У меня было 80 мужчин, 1

                Не эпиграф

                "У меня было 80 мужчин": русская дама рассказала неудобную                правду на глазах у всех https://dzen.ru/a/aLpzKfn-Bnd4Jl03?sid=114925068213438649

(К рьяным поборникам нравственности просьба - не предавать меня сразу анафеме, а заглянуть в конец рассказа, который непременно последует)
    
   Читаю в Дзене с утра всякую фигню, которая сразу же выветривается… А тут что-то зацепило, думаю, как же так, я в ежедневном режиме подвожу итоги жизни, а про самое главное ни разу даже не подумала. Вот сидит 40-летняя бабёнка в квартире в Хамовниках и радуется жизни, и смакует подробности своих интимных встреч. А я, у себя в деревне дни влача, плачу о прошедших днях без толку. А чем я хуже, неужели мне нечем похвастаться? Надо попробовать…

       Сколько же у меня было мужчин, кто они, открывшие мне мир чувственных наслаждений, поведшие к самым вершинам сладострастия, с кем познала блаженство, кто смог довести до экстаза, а кто вызвал лишь восторг и упоение? Кто оставил заметный след в жизни, а кого позабыла, едва перевернув последнюю станицу романа? Возможно ли вспомнить всех, от первых строк до последних нот марша Шопена? Стоит попробовать…

     Итак, первый (1). Ранним тёмным зимним вечером, когда спать ещё рано, а делать уже ничего не хочется, случилась встреча с тем, кто заставил душу проснуться, всколыхнул самые глубокие, дремлющие пласты чувств юной девы. Его внимание и восхищение было тем волшебством, которое заставило меня расправить крылья и поверить в свою уникальность. Он буквально по слогам учил меня, что любовь – не достижение, а само путешествие — долгое, томное и полное предвкушения, и сожаление, когда оно заканчивается. Первая встреча наложила неизгладимый отпечаток, но и потом по жизни наши пути иногда пересекались, и это всегда была вечная погоня за идеалом, болезненно-острая поэзия, где физическое сливается с метафизическим.

     Но от метафизики быстро устаёшь, а я была слишком молода, чтобы предаваться меланхолии и грустить о несбыточном. И судьба сделала мне подарок: я встретила того, кто не томился в ожидании, а вовлек меня в игру (2). Его ласки были не нежными и трепетными, а озорными, полными смеха и любопытства: Он отыскал тот самый ключик, что отпирает потайную дверцу к восторгу и удовольствию. Он был такой барин, при этом прост и полнокровен, и в наших отношениях не было места комплексам и меланхолии — только аппетит к жизни во всех ее проявлениях! Он вырывал из зоны комфорта, но делал это так заразительно-весело, что я только смеялась.

      Много лет спустя мы встретились вновь, и тогда он предстал в ином, гораздо более мощном, сложном и даже пугающем свете (3). Тогда наша связь уже была не игрой, а завоеванием, он не вовлекал, а овладевал. Это была страсть боярина, купца, царя — щедрая, обильная, земная. С ним ночь превращалась в хождение по страданиям, надеждам, восторгам, падениям, а утро могло быть хмурым. Он заставил меня повзрослеть не через веселье, а через глубинное самопознание, иногда болезненное. Это был любовник-титан, демиург и полководец, роман с ним — это не праздник и не ритуал, а историческое событие личного масштаба!
 
      Но вернёмся к началу. Было долгое тягучее лето, которое, казалось, никогда не кончится, и вдруг новый неожиданный поворот увлёк меня в мир любопытства, здравого смысла, юмора и изобретательности (4). В этом мире не было ни трагедии, ни напыщенной серьезности, а была неожиданная смекалка в обустройстве пространства, создании атмосферы или в самой технике, сопровождаемая не пошлыми штампами, а чистой логикой и желанием доставить удовольствие. Любая неловкость, любая оплошность (неумелое движение, застегнутая пуговица) были не поводом для драмы, а поводом для смеха. Мой новый друг по своей сути был просветителем. Для него не было маленьких людей – ни ростом, ни возрастом, он любого и каждого умел отправить в путешествие и на воздушном шаре, и в Солнечный город, и на Луну. Для чуть опытной, но еще не искушенной особы он стал идеальным проводником в мир чувственных наслаждений. Он не просто «воспользовался» моим опытом, а деликатно его обогатил, оставив после себя теплую, светлую улыбку и желание продолжить эксперименты.

     И судьба всё управила сама, она приготовила мне встречу со взрослым серьёзным человеком, титаном, бунтарем и трагическим исполином (5). Он любил яростно, потому что знал: всё кончится. В его объятиях была горечь быстротечности, что делало бы их еще более жгучими. Близость с ним оставила ощущение, что я сыграла в эпическую драме о борьбе жизни со смертью. И победила, «и любовь любуется собой».

      Он был революционер и романтик, проповедник, агитатор и «переплавильщик» душ (6), который смотрит на мир глазами босяка, свободного от пут условностей, и восхищается силой, красотой и страстью. Оставил мне незабываемые, концентрированные впечатления, как вспышку магния в старом фотоаппарате — ослепительную, горячую и краткую, но освещающую жизнь навсегда. Его главный подарок — это утреннее чувство после бури: легкая усталость, воспоминания о неистовой страсти и новое, родившееся за одну ночь знание о том, что жизнь — это грандиозное и потрясающее приключение, в котором стыдно быть зрителем.

     Было очень горячо, я почти выгорела до пепла, и опять случилось чудо, меня вернули к жизни прохладные, медленные и трепетные отношения с романтиком совсем другого толка - тонким, пленительным и безнадежно печальным (7). Это было невероятно лестно и опьяняюще, он осыпал меня не жемчугами, а словами, более ценными для юной души. Я чувствовала себя центром вселенной, самой прекрасной загадкой. Однако эта любовь питалась дистанцией, как только идеал становился достижим, его отношение менялось, поскольку это была страсть к погоне, а не к обладанию. Он не смог удержать счастье, потому что его натура к этому не способна. Он был «виртуозом несвершившегося», его слова любви были самыми искренними, какие только можно услышать. Но за всем этим стояла смертельная боязнь настоящего, реального чувства со всей его грубостью, ответственностью и будничностью, как настоящий нигилист, он отрицал тайны человеческого сердца. Это был не роман, а драматический эксперимент над природой страсти, где испытуемыми стали мы оба.

      Трудно спорить с жизненною логикой, потому после возвышенной драмы хочется чего-то земного, простого, надёжного. И человек, чьи действия говорят громче любых слов, по призыву судьбы был послан мне навстречу. (8) Как истинный Следопыт он провёл меня по берегу лесного озера к подножию водопада, укрыл от непогоды в скромной бревенчатой хижине, учил читать следы, слушать голоса леса, понимать язык ветра. Близость с ним была не просто физическим актом, а приобщением к великой тайне дикой природы. Это делало отношения с ним удивительно простыми и ясными, в них не было бы места мучительным сомнениям, ревности на пустом месте, сложным психологическим играм. Его любовь была прямой и искренней, как удар томагавка. Если он любит — он защищает. Если он дал слово — он его сдержит. Последний из могикан, честный, горячий, не соблазнитель, не тиран и не поэт, а лучший из лучших проводник в мир героической простоты.

   Мой герой на сей раз не оставил после себя душевных ран или незаживающих шрамов, а оставил чувство уверенности, благодарности и легкой грусти при расставании. Я не стала другой, душа не была перепахана бурей страстей, я просто повзрослела, научилась ценить простые вещи: тепло очага, надежность сильного плеча рядом, красоту звездного неба над головой.

     Простые вещи – это прекрасно, но не настолько же! Я и не думала двигаться по этому пути так далеко, но очередное одинокое бесконечное лето столкнуло меня со странным, нелепым и непредсказуемым человеком (9), который находил какую-то странную, искривлённую поэзию в самом убогом существовании. Он заставил меня увидеть красоту не в шёлке и бриллиантах, а в потрескавшейся от солнца коже, в запахе свежевспаханной земли и дешёвого виски. Связь с ним не оставила приятных воспоминаний в романтическом смысле, он не подарил нежности или уверенности. Это был опыт, больше похожий на страшный, но яркий сон, и оставил после себя ощущение лёгкого шока, недоумения и неведомой ранее благодарности за то, что показал другую, «изнаночную» сторону жизни, которую обычно скрывают.

    И конечно же, срочно захотелось сбежать с этой изнанки мрачного и приземленного натурализма на лицевую сторону, в прекрасный, солнечный и благородный мир, и я с размаху бросилась в объятья того, кто был лишён всякой грубости или низменности. Ах, этот капитан (10) - благородный рыцарь прерий, любящий любовь как высшее приключение, не соблазнитель, а преданный защитник, который не искал грешной страсти, а возвёл меня на пьедестал и посвящал мне свои победы. Рядом с ним не страшны были ни необъезженные мустанги, ни набеги команчей, ни стая степных волков. Наша любовь у костра под несметными южными звёздами была невинной, здоровой, сильной и чистой, как горный поток, в ней не было места болезненным страстям или мучительным сомнениям. Благодарность за эту связь я пронесла через всю жизнь, чувствуя, он всегда будет рядом, твёрдый в седле и верный в сердце.

     И как-то меня переклинило на благородных рыцарях, возник из забытья ещё один романтик, увлёкший меня в мир высоких идеалов и исторических грёз (11).

   Дело в том, что познакомил меня с этим рыцарем без страха и упрёка мой отец, однако я не сразу бросилась в объятья этого героя. Сперва он показался мне скучным, занудливым и многословным. Но со временем я почувствовала, что его подход к любви и отношениям эпичен, а сам возлюбленный галантен и пронизан духом истории, и тогда он стал воплощением куртуазной мечты, перенесенной из рыцарских замков в реальность. Его ухаживания были лишены грубой чувственности — вместо этого он окружил меня ореолом платонического обожания, он видел во мне не просто спутницу, а соучастницу творческого процесса. Его чувства были предсказуемо чисты и возвышенны, в них не было бы места ревности, низменным страстям или обману — только безупречное служение и готовность прийти на помощь в любой момент. Такое благородство и привлекает, и отталкивает одновременно, путешествие в мир высоких идеалов и исторических грёз без кульминации утомляет быстрее, чем верховая прогулка по вересковым пустошам. Но я вспоминаю о нём с ощущением причастности к чему-то вечному, ведь он научил меня видеть поэзию в старинных вещах, благородство — в поступках, а любовь — в служении и преданности.

     Ничего удивительно нет в том, что меня из рыцарского романа резко бросило к антагонисту сентиментального мечтателя – азартному игроку, готовому поставить на кон всё ради обладания идеалом (12).
       О! Это была колоссальная, многослойная, бурлящая и противоречивая фигура, смесь цинизма и романтики, грязи и величия. Это был не роман, а полномасштабная человеческая комедия со мной в главной роли, любовь-одержимость и демоническая страсть. Он видел во мне не женщину, а совершенный объект желания, он осыпал меня невероятной, показной роскошью (часто в долг), чтобы я сияла тем самым «блеском», который скрывает внутреннюю «нищету» его собственной одержимости. Вместе с тем он был беспощадным аналитиком, знающим цену всему: и любви, и таланту, и предательству, его подход лишён всяких иллюзий, он разобрал мою душу на винтики и шестерёнки, как часовой мастер. Я прошла с ним школу цинизма и познания, увидев и почувствовав подноготную человеческих страстей, всю низость и всё величие, он стал для меня темным Мефистофелем, открывающим глаза на утраченные иллюзии. С ним я потеряла невинность не в физическом, а в экзистенциальном смысле.

     Да, он был титаном, который любил женщин так же яростно и ненасытно, как и всё остальное в этом мире, и казалось, что никто не сможет занять его место в моём сердце, никто не даст уму большей пищи для размышлений и познания мира