных лучей.
— К вам можно? Не поздно я? — девушка с вахты прочитала
повесть и принесла журнал. — Можно у вас посидеть?
— Пожалуйста.
Приход девицы меня не удивил. В общежитии Литературного
института давно никто не удивляется. Здесь не задают лишних во-
просов, не нагружают своими проблемами. Каждый сам себе тво-
рец. Девица пристроилась на единственном стуле. Кресло в номере
тоже одно. Верхний свет приглушен. Круг от настольной лампы
падает на ее округлые коленки.
— Вот вы писатель, разбираетесь в жизни, в людях. Научите
меня жить, — какие-то нерусские нотки звучали в ее интонации,
в тонком голосе.
Глупая просьба «научить жить», солнцезащитные очки. Пол-
ный рот золотых зубов в девятнадцать лет. Я заволновался от не
менее глупой догадки: «Неужели вычислили?» И похолодел.
— Пойдемте прогуляемся по вечерней Москве. Рядом в парке
хороший бассейн, — продолжала она свои нелепости.

Я молчал, прикидывал. В номере действительно душно, почему
бы не пройтись до парка.
— Хорошо, прогуляемся, — согласился. — До парка и обратно.
Кабинка вахтера освещена. Я полагал, что ее смена закончилась.
— Мы же недолго, — тянула она меня на ночную улицу.
Что за бесовщина. Стыдно сказать, что опасаюсь с ней выходить
из общежития. А что ждет за дверью в полуосвещенном парке —
неизвестно. Фантазии мои разгулялись настолько, что стал подра-
гивать. Причина опасаться есть.
Пару месяцев назад в кабинет Охотнадзора пришел капитан
Крыловецкий из валютного отдела районной милиции. Егоров от -
сутствовал. Находился я в кабинете на втором этаже старой почты
один. Крыловецкий заявился в гражданской одежде.
— Леший, — улыбаясь, протянул ладонь для знакомства. —
Помощь твоя нужна.
Чем занимаются оперативники валютного отдела, мало кому
известно даже в райотделе милиции. О Лешем я наслышан. От-
слеживает в тайге «хищников золота», занимающихся незаконной
разработкой недр. По возможности ловит за промывкой золота.
Тюремные сроки за незаконную добычу золота большие. Поэтому
с металлом взять «хищника» редко операм удается. Золото при себе
никто не держит. Хранят порциями в разных местах. А когда вы-
ходит «хищник» из тайги, фасует золотой металл или в ружейные
патроны вместо дроби, или в аптечные пузырьки от пенициллина.
При задержании скидывает увесистый от золотого песка пузырек
на камень в ручье — осколки с золотом вода уносит. Патрон можно
выстрелить из ружья. Докажи потом прокурору, что при нем име-
лось незаконно намытое золото. Приходится отпускать. В поселок
тащить пустого «хищника» смысла нет.
Охотоведы ; люди таежные. В теплое время года постоянно
в охотугодьях. Оперативники из валютного отдела тоже в поселке
не сидят. Приисков много. Контролируют участки. Золотоносные
полигоны в старые годы выбраны не полностью. Осталось золото
в бортах узких ручьев, где бульдозерный отвал не помощник.
Намытое золото у «хищников» скупают ингуши. На Индигирке их
нет. Диаспора ингушская в Магаданской области пустила корни после
смерти Сталина в конце 1950 годов. Пробовали черкесы и чеченцы
заняться скупкой драгметалла — не пустили. Ингуши монополиста-
ми владеют скупкой золота на Колыме. За грамм золота платят выше
биржевых цен в десять раз. Золото вывозят с Колымы «лошади». Так
называют на языке оперативников ингушских женщин, которые везут
при себе до десяти килограммов золотого песка и самородков. «Ло-
шадь» сопровождает охранник. При задержании «лошади», по неглас-
ному уговору с оперативниками, с найденным золотом арестовыва-
ется мужчина. Женщина не привлекается, в деле не фигурирует. Эта
скрытая война за золото между ингушами и государством ведется уже
полвека. По оперативным данным, колымское золото хранит верхуш-
ка ингушей в турецких банках: «общаг» ингушского народа.
Из местных «хищников» нет. Едут таежные бродяги парами и по
одному из Магаданской области. Площадь золотоносного бассей-
на Индигирке огромная, попробуй всех выследи. От вертолета
«хищники» маскируются в схронах. Костров дымных не разводят.
Махонький костерок в схроне, дымок от него поглощается ветка-
ми и мхом. Работая геофизиком рядом с прииском, встречал такие
схроны на Хаттынахе, за горным перевалом на безводном осенью
ручье Кварцевый. Ляжешь на скалистое русло и кончиком ножа
выбираешь между глинистыми стланцами илистый осадок от па -
водка. Если повезет, самородок с тыквенное зернышко выловишь.
Для геолога золото ; это хлеб. Бережное к нему и уважительное
отношение. Ради этого «хлеба» геологи искали россыпи, рудопро-
явления, вели разведку и подсчет запасов. Воровства золота среди
геологов не водится.
Крыловецкий просил сходить с ним на ручей Турист — мои
охотугодья. Капитан знает золотоносные места не хуже геологов.
Леший пользовался их геологическими приисковыми схемами
россыпей, знает и содержание золота на кубометр песков. Ручей
Турист ; правый приток реки Ольчан. Далеко от райцентра. Дел
много и на реке с сенокосчиками.
— Всего на пару дней, — уговаривал помочь ему. — У меня
УАЗик. Напротив Туриста бросим машину. Переправимся через
Ольчан. Сходим до перевала и обратно, проверим. С прииска зво-
нили. Предупредили, что «хищники» появились.

Я посматривал на капитана милиции и невольно думал над сло-
вами Егорова: «Флажками обложат, как волков». У Лешего репута-
ция порядочного мента. Прозвали так не зря, круглый год из тайги
не выбирается. Обрастает рыжим волосьем — глаз не видно. В таеж-
ной одежде его от «хищника» не отличишь. Широкий нос выдает
крестьянскую натуру, глаза хитрые, иногда злые. Поговаривают,
пошаливает — лосей постреливает.
— Вранье, — уперся на мои подозрения.
— Мне лицензию не даст Егоров, что ли? Один я никогда зве-
ря не трону. Ружье в тайгу не беру. Карабина у меня нет. Из пи-
столета только кедровку и убьешь. Да медведя попугаешь. Кстати,
наши менты, кто нелегально имеет карабины, теперь их попрятали.
После вашей расправы с нашими ментами. Отчаянные вы ребята
с Егоровым.
— Ты что, казак?
— А то!
«Казаку верить можно. За други своя живот положит», — успо-
коился.
Полковник Пахарев, начальник КГБ района, тоже донской ка-
зак. В кабинете рядом с портретом Дзержинского шашка в ножнах
висит. Знаком я и с этой службой. Против Советской власти не вы-
ступаю, но коль молодой писатель, надо им меня было прощупать.
Приглашали к себе. С Пахаревым я подружился. Казаки все-таки.
От ментовского беспредела, в случае чего, прикроет. Полковник
Масленников, начальник райотдела, сам со мной дружбу искал. Из
сейфа достал листочки писчей бумаги.
— Глянь-ка опытным глазом. Я ведь на пенсию собираюсь.
Тоже рассказы начал писать.
— Полковник в писатели метит? — я рассмеялся.
Смеялся я не над Масленниковым. Многие из пенсионеров в по-
следнее время стали мнить себя писателями. Редактор «Полярной
Звезды» Володя Федоров показывал мне две фотографии. На од-
ной мужчина пенсионного возраста держит богато украшенную
трость в правой руке. На втором снимке этот же человек стростью
в левой руке. На обороте карандашом текст: «На этом снимке от -
четливее виден рисунок на трости. Печатайте эту фотографию».

Пенсионер прислал «роман», написанный шариковой ручкой
в школьной тетрадке. Работал в давние годы инструктором рай-
кома, воспоминания наваял. Рассказал этот эпизод полковнику
Масленникову.
— Давай сюда, — забрал листки. — Прав ты. Не получается
писать складно. Заходи на чай, всегда рад тебе буду.
Встреча эта с полковником была до задержания его сотрудников
на браконьерской охоте. После заметки в «Неделе» перестал пред-
лагать чай.

На ручей Турист с Лешим я все-таки отправился. Машину замас-
кировали в лесу. Выше по реке Ольчан лежит круглый год огром-
ная наледь. Лето жаркое. Без дождей реку вброд свободно перейти
можно. Ни ветерка в природе, ни шевеления. Воздух влагой парит.
Первый признак скорых дождей.
— Ночью хлынет ливень, Ольчан взбучится. Не перейдем на-
зад, — опасался я.
— Не горюй, выше наледи перейдем. Там в любые дожди мож-
но расщелины перескочить, — заверил Крыловецкий.
Старая дорога на ручье Турист жмется к крутому склону сопки.
В устье Турист просторный. Протяженность распадка километра
три. Нутро ручья перелопачено старателями лет десять назад. Вез -
де поросль ивы.
Леший шел впереди. Капитан без ружья, в кобуре пистолет.
Я следом — держал дистанцию и осматривался. Отвлекся и нале-
тел на спину Лешего. Здесь ручей загибает вправо, место узкое.
И прямо на нас вышла из-за поворота огромная медведица. Стоит
в пяти шагах на дороге — не разминуться.
; Е… — начал Леший материть медведицу, хоть святых выно-
си. Я испугался сильно. Порвет нас за маты в ее адрес.
Фыркнула медведица и маханула на крутой склон сопки. Глазом
не успели моргнуть, исчезла из вида.
— У тебя же пистолет, — развеселился я.
— Какой пистолет? Ты видел, какой у нее лоб? Бульдозерный
отвал. Не прошибешь пулей.
Нас потряхивало от возбуждения.

— А ведь медведицу с верховий Туриста люди спугнули, —
сообразил Леший.
Крыловецкий оказался прав: ушли люди. Услышали маты, со-
брали пожитки и быстро снялись. Верховье ручья рогаткой раз-
дваивается. Старая бульдозерная площадка. На ней ветхий дере-
вянный вагончик. Пустошь. Углей и золы от кострища не заметно,
но люди ночевали. Пустые банки из-под тушенки еще не высохли
под палящим солнцем.
— Воды в ручье здесь нет. Как они моют? — прикидывал я вслух.
— За перевалом работают. Там богатое золото. Нас услышали
и ушли по тропе, — показал Леший едва примятую тропинку на
недалеком крутом склоне. — Сутки моют, не больше. Тропа не умя-
та. Отдохнем и нагоним.
Небо заволакивало далеко на востоке черным облачным валом,
когда переправлялись через Ольчан. Пока дошли до вагончика, чер-
нота надвинулась уже на окрестные сопки. Леший довольно поти-
рал руки.
— Чему ты радуешься? Через Ольчан не перейдем, вода мигом
взбучится.
— Для «хищника» в дождь самая работа! Менты по тайге не
шастают. Безопасно.
— Опытному «хищнику» и несколько суток хватит поработать,
если золото богатое. А золото там, куда они ушли, очень богатое.
После дождя борта ручья золотом, словно пшеничным зерном, по-
сыпаны.
; Я сам здесь иногда мою и сдаю в валютный отдел, когда «по-
казатели падают». Свидетелей нет. Спугнул, мол. Не успели «хищ-
ники» скинуть.
— Бес не искушал ингушам продать? — спросил Лешего.
— Предлагали войти в долю. Ты про честь русского офицера
слышал? Казак, значит, знаешь: честь — дороже всего. У меня се-
мья. Бывает, сдаю самородки на прииск, как подъемное золото.
В отделе знают. Наши все так делают. И магаданцы тоже. Они нас
и научили.
Дождь накрапывал. Мы сидели в вагончике, опершись спинами
на стену. Дверей входных нет, хорошо видны в белой ночи нити
ливневого дождя. Я не жалел об этой поездке на ручей. За одну
«честь офицера» готов был полюбить Лешего, как брата. Он напо-
минал мне наших геологических бродяг. Усталые от жизни и бес-
приютности мужики, терпеливые в работе, щедрые в застолье, для
которых мужская дружба превыше всякого злата мира.
Мы выбрались на горную гриву. Распадок на другой стороне от-
крылся неожиданно широко. За пологой равниной глубокого ска-
листого ключа вдали просматривалась большая река.
Дождь накрапывал редким ситом. Южный склон лесист, густо
растет кедровый стланик. Хорошо виден бурный ручей внизу. Мы
залегли под стлаником, накрылись зеленой офицерской накидкой.
Леший прилип глазами к биноклю.
— Нет никого. Ушли в долину. Теперь их не найти. Пошли, —
поднялся он в полный рост, — посмотрим, сколько успели «хищ-
ники» породы промыть.
Берегом миновали скалистые уступы верховий ключа. Вода не
шибко бегучая, хоть и прошел ливень. Ниже узких уступов начал-
ся обрывистый правый склон. Черный шлам, который зовут золо-
тоносными песками, как и рассказывал Леший, облизан дождем
и омыт до дресвы. Крыловецкий прав, только начали хищники
мыть, как мы их согнали.
— Без золота они не ушли. Кубов десять успели промыть, —
оценил он. — Здесь в песках 30 граммов на кубометр песка. Бе-
шеное содержание! Вот и считай: 100 граммов золота взяли. По
объему — два коробка спичек. Им за глаза хватит! Давай и мы по-
работаем! У меня здесь лопата припрятана. Все необходимое для
промывки имеется.
Я не любитель детективов. Никогда их не читал, но ситуация
складывалась детективная. Я мою золото. Менты по договоренно-
сти с начальством снимают меня на видеокамеру! Позже спектраль-
ный анализ подтвердит, что подброшенное золото, найденное уменя
в рюкзаке, именно с этого ручья. Минимум пять лет тюрьмы обеспе-
чены. Будет мне тогда «офицерская честь». Менты за своих мстят.
У браконьера (следователя прокуратуры) родственники в Якутском
Правительстве республики оказались.
«Неужели заказ на меня?»
— Нет, мыть золото мы не будем. Оставь, Леший, все как есть.
Уходим. Я этого золота, пока работал в геологии, в руках подержал.
Однажды полный деревянный лоток старатели дали — пятнадцать
килограммов.
— Уговорил, — согласился Леший. — Хочется чаю горячего.
Рядом есть отличное зимовье.
От ручья зимовье не заметишь, если не знаешь про него. Охот-
ничий домик из бревен. Крыша плоская, прикрытая травяным
дерном. Стены избушки с уличной стороны обвалованы дерном.
В морозы не промерзают. Печка из толстого железа еще не старая,
обсадной трубе сносу нет. Нары у стены. Оконце в ширину бревна
закрыто стеклом.
Мы выспались в теплом зимовье и утром вышли на берег Ольча-
на. Реку не узнать!
— К наледи мы тоже не пройдем, — оценил Леший.
Река из долины, где мы спали в зимовье, впадает ниже ледника.
В устье глубоко.
— Придется вплавь, — прикинул капитан.
Вышли к Ольчану по ручью. Машина на другом берегу далеко за
болотистой марью. Воду выпучило и на марь. Куда не посмотришь,
везде вода. Утро выдалось ясное, солнечное. Ольчан бешено несся
океаном воды и угрожающе шумел. Сколько жил на Севере, реку
вплавь не приходилось одолевать.
— В одежде поплывем, — сказал Леший. — Портянки снимем
и в рюкзаки сунем. Тяжко станет, сапоги просто сбросить. Хорошо,
что у тебя ружья нет. Кобуру с наганом на ремне через грудь под
мышку закрепи.
Капитан старше меня лет на пять. Ему уже за сорок. На севере
живет лет двадцать с гаком. Из них восемнадцать служит в мили-
ции. Строптивый, не угодник чинам выше, потому и в капитанах.
Масленников моложе Лешего.
— Вода ледяная, — помыл он руки. — А мы — как в омут! Па-
цанами страшно было прыгать с вышки? Ничего, прыгали. Прыг-
нем и сейчас. Не раздумывай. Готов?
Крыловецкий бесстрашно ринулся в стремительный поток. Ду-
мать некогда. Я за ним. И сразу глубина. Нас несло среди коряг
к острову. И минуты не прошло, мы уже выбрались на остров. Глав-
ное русло одолели. Протока за островом метров пять. Перемахнем.
Осока высокая и примята зверем.
— Леший, кажется, на острове наша знакомая медведица, — за-
кричал я.
А он уже летел во всю прыть. Махнул мне и сиганул в протоку.
Я следом. Выбрались на марь и хохочем. Медведица вышла к бе-
регу острова, откуда мы прыгнули в воду, и заревела, будто трубы
судного дня.
— Она там не одна, — смеется капитан. — Еще и двухлеток
с ней.
Хохотали мы до истерики, пока брели по водной гари к машине.
В райотделе, когда я к нему по случаю зашел, капитан примкнул
дверь изнутри.
— Покажу тебе кое-что, — подмигнул. — Этих людей тебе надо
знать в лицо. Встретишь в тайге — обходи стороной.
Крыловецкий подал мне из сейфа обычный альбом с фотогра-
фиями.
— Секретная картотека «хищников», — пояснил он. — Нельзя
посторонним, но твоя жизнь мне дороже всякой секретности.
Без спешки, внимательно я рассматривал лица людей на фото-
графиях. Молодые и пожилые, русские и нерусские. Были и увели-
ченные фотографии ингушских женщин.
— Мир тесен, братишка, — Леший покачивался с пятки на
носок, сунув руки в карманы, смотрел в зарешеченное окно.
Длинное здание поселковой милиции просело до окон в землю
от старости. В сороковых годах весь поселок Усть-Нера был ла -
герем. Здание это было администрацией лагерей на Индигирке.
И кого только не видели и не слышали эти стены за последние
полвека. Жутко стало от подобных мыслей. Вернул фотоальбом
Крыловецкому.
— Выкидывают меня из органов, — мрачно ошарашил Леший. —
До пенсии не дали дослужить.
Я все понял. Капитана увольняют из-за меня. Он сохранил честь
русского офицера, не подставил меня. Детектив. Ни один писатель
не придумает сюжет и судьбу, которую мне кто-то готовил. И опять

я вспомнил Ольчанский перевал, горящий коровник. Бог и на этот
раз меня спасает.
Неделей позже я прилетел в Якутск, следуя на экзамены в Москву.
Оформил билеты и бесцельно бродил по второму этажу аэропорта.
Свесившись на перила, рассматривал лица людей на первом этаже.
Время тянулось. Рейс на Москву ночью. Обошел второй этаж по
третьему кругу. Группа ингушей с женщинами и детьми размести-
лась на двух лавках у выхода на лестницу. Лицо ингуша показалось
знакомым. Да, видел его в картотеке Лешего. У меня имелся теле-
фон валютного отдела в Якутске. Майор Гмыза был на месте. Спать
в это время надо, а он на работе отмечает звание: подполковника
получил.
— «Лошадь» в аэропорту, — буркнул недовольно в телефон-
ную трубку.
— Откуда про «лошадь» знаешь?
— Показывать не буду, — отрезал. — Сами ищите по картотеке.
— Ты что, гэбэшник?
— Нет, я писатель. Ищите и найдете. В порту «лошадь», — по-
ложил трубку.
За ингушами наблюдал до приезда подполковника. Опера при-
были в штатском.
Гмызу я знаю много лет. Крыловецкий в те годы участковым на
прииске «Юбилейном» служил. Жена Гмызы работала геофизиком.
Он ; в БХСС.
Гмыза к ингушам не пошел светиться. Меня в первую очередь
нашел в аэровокзале.
— Они? — спросил.
У оперов специальные электронные детекторы. Аэропортовские
милиционеры проверяли у ингушей документы, штатские опера
терлись рядом, вычислили, кто летит с поясом золота. Ингушка
в роли «лошади» досмотр в общей очереди не проходит. Достав-
ляют ее к самолету из отдела грузоперевозок купленные работники
аэропорта. Гмыза отделился от меня и пошел к своим операм.
«Выдал меня, паразит. Какое мне дело до этого золота? Жива еще
профессиональная этика геолога. Заразился золотым авантюриз-
мом от Лешего? Может, стечение обстоятельств?» — размышлял я.
Погрузившись в воспоминания, незаметно добрели с девицей
тенистым парком к бассейну. Мысли о необратимости судьбы
успокоили. Пока шли, я молчал. Вахтерша щебетала без умол-
ку. Я понял, что зовут ее Оксана. Студентка Днепропетровского
педагогического института. Ей девятнадцать лет. В Москве при
помощи дяди, партийного работника, сумела сделать операцию
на зрачках. Яркий свет ей вреден, только когда спит снимает
очки.
Однако история знакомства с Оксаной прогулкой в парк не кон-
чилась. Она поднялась со мной на лифте на седьмой этаж. Говорить
нам не о чем. Я устал от перенапряжения. Хотелось спать, но не мог
найти слова, чтобы отправить ее на вахту. Отдыхал после долгой
прогулки в кресле и вяло наблюдал.
Оксана сняла с широкой кровати покрывало, откинула край одея-
ла, уверенно стала раздеваться. Я вспомнил «честь русского офи-
цера» Лешего. Как бы он поступил на моем месте? Жена не верила,
что я, бывая в Москве, оставался верен. А я был ей верен, приклю-
чений не искал.
«Оксана хороша, но эти солнцезащитные очки…»
— Сними, — попросил.
Она повиновалась.
— Одевайся, — принял решение не трогать ее.
Студентка надела очки.
— Оксана, будь добра, оденься. И не задавай лишних вопросов.
Студентка послушно взмахнула подолом платья над головой.
Облачившись, поправила лямочки на плечах. Проводил ее до две-
ри. Больше эту девицу на вахте не встречал.
До экзамена доценту Малькову оставалось двое суток. После
ухода студентки на вахту спать я не лег. Уже имел привычку вести
дневник. Память моя пылкая ничего долго не хранит. Записывая
события нескольких минувших суток, включая Якутск, я поймал
себя на мысли: «Не жизнь у меня, а сплошная литература». Взять
хотя бы историю с Крыловецким. Ведь только я и он знаем, какой
сюжет нам готовила жизнь. Неслучайно Леший дал ознакомить-
ся с секретной картотекой «хищников». События выстраиваются
с детективной последовательностью. Будто меня кто-то ведет. Оза-
рения неожиданны и мгновенны. И вздрогнул от пришедшей внезап-
но мысли поехать к доценту Малькову домой и поговорить с ним.
Выбора нет. Приняв решение, я мгновенно заснул.
Галина Александровна Низова, декан заочного отделения, дара
речи лишилась от просьбы сообщить домашний адрес Малькова.
— Нельзя, но тебе в виде исключения, — поразмыслив, напи-
сала адрес.
Бог меня водил по незнакомой Москве. Последовательно и без
нервотрепки добрался в нужный район на городском автобусе.
Быст ро нашел девятиэтажный дом. Дверь подъезда с домофоном.
Недолго ждал, когда кто-то войдет или выйдет. Поднялся на лифте
на нужный этаж. Позвонил в дверь. Мальков открыл, будто ждал.
— Вам кого, молодой человек? Студентов дома не принимаю.
— Я не студент.
— А кто вы?
— Охотовед из Якутии.
— Хорошо, пройдемте в мой кабинет, — пригласил он.
У порога я скинул белые туфли. Брики отутюжены, рубашка ды-
шит белизной. Чем не гость?
В кабинете письменный стол торцом к окну. Дневной уличный
свет под руку, писать и читать удобно. И стол, и шкаф с книгами —
раритеты дореволюционной работы. Болтаясь по московским теат-
рам и музеям, по магазинам с антиквариатом, я кое-что усвоил.
Меня обеспокоил чей-то взгляд в спину. Я ступил два шага к пред-
ложенному креслу, резко обернулся. На стене висел большой порт-
рет Сталина в парадном белом кителе. Я улыбнулся и опустился
в кресло рядом со столом. Мальков заметил мою доброжелатель-
ную улыбку. Сидел он за столом, опершись на локти, пальцы сцеп-
лены под подбородком.
— Я вас слушаю, охотовед из Якутска.
Как ясно и просто объяснить незнакомому человеку, зачем навя-
зался к нему в гости?
— В самом Якутске живешь?
— На северо-востоке Якутии. На Индигирке.
— Любопытно.
— В этом году я третий раз поступаю в Литературный инсти-
тут. Два года подряд срезался у вас на экзаменах. Мне нужны зна -
ния. На Индигирке их почерпнуть негде.
— На моем предмете? Два года подряд? Кому отвечал по билету?
— Вам.
— Не помню тебя! — похоже, Мальков был поражен своим
беспамятством.
— А как у вас с творчеством? Вы поэт?
; Нет, прозаик.
; Кто нынче набирает семинар прозы?
— Лобанов Михаил Петрович.
— Лобанов — великий человек. Как я вам могу помочь? Расска-
жите о себе.
У порога, прощаясь рукопожатием, Мальков посоветовал:
— Все, что я могу для вас сделать, — не принимать экзамен.
Идите с билетом отвечать к моим аспирантам.
Аспирант поставил мне тройку за безответное молчание на него
дополнительные вопросы. Вопросы в билете мне были неизвестны.
Две тройки — непроходной балл. Конкурс бешеный. Хоть со-
бирай монатки да беги без оглядки. Количество абитуриентов зна-
чительно поредело к последнему экзамену по литературе и русско-
му языку.
Ночь накануне провел бессонную и явился на экзамены с горя-
щим воспаленным взором. «Разгром» Фадеева читал последний
раз в школе. Другие темы тоже не прибавили мне содержательных
мыслей. И опять озарение, опять благодать теплой волной, будто
летним ветерком, огладила горящее лицо. Я успокоился, начал пи-
сать о днепропетровской студентке Оксане, о Лешем, чести русско-
го офицера, о «хищниках». Рассказ получился. А вот перечитать
написанное не успел. Время закончилось. Сдал работу и сразу же
отправился в общежитие спать, с ног валился.
Утром поехал забирать документы. Списки зачисленных вы-
весили на доске объявлений рядом с канцелярией. Решил посмот-
реть, кто из знакомых поступил, прежде чем идти в деканат за до -
кументами. Нашел свою фамилию. Постоял, покурил. Бежит Юра
Сергеев. Обнимает.
— Иди к декану, — хитро так посмотрел. — Тебя там ждут, на-
делал шуму своим сочинением. Хороший рассказ! Даже я прочитал.
И куда же девалось мое мужество. Шел в деканат заочного от-
деления, здание которого в смычке с Пушкинским театром, и было
мне стыдно.
Галина Александровна встретила с улыбкой. Женщина она ари-
стократичная и сдержанная.
— Мы тут всем деканатом читали твой рассказ. Исправляли
ошибки в тексте похожими чернилами. Михаил Петрович ходил
к ректору Егорову. Тебя зачислили по льготному ректорскому спис-
ку. Мы тебя все поздравляем. А уж как Михаил Петрович радовал-
ся! Смотри, не подведи его.