Среди волков-продолжение

«Здесь не играют в прятки со смертью. Здесь — другое. Ты понемногу начинаешь забывать слова. «Дом». «Жена». «Солнце». Они выжигаются изнутри ровным гулом мозгового скарнера. Скоро от тебя останется только мышечная память, давящая на курок, и животный ужас, который Зона использует, как поводок. Ты становишься биомеханизмом, обслуживающим свои же аномалии. И самое чудовищное — тебе это начинает нравиться.»

Его доставили на засекреченный полевой аэродром, обозначенный в отчётах, как «Пункт В-7». Небольшая бетонная взлётка, пара ангаров и подземный КП. Воздух здесь пах не соляркой, а пылью и озоном. Другой мир...
В кабинете генерала Калаша пахло дорогим табаком и влажной ветошью, которой только что протёрли пыль с карты. Генерал сидел за столом, изучая только что распечатанные фотоснимки, сделанные передатчиком Зорького.
— Садись, старлей, — Калаш не поднял глаз. — Докладывай. Кратко.
Зорький тяжело опустился на стул. Он чувствовал себя выжатым. Задание выполнено,товарищ генерал. Внедрился в банду некоего «Черного». Установил численность — порядка пятидесяти бойцов. Хорошо вооружены, дисциплинированы. Не мародёры. Цель — установление контроля над территорией и аномалиями. —Шёпот? — Калаш наконец посмотрел на него. — Техника глохнет, дроны падают. Что это?
Зорький кивнул, доставая из нагрудного кармана смятый, пахнущий потом блокнот. Артефакт.«Камень-светильник» особой мощности. Черный использует его, как генератор помех и источник энергии. Он создаёт гравитационное поле, которое глушит любые радиочастоты. Этот «шёпот» — побочный эффект, воздействие на психику. У некоторых начинает болеть голова, появляются галлюцинации.
Он отодвинул блокнот к генералу. Координаты базы,схема расположения постов, распорядок дня. Всё здесь. Также удалось получить информацию о планируемой ими операции. Цель — объект «ВС-56», предположительно старое подземное хранилище на территории завода «Юпитер». Банда готовит штурм, с привлечением наёмников.
Калаш медленно перелистывал исписанные мелким подчерком страницы, схемы его лицо было спокойным. —«Пожиратели» там? —Нет. Это отдельная структура. Но Черный не скрывает экспансионистских планов. Он считает Зону своей собственностью.
Генерал откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. —Хорошая работа, Зорький. Очень. Данные бесценны. — Он помолчал. — Есть нюанс. Твоя «легенда»... Она оказалась слишком убедительной.
Он достал из ящика стола фотографию. Чёрно-белый, зернистый снимок, сделанный скрытой камерой. На нём Зорький стоял над телами расстрелянных «Скитальцев», его лицо было пустым, а в руках был «Абакан».
— Объясни это, — голос Калаша стал тише и опаснее.
Холодная волна прокатилась по спине Зорького. Он знал, что этот момент настанет. Это была проверка на лояльность,товарищ генерал. Отказ означал смерть. Провал миссии. Выбор сделан. —Выбор? — Калаш поднял бровь. — Ты лично расстрелял безоружных, Зорький. Мирных. По приказу бандита. Как мне это трактовать в отчёте? «Оперативник успешно прошёл проверку, уничтожив гражданских»?
Зорький посмотрел на Калаша.- Мы с тобой два генерала, только один из нас бывший. Ты мне мораль не читай. В Зоне отчуждения нет гражданских, а есть нарушители периметра, иначе неучтенные лица и по Дерективе 26/31 мы должны их задерживать, допрашивать. При побеге и сопротивлении стрелять на поражение. Последний приказ Командования за литером 153/1, если ты забыл- Стрелять на поражение, без предупреждения!
Мы все здесь в крови мутантов и людей. Святых нет. Ты зачем меня послал в банду? Балет им "Лебединое озеро" танцевать? Или их за лохов держишь?? Я выполнил задание с чистой совестью.
Эти «выживающие» торговали с «Пожирателями». Бармен, которого они взяли в плен, дал показания. У него нашли записи. «Скитальцы» поставляли им продовольствие в обмен на защиту. Они знали, кому продают. Они кормили тех, кто проводит эксперименты над людьми.
Он сказал это твёрдо, вкладывая в слова всю оставшуюся волю.
Калаш изучал его молча, секунду, другую. —Доказательства? —Бармен. Он сейчас у Черного. Его показания можно проверить. Но суть не в этом. Вы спросили, как он это трактует. Он трактует это, как цену. Цену информации, которую он принёс. Цену шанса нанести удар по Черному и «Пожирателям». Если его репутация мерзавца и убийцы поможет им выиграть эту войну, он на себя её примет.
В кабинете повисла тягостная пауза. Калаш медленно убрал фотографию в ящик. —«Отпуск» твой придётся отложить. Полный «пакет» ты получишь, но на базу «Рассвет» не вернёшься. Слишком много глаз, слишком много вопросов. Ты теперь призрак, Зорький. Официально ты погиб при выполнении задания. Понял?
Это был ожидаемый исход. —Отдохнёшь два дня. Получишь новое снаряжение, а потом — новая задача. Мы будем бить по Черному, используя твои данные. И ты будешь на острие. Тебя там знают.
Зорький поднялся и, не глядя на генерала, вышел из кабинета. Его отвели в маленькую бетонную каморку с койкой и умывальником. Он скинул рваную одежду, под которой всё ещё виднелись следы грязи и крови элеватора, и включил воду. Холодные струи обожгли кожу, но не смогли смыть ощущения липкой гари.
Он смотрел на своё отражение в потускневшем зеркале. Глаза были глазами незнакомца — холодными, пустыми, видевшими слишком много. Он поднял руку, разглядывая пальцы. Этими руками он держал пистолет, данный Черным. Этими пальцами он нажал на спуск «Абакана».
Где заканчивается оправдание и начинается сущность? Кем он стал, за эти недели в стане врага? Солдатом, переступившим черту? Или просто ещё одним хищником в этой проклятой Зоне?
Он потушил свет и лёг на койку, уставившись в потолок. Снаружи доносился ровный гул генератора. Было тихо. Слишком тихо. Он привык засыпать под скрип «профнастила» над «Ямой», под храп и стоны пленных, под далёкие выстрелы. Эта тишина была неестественной. Она звенела в ушах, и в этом звоне ему слышались голоса: сиплый смех лысого парня, детский плач Вити, последний хрип расстрелянных «Скитальцев».
Он натянул подушку на голову, пытаясь заглушить их. Бесполезно. Они были частью его
теперь, как и холодные глаза Черного, с интересом наблюдавшие за его метаниями.
«Думай, что ты – говно. Хрупкое, вонючее, и тогда, может быть, выживешь».
Возможно, Черный был прав. Не в жестокости, а в этом простом, отвратительном правиле. Только смирившись с тем, что ты — ничто, можно сохранить хоть крупицу себя в этом безумии.
Он закрыл глаза. Впереди были два дня покоя, а потом — снова в ад, но на этот раз он знал его правила. И это знание было страшнее любого мутанта, или аномалии. Он понимал, что обратного пути нет. Дорога домой, к сестре, лежала только через глубины Зоны, через кровь и предательство. И он был готов пройти по ней до конца...

Глава 1.

Двое суток... Сорок восемь часов, прожитых в состоянии почти естественного покоя. Офицерская казарма на базе «Бурана», на НИИ «Агропром» была островком призрачного уюта в сердце безумия Зоны. За толстыми стенами, укрепленными мешками с песком, почти не было слышно ни щелчков детектора «Велес», ни отдаленных выстрелов, ни того зловещего, едва уловимого гула, что исходил от самой Зоны. Здесь пахло вареной тушенкой, дешевым табаком, папиросами «Беломор», «Казбек» и оружейным маслом. Скрип панцерных коек, приглушенные разговоры за карточным столом, монотонный стук дождя по металлической крыше – вот саундтрек этой вынужденной передышки. Для сталкера, а тем более для военного, такие двое суток без вылазок, без необходимости вслушиваться в каждый шорох, были роскошью, сравнимой с отпуском в раю.
За окном же, за колючей проволокой периметра, простирался иной мир. Мертвые леса, где деревья-скелеты тянули к свинцовому небу обугленные ветви. Ржавые поля, усеянные аномалиями, переливающимися в сумерках радужным, смертоносным маревом. Тишина, в которой таилась тысяча угроз. Зона дышала, жила своей странной, непостижимой жизнью, и этот короткий отдых лишь оттенял ее вечную, давящую опасность.
Документ пах пылью и окисленной краской старого принтера. Зорький перечитал его в пятый раз, запоминая каждую деталь, каждый подтекст. Задача, которая лежала перед ним, была сложнее, чем простая зачистка. Она была многослойной, как луковица, и каждый слой мог заставить заплатить кровью.
«Буран», «Наемники», «Черняга»... «Буран» был одной из основ, на которых держалась хоть какая-то видимость порядка. Их ударный батальон – элита, а тут еще и наемники с их лидером, Чернягой. Человек-загадка, холодный и расчетливый профессионал, чья преданность измерялась суммой на счету, или ценностью артефакта. Но сегодня его цели совпадали с их.
Объект – Свалка. Гигантская помойка на окраине Зоны, где ржавела техника времен первых катастроф и копошились отбросы похуже радиоактивного мусора – банда Черного. Они дерзко разрослись, их набеги на конвои стали вызывающими. Командование решило, что пора подмести.
Была и вторая, тайная часть миссии, известная лишь Зорькому и его непосредственным начальникам. Черный был не просто бандитом. Служба разведки выкопала его прошлое: когда-то он ходил в «Аномалах», одной из первых группировок сталкеров. И у него были связи – тесные и, возможно, до сих пор действующие – с самими покойным Сидоровичем, а ныне пронырой, который оставил себе образ покойного жлоба и Бармена. Эти два паука, сидевшие в своих норах на «Кордоне» и «Затоне», знали о Зоне всё, или почти всё. Факт их знакомства с Черным заставлял задуматься. Что связывало этих ушлых торговцев с отпетым бандитом?
И главное – схрон. Схрон с артефактами, но важнее – с документами, где-то в Припяти. В документе стояла тревожная пометка: «Монолит», уже там. Фанатики в комбезах хаки методично прочесывали мертвый город, и если они найдут схрон первыми, то либо уничтожат его содержимое, как ересь, либо используют во славу своего безумного «Великого Камня».
Задача была четкой, но невероятно сложной: участвовать в штурме, лично убедиться в смерти Черного и его правой руки, Бура, найти зацепку о местоположении схрона, а затем, скрытно, обогнать «Монолит» в Припяти. Ему выделяли вертолет и, на крайний случай, поддержку двух бойцов «СПЕКТРа» – лучших разведчиков Зоны, призраков, о которых ходили легенды, но обращаться к ним можно было только, для вывоза добычи. До этого – предстояла одиночная миссия.
Зорький зевнув, потянулся за бронежилетом. Предстоял долгий и трудный день.
Эту идиллию прервал сухой, безэмоциональный голос дежурного по репродуктору: «Офицера с позывным "Зорький", немедленно прибыть в кабинет генерала Калаша».
Вызов к Калашу, «Молоту Зоны», как его звали за глаза, никогда не сулил ничего хорошего. Легких заданий у него не было. Только сложные и смертельно опасные.
Зорький отдал честь на входе в его кабинет – помещение, больше похожее на бункер, с серыми стенами, которые были завешены картами, стол заваленными папками, отчетами и сводками.
– Прибыл по вашему приказу, г-н генерал!
Калаш, сухощавый и подтянутый мужчина с резкими чертами лица, не глядя, махнул рукой, разрешая войти. Его взгляд скользнул по Зорькому и замер на других присутствующих. Тут старлей их увидел.
У стены, в тени, неподвижно, как изваяние, стоял Квартет. Его лицо было бледным, взгляд по-прежнему был твердым и холодным. Он молчал. Его молчание было красноречивее любых слов – в нем читалась усталость и та ярость, что копится после каждого боя в этой проклятой земле.
Рядом, развалившись в кресле с видом полного хозяина положения, сидел Черняга. Лидер наемников щелкал зажигалкой, его глаза, холодные и оценивающие, медленно обходили комнату, будто подсчитывая стоимость каждого присутствующего, включая генерала.
У самого стола, собравшись тесной группой, стояли четверо офицеров разведки отдела «Бурана», известных своей безжалостной эффективностью. Их лица были скрыты в тени капюшонов, тактических костюмов. Рядом стоял офицер «Спектра».
– Так, – Калаш отложил в сторону папку и обвел всех взглядом. – Итак, господа офицеры, вас знакомить не надо. Все друг друга сто раз в зеркале заднего вида видели. Переходим сразу к делу.
Он ударил костяшками пальцев по развернутой на столе карте Свалки.
– Разведданные, добытые и подтвержденные офицером Зорьким, – генерал кивком указал на старлея, – решением Командования с «Большой Земли» признаны убедительными.
Задача авиации – нанести сокрушительный удар по базе Черного.
Обезглавить и захватить все ценное, что представляет оперативный интерес, для нашей группировки это относится к «Бурану», который обеспечивает основной костяк штурмовой группы.
Черняга, ваши наемники работают на флангах, глушите попытки к бегству и подавляете их снайперов.
Зорький, отвечает за проникновение в командный пункт и изъятие всей документации. – Его взгляд уперся в Зорького. – Лично убедиться, что Черный и его прихвостни отправлены к праотцам. Вопросы?
– Контроль и опознание... Не согласен.
Прозвучал четкий, глухой голос Зорького.
Все взгляды, включая тяжелый, испепеляющий взгляд Калаша, резко повернулись к офицеру. Тот стоял, все так же неподвижно.
– За чужими спинами я не прятался, – продолжил Зорький, отчеканивая каждое слово, – и прятаться не намерен, г-н генерал. Я – боец и офицер, а не гражданское лицо на экскурсии.
Калаш кашлянув медленно, с театральным спокойствием, откинулся на спинку кресла. На его лице не было гнева, лишь ядовитое, опасное любопытство.
– О, – растянул он. – Голос сорвался. А я-то думал, ты после последней встречи с Черным на Свалке навсегда онемел. – Генерал едко улыбнулся, его взгляд скользнул по фигуре Зорького. – Вижу, тебе там амбиции вставили. Новые, титановые.
В кабинете стало тихо настолько, что было слышно, как за окном шуршит радиоактивный песок о бронестекло.
– Ты думаешь, я тебя в тыл спрятать хочу? – голос Калаша внезапно стал низким и жестким. – Нет, старлей. Я хочу, чтобы ты выжил. Чтобы твой мозг, который кое-что соображает больше, не размазали по ржавым бочкам на Свалке какие-нибудь подонки. Ты свою доблесть уже доказал. Теперь пора головой работать, а не геройскую смерть найти.
Зорький не дрогнул, но его скулы напряглись.
– Моя задача – уничтожить врага, а не составлять опись трупов, – его голос был стальным. – Я знаю их тактику. Я чувствую эту сволочь. Моя работа там, впереди.
– Твоя работа – выполнять приказ! – Калаш резко ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть карандаши в стакане. – И мой приказ – ты идешь с группой контроля! Понял? Или тебе оформить дембель и отправить геройствовать в одиночку, как «свободному сталкеру»?
Наступила пауза противостояния. Зорький смотрел на генерала, а тот – на него. Это был взгляд двух волков, не желавших уступать.
– Понял, – наконец, сквозь зубы, выдохнул Зорький, но в его глазах читалось: «Понял, но не принял».
– Вот и славно, – Калаш снова откинулся на спинку кресла, его гнев, так же быстро исчез, как и появился. – А теперь, герои, все на выход. У меня не клуб дебатов, а штаб. Вертолеты ждут. И помните – если Черный уйдет, все вы поедете доделывать работу в радиоактивные болота. Без противогазов. Всем ясно?

Глава 2.

Небо заволокло серой хмарью и заморосил мелкий, противный дождь. Винтокрылые машины, рассекая лопастями сырой воздух и мигая бортовыми огнями, устремились в серое небо.
Рев двигателей Ми-8 заполнял грузовой отсек, делая любые разговоры почти невозможными.
Бурановцы и наемники, пригнувшись, сидели на жестких сиденьях, погруженные в собственные мысли перед боем. Зорький сидел в углу, прислонив голову к вибрирующей броне. Его левая рука бессознательно сжималась в кулак, а взгляд был устремлен в пустоту, но видел, вероятно, совсем другое — темный ангар, занесенный для удара тесак и хруст костей. Рядом с ним грузно опустилась фигура в маскировочном бронежилете и качественной экипировке. Он не смотрел на Зорького, уставившись в противоположную стену. Сначала он просто молча достал из нагрудного кармана две блор 6 -таблетки, сунул одну в рот, а вторую, не глядя, протянул старлею.
Зорький медленно перевел на него взгляд, но не взял.
– Для суставов. После напряжений кости ноют, – прокричал Черняга, почти не повышая голоса, но его хриплый бас был слышен, даже сквозь грохот. – Проверено.
Зорький после паузы молча взял таблетку и положил в рот. Горьковатый вкус разлился по языку.
– Калаш – упрямый жеребец, – через минуту, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Черняги. Он выдержал паузу, давая словам дойти. – Он видит людей, как гвозди: забил в одно место – и сиди там. Не понимает, что согнутый гвоздь, если его выдернуть, уже обратно не забьешь.
Зорький ничего не ответил, лишь чуть повернул голову, слушая.
– Он думает, что ты сломался, – Черняга наконец повернулся к нему, его холодные глаза внимательно изучали лицо старлея. – А, ты просто погнулся. Это куда опаснее. Сломанный можно списать. Гнутый… он, или выпрямится с такой силой, что всех вокруг зацепит, или сломает что-то еще, пытаясь встать не на свое место.
Оба снова замолчали, слушая вой турбин.
– Мне не нужна нянька, Черняга, – сквозь зубы, наконец, проговорил Зорький.
– Я и не нянька, – парировал наемник. – Я, – бизнесмен. Хороший боец, который знает цену ошибке и все еще горит местью, – это ценный актив. Глупо дать ему сгореть впустую, из-за генеральской тупости. Ты хочешь доказать Калашу, что ты еще боец? – Черняга усмехнулся, и в его глазах мелькнула искорка циничного веселья. – Так докажи. Сделай свою работу. Потом, когда все кончится, шаг за тобой.
Он тяжело поднялся, похлопал Зорького по плечу. – Держи себя в руках, старлей. На Свалке еще, кому-то придется прикрывать твою спину. Постарайся, чтобы это был не я. Мне за это не платят.
Черняга отошел к своим людям, оставив Зорького наедине с его мыслями, но теперь в его глазах, помимо боли и гнева, появилось, что-то еще – холодное, сосредоточенное решение. Он не был просто инструментом в руках генерала. Он был «гнутым гвоздем» и он был готов доказать это.
Вертолеты с ревом пронеслись над пустошью, закладывая вираж над ржавыми каркасами заброшенных заводов. В салоне пахло бензином и потом. Бойцы «Бурана», облаченные в защищенную экипировку с нашивками в виде белого вихря, молча проверяли оружие. Рядом, отдельной кучкой, сидели наемники.
– Пять минут! – прокричал пилот, и по салону пронеслась волна напряжения.
Свалка, открылась с воздуха во всей своей уродливой красе. Бескрайнее море ржавого металла, разбитых вагонов, полузасыпанных корпусов машин и баррикад из шин. Кое-где поднимались столбы черного дыма. Было известно, что у Черного были зенитные пулеметы, но авиация – эскадрилья «Квартета» – уже сделала свою работу. Два вертолета огневой поддержки кружили над периметром, выжигая очаги сопротивления НУРСами.
Бортовой транспортник резко пошел на снижение, садясь на относительно чистую площадку у старого элеватора. Броня двери отъехала, и в салон ворвался смрад горящей пластмассы, разлагающейся органики и пороха.
– Высаживаемся! – скомандовал сержант бурановцев, и бойцы гуськом выпрыгнули в ад.
Зазвучали первые выстрелы. Снайперская пуля, рикошетом ударила в броню вертолета над головой. Ответная очередь, из крупнокалиберного пулемета одного из вертолетов заставила замолчать стрелка, разнеся в щепки укрытие на крыше вагона.
Штурмовики двинулись вперед, от укрытия к укрытию. Бурановцы шли четким строем, прикрывая друг друга. Наемники действовали мелкими, мобильными группами, обходя и блокируя позиции бандитов. Черняга был вездесущ. Его автомат короткими, точными очередями укладывал врагов, его голос, хриплый и негромкий, отдавал команды, которые безоговорочно выполнялись.
Зорький держался ближе к центру наступления, но не за спинами других. Ему нужно было видеть. Видеть все.
Штурм превратился в методичное выдавливание. Бандиты Черного отчаянно сопротивлялись, но против слаженных действий военных и профессионалов-наемников, у них не было шансов. Они пробивались к сердцу Свалки – укрепленному ангару, который служил Черному и его людям логовом.
Именно у входа в этот ангар разгорелся самый ожесточенный бой. Бандиты засели , за стальными листами, укрепленными мешками с песком, ведя шквальный огонь. Пули свистели в воздухе, словно разъяренный рой пчел.
– Гранатомет! – крикнул кто-то из бурановцев.
Прогремел выстрел, второй, третий и взрывы разметали часть баррикады. В образовавшуюся брешь рванули наемники, во главе с Чернягой. Завязалась рукопашная схватка в полумраке ангара. Грохот выстрелов, крики.
Ворвавшись вслед за ними, прижимаясь к стене, Зорький искал Черного и Бура, ввязываясь в мелкие стычки с бандитами.
В центре ангара, на импровизированном командном пункте, окруженный последними телохранителями, стоял он – Черный. Высокий, мощный, с лицом, искаженным яростью. Рядом с ним – громила с шестиствольным пулеметом – Бур. Их было человек десять, не больше.
– Сдавайся, Черный! – крикнул сержант «Бурана».
– Идите к черту! – был ответ, и пулемет Бура заставил всех искать укрытие. Наступление было подавлено.
Бой вспыхнул с новой силой во время перезарядки пулемета. В этой свалке было трудно уследить за всем. Зорький видел, как Черняга, двигаясь как тень, зашел бандитам с фланга и срезал очередью двоих. Видел, как бойцы «Бурана» пошли в атаку, методично добивая остальных.
Вдруг он увидел, как Черный, поняв, что проиграл, рванулся вглубь ангара, к запасному выходу. Бур, прикрывая его, вел огонь до последнего, с горсткой бандитов. Исполняя последний приказ, он встал во весь рост, слившись с прикладом пулемета. Став настоящим, живым щитом. Свинцовый ливень обрушился на него. Пули со стуком впивались в его бронежилет, одна сорвала с него каску, другая вошла в бедро. Он качнулся, но устоял, продолжая стрелять, пока длинная очередь из автомата сержанта «Бурана» не прошила его насквозь. Великан рухнул, и его пулемет, наконец, умолк, упав на пыльный пол.
Адреналин бил в виски, смешиваясь с гулом в ушах, от близких разрывов. Бурановцы и наемники, словно стальной каток, давили последние очаги сопротивления, в подземном комплексе Черного. Сам паук ускользал, из своей паутины. Мелькнув в конце коридора, он скрылся за массивной бронированной дверью, ведущей вглубь бункера.
– Он уходит! – крикнул Зорький, но его голос потонул в шуме стрельбы.
Первым к двери рванулся Зорький. Он не ждал подкрепления. Он мчался за своим личным врагом. Черняга, оглянувшись, бросился следом, отсекая от Зорького пару бандитов, попытавшихся преградить путь.
Дверь была заблокирована. Зорький, не раздумывая, выпустил в механизм замка всю обойму из своего АШ-12. Защелка с треском поддалась, и пнув дверь ногой, он ворвался в просторное помещение, похожее на подземный командный пункт. Черный, укрывшись за массивным металлическим столом, отстреливался из пистолета-пулемета. Пули звонко цокали, о бетонные стены.
– Черный! – крикнул Зорький, меняя магазин. – Сдавайся!
Ответом был мат и очередная очередь. Тут магазин у Черного опустел. Он швырнул оружие и с рыком выхватил, из-за пояса зловещий тесак.
– Ну что, таракан! Опять пришел? Добью тебя, как щенка! – его голос гремел под сводами.
Зорький, не говоря ни слова, сбросил свой автомат. Левой рукой он выхватил свой армейский нож.
Черняга сплюнув не стал вмешиваться, лишь отошел в тень, блокируя единственный запасной выход, его пистолет был наготове, но он не целился. Он наблюдал.
Черный атаковал первым. Его удар тесаком, был могучим и размашистым. Зорький, не имея возможности парировать такой удар, отскочил, и лезвие со свистом рассекло воздух. Он попытался контратаковать, сделав быстрый выпад, но Черный, опытный боец, предугадал движение. Он не отпрыгнул, а наоборот, сделал шаг навстречу, и его свободная рука, могучая, как медвежья лапа, вцепилась в запястье Зорького.
Хруст сустава исказил болью лицо Зорького, и, пересиливая боль, он нанес берцем удар в пах Черного. От острой боли Черный упал на колени, ослабив хватку. Следующий удар крюком, под мочку уха опрокинул Черного навзничь.
– Вставай, мразь, в плен брать не буду, – прошептал Зорький пересохшими губами, толкнув носком берца лезвие ножа Черному.
Черный рывком встал и поднял нож. Пляска смерти, при мигающих лампах сменялась тихим свистом рассекающего воздуха лезвиями ножей.
– Прощай, герой! – усмехнулся Черный, сделав молниеносный выпад восьмеркой.
Вместо того, чтобы отступить, Зорький рванулся вперед, внутрь дистанции, туда, где страшное лезвие было бесполезно. Он всей массой своего тела врезался в Черного, повалив его на пол. Это была уже не дуэль, а дикая, звериная борьба на земле.
Они катались по бетону, рыча и хрипя. Черный, оказавшийся сверху, пытался придушить Зорького, прижимая его горло обрезком трубы, валявшимся рядом. Зорький, багровея, одной левой рукой отчаянно пытался сбросить его, нанося правой удары в висок Черного. Изловчившись, он броском перекинул через себя тело Черного, и его левая рука, как клешня, впилась в горло врага.
Он не сжимал. Он держал. Прижимал его к полу, глядя в его глаза, полные теперь не яростью, а животным страхом и болью.
– За Правду... – прохрипел Зорький, и в его голосе была вся накопившаяся боль, унижение и ярость. – За всех, кого ты сгноил...
Черный пытался вырваться, но стальная хватка обессиленного, но не сломленного духом старлея держала его.
Черняга, стоя над ними, молча достал свой пистолет и протянул его рукояткой вперед Зорькому.
– Твой приз, – коротко сказал он.
Зорький на секунду перевел взгляд на оружие, потом снова на лицо Черного. Он качнул головой.
– Нет, – его голос был хриплым, но твердым. – Не твоим оружием.
Его пальцы, нашли на полу его собственный, выроненный нож. Он поднял его. Лезвие блеснуло, в тусклом свете аварийных ламп.
Больше не было слов. Был лишь один короткий, точный удар. Глубокий и беззвучный.
Зорький тяжело поднялся на ноги, оставив тело Черного на бетоне. Он посмотрел на Чернягу и кивнул. Всего один раз. В этом кивке была благодарность. И признание.
– Всё, – тихо сказал он. – Дело закрыто.
– Браво, старлей. Просто браво, – голос Черняги был сладок, как яд. – Настоящее театральное действие. Я чуть не прослезился. Сначала – трагедия с разбитой рукой, потом – кровавый фарс на полу, и на десерт… финальный монолог с моральным выбором. Шекспир бы позавидовал.
Он сделал неглубокую затяжку, выпустил дым колечком.
– Самый дорогой психотерапевт, на Большой Земле не смог бы придумать лучшей разрядки, для твоих комплексов. Ты не просто убил его, Зорький. Ты его превзошёл. Ты доказал, что твой армейский нож и твоя искалеченная честь – сильнее, его грязного тесака и бандитской «правоты». – Черняги покачал головой с притворным восхищением. – Какая глубина! Какая символичность!
Он подошёл ближе, его глаза, холодные и насмешливые, скользнули по неподвижному телу Черного, потом по дрожащим рукам Зорького.
– И знаешь, что в этом всём самое прекрасное? – Черняги наклонился, его шёпот был словно лезвие бритвы. – Что это – настоящая, стопроцентная победа. Не по уставу. Не по приказу Калаша. По неписаным законам, «Босяцкого пера» этой помойки. Ты вышел один на один с тем, кто тебя сломал, и ты его добил. Своим ножом. На своих условиях. Пусть и с моей… незначительной помощи.
Он выпрямился, и на его лице на мгновение исчезла всякая насмешка, осталась лишь голая, безжалостная констатация факта.
– Так что прими мои поздравления. Ты сегодня не просто солдат, выполнивший задание. Ты – победитель. Правда, пахнет эта победа не лавровым венком, а кровью и блевотиной. И стоит… – примерно столько же, сколько и все остальные здешние «триумфы». Зато она – твоя. Полностью.
Черняги развернулся и пошёл прочь, бросив на прощание через плечо:
– Наслаждайся этим чувством, пока не остыл труп. Завтра оно уже никому, включая тебя, не будет нужно. В Зоне, как и на войне, победы быстро протухают.
Зорький усмехнулся и подошел к стене, прислонившись к ней, закрыл глаза, впервые за долгое время дыша спокойно.

Глава 3.

После того, как тело Черного обыскали и вынесли, в бункере воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием проводки и отдаленными командами бойцов, зачищавших периметр. Воздух был густым, от запаха пороха, крови и пыли.
– Что ж, старлей, – Черняга с отвращением стряхнул с берца темное пятно сажи, – приступим к нашей с тобой архивной работе. Надеюсь, ты не ожидал инвентарных описей в трёх экземплярах.
Он подошел к массивному стальному столу, заваленному оружием, пустыми банками и деньгами, и смахнул всё это на пол одним движением руки. Деньги разлетелись веером, патроны зазвенели, покатившись по бетону.
– Элегантно, – сухо заметил Зорький, начиная методично ощупывать стены в поисках тайников.
– Быстро, – поправил он, запуская руки за ящики стола, проверяя его на предмет ложного дна. – В Зоне, если медлить, кто-нибудь обязательно придет и начнет стрелять.
Их методы были противоположны. Зорький вел поиск по системе: сектор за сектором, проверяя каждую трещину, каждую неровность. Черняга действовал, как воронка смерча – хаотично, разрушительно, но с пугающей эффективностью. Он не искал тайник – он уничтожал всё, что могло его скрывать. Его нож-стропорез вскрыл обшивку стула, из которой посыпался желтый поролон. Он перевернул матрас на раскладушке Черного и разрезал его вдоль и поперек.
– Ничего, – проворчал он. – Ни флешек, ни блокнотов. Чисто.
– Не может быть, – Зорький стоял перед картой Зоны, висевшей на стене. Она была испещрена пометками, но ничего явного. – Такой человек не доверял бы память. Должен быть ключ.
Черняги, тем временем, заинтересовался небольшой, кованой железной печкой-буржуйкой, стоявшей в углу. Она была холодной.
– Любопытно, – протянул он. – Топишь дровами, а вокруг – горы легковоспламеняющегося хлама. Не по-хозяйски.
Он ударил по ней рукоятью ножа. Раздался глухой, дребезжащий звук. – Не по-хозяйски, – повторил он уже с уверенностью.
Сильным движением он опрокинул буржуйку на бок. Из-под нее посыпалась сажа и пепел и не только. Черняги запустил руку в зольник и с торжествующим видом вытащил герметичный металлический тубус, обожженный с одного конца.
– Вот и ваши архивы, Зорький. Прятал, как старуха под матрасом. Только матрас у него чугунный.
Он вскрыл тубус. Внутри лежала пачка документов: несколько флешек, потрепанный блокнот и сложенная в несколько раз схема, какого-то объекта.
Зорький взял блокнот. На первой же странице, был нарисован схематичный план восточной части Припяти, с крестом у гостиницы «Полесье» и та самая пометка: «Под знаком памятника».
– Есть, – коротко сказал он.
– Рад был помочь, – Черняга снова курил, наблюдая, как Зорький изучает добычу. – Надеюсь, там было что-то ценнее, чем рецепты тушенки из крысы. Надеюсь не зря я свою маникюр испортил.
При выходе из кабинета Черного, Черняга показал на угол.
Они почти пропустили его. В углу, за грудой пустых ящиков, из-под патронов, стоял неприметный сейф старого образца, вросший в ржавый пол. Дверца была приоткрыта. Внутри – ничего, кроме слоя пыли.
– Ноль, – брезгливо хмыкнул Черняга, уже разворачиваясь к выходу. – Пустая заначка, для отвода глаз.
Что-то заставило Зорького задержаться. Слишком уж неестественно чисто было внутри, как будто его специально вычистили и слишком крепко он был вмурован в бетон, для пустышки. Он присел на корточки, освещая фонариком внутренности.
– Не торопись, – сказал он. – Слишком чисто.
– Чисто – значит, обобрали до нас, – Черняга нетерпеливо переминался с ноги на ногу. – Или Черный был педантом. Не вижу смысла копаться в хламе.
Зорький провел рукой по верхней полке. Ничего. По нижней. Тут его палец наткнулся, на едва заметную щель в задней стенке. Не царапину, а идеально прямой зазор.
– Ложное дно, – констатировал он.
– О, великий сыщик, – язвительно протянул Черняга. – Поздравляю. Нашел потайное отделение в потайном сейфе. Может, там лежит инструкция, как найти следующий потайной сейф? Я пойду, пока ты тут в прятки играешь.
– Стой, – Зорький остановил его. – Он не просто спрятал. Он защитил.
Он аккуратно просунул лезвие ножа в щель. Задняя стенка была не приварена, а посажена на защелку. Легкий щелчок, и она отошла, открыв полость. Там, на бархатной подложке, лежала толстая папка и от нее к механизму замка сейфа шли два тонких, почти невидимых провода.
– Вот черт, – тихо выдохнул он.
– Сюрприз, – без тени удивления констатировал Черняга, снова подойдя. – Мина-растяжка. Классика. Стоило тебе дернуть эту папку – и нас бы размазало по потолку вместе со всем, что внутри.
– Надо обезвредить, – Зорький уже анализировал конструкцию.
– Надо уйти, – парировал Черняга. – И бросить сюда пару гранат. Надежный способ разминирования. Проверено, или вызвать спецов.
– Вместе с документами? Нет, – ответил Зорький.
– Старлей, там могут быть схемы отстрела голубей в Припяти! Они стоят наших жизней? – его голос стал жестким. – Мы не саперы. Наша работа – находить и убивать. Идиоты – разбираться с игрушками смертников.
– Это приказ, Черняга. Документы – цель, – Зорький не отводил взгляда от проводов. – Иди, если хочешь. Я справлюсь один.
Он издал звук, средний между смехом и ругательством. – Прекрасно. Просто великолепно. Герой-смертник и его бумажки. Ладно. Смотри в оба, Афганец. Видишь эти два провода? Обычно один – на замыкание, второй – на размыкание. Но тут… – он прищурился. – Черный был парнем с фантазией. Дернул бы папку – цепь бы и так порвалась, сработав на обрыв. Думаю, тут натяжной предохранитель. Папка – груз. Ты ее снимаешь – контакт размыкается. Бум...
Его совет был циничным, но точным. Это меняло всё.
– Значит, нужно не снимать груз, а зафиксировать его, – пробормотал Зорький.
– Бинго! – Черняга отошел на почтительное расстояние, к дверному проему. – Найдите палку, герой, а я пока посмотрю, как ты будешь это делать одной рукой.
Правая рука Зорького все еще болела. Левая дрожала от напряжения. Он огляделся. В углу валялся обломок арматуры, примерно нужной длины. Он поднял его. Принцип был прост: нужно было аккуратно вставить арматуру в полость, создав упор, который не даст механизму сработать при извлечении папки. Делать это приходилось левой рукой, под углом.
– Держи фонарь, – бросил он Черняге.
– О, теперь я и осветитель, – проворчал тот, но направил луч точно в полость сейфа.
Зорький действовал медленно, по миллиметру вводя холодный кусок металла внутрь. Пальцы задевали за провода, и каждый раз сердце замирало. Наконец, арматура уперлась в противоположную стенку, надежно зафиксировав механизм.
– Готово, – он выдохнул.
Теперь можно было извлекать папку. Он взял ее за уголок и не дергая, медленно потянул на себя. Провода провисли, но арматура держала. Еще сантиметр. Еще. Наконец, папка была у него в руках. Тишина. Взрыва не последовало.
Он отступил от сейфа, чувствуя, как пот стекает по спине.
Черняги молча наблюдал. Потом кивнул, и в его кивке было нечто, отдаленно напоминающее уважение.
– Не зря, выходит, Калаш тебя бережет. Пригодился талант, к ненужному героизму. Теперь идем, пока твое везение не кончилось. И не неси эту папку близко к себе. Мало ли, что у Черного там за «сюрпризы» второго действия.
Тишина, опустившаяся на Свалку, была оглушительной. После какофонии боя она давила на уши, словно вакум. Воздух, густой от дыма и пыли, медленно оседал, открывая взору картину полного разгрома.
Ангар и прилегающие постройки были зачищены. Бойцы «Бурана», двигаясь с выверенной методичностью, проверяли каждый угол, каждый труп, добивая раненых бандитов без злобы, но и без сомнений. Это была рутина. Наемники Черняги действовали иначе – быстро и прагматично. Они добивали и обыскивали, снимая с тел оружие, боеприпасы, всё, что представляло хоть какую-то ценность. Их интересовали трофеи, а не завершение миссии.
Зорький стоял у входа в логово Черного, опираясь здоровой рукой о косяк. Адреналин отступил, сменившись усталостью. Внутри все было перевернуто с ног на голову. Сержант «Бурана» с двумя бойцами аккуратно упаковывал в прочный пластиковый контейнер папки и блокноты, найденные в сейфе, документы Черного. Прямой приказ был выполнен.
– Все ключевые фигуры опознаны, снимки сделаны г-н старший лейтенант, – сержант подошел к нему, его лицо было черным от копоти. – Черный, Бур, еще трое из его ближайшего окружения. Фотоматериалы готовы.
Зорький кивнул, не в силах разжать челюсти.
– Потери? – спросил он хрипло.
– Четверо раненых, легко. Двое - убиты. У наемников – трое раненых. – Сержант помолчал. – Повезло.
«Повезло». В Зоне это слово имело свой, зловещий смысл.
К ним подошел Черняга. Он вытирал клинок своего ножа, о кусок тряпки. Его взгляд скользнул по контейнеру с документами.
– Ну что, архивный отдел закрыл вопрос? – в его голосе звучала привычная насмешка. – Можно считать миссию выполненной?
– Основную, – ответил Зорький, заставляя себя выпрямиться. – Но не всю. Он смотрел на вертолет и думал. Думал о том , что эиа крылатая машина принесет много шума, для наблюдательных глаз врага...
Достав из нагрудного кармана блокнот, тот самый, что Черняга нашел у Черного. Раскрыл его на странице с картой Припяти.
– Это – следующая точка.
Черняга взглянул и усмехнулся. – Мечтать не вредно, Зорький. Ты в зеркало на себя смотрел? Ты и до вертолета, не дойдешь.
– Мне не нужно, до вертолета, – ответил Зорький. – Мне нужно в Припять и пойду пешим безликим сталкером.
Наступила пауза...
Сержант «Бурана» смотрел на Зорького, пытаясь понять, шутит ли он.
– Старший лейтенант… это самоубийство, – осторожно сказал он. – Одному… в таком состоянии…
– Это приказ, сержант. Вы выполнили свою часть. – Голос Зорького прозвучал резче, чем он хотел. – Ваша задача – доставить трофеи и отчет на базу Калашу. Мое завершение.
Сержант, щелкнув каблуками, ушел отдавать распоряжения. Черняга покачал головой.
– Романтик. Настоящий, черт побери, романтик... Мы – на выход.
Он развернулся и ушел, не прощаясь. Его наемники, нагруженные ящиками, уже двигались к своему вертолету.
Пока бойцы грузили раненых и трофеи в вертолеты «Бурана», Зорький готовился к своему одиночному походу...
Он сбросил разбитый бронежилет, оставив только тактический разгрузочный жилет. Переупаковал аптечку, проверил единственный оставшийся магазин к АШ-12 и пистолет. Взял только самое необходимое: сухпай на пять дней, флягу с водой, детектор «Велес», бинокль, штык-нож «М-9». Все лишнее – долой. Каждый грамм на счету.
Один из бойцов молча протянул ему свой подсумок с четырьмя лишними магазинами. – С собой не понесу, г-н старший лейтенант. Пригодится.
Зорький кивнул в знак благодарности. Слова здесь были лишними.Глядя на свою аммуницию Зорький думал. Нашивки, шевроны, военный покрой комбеза привлечет лишнии взгляды, и пулю. Нужно было другое.
Через полчаса вертолеты с ревом поднялись в воздух, унося на юг запах крови, пороха, победы, документов и часть выполненного задания. Вертолет наемников Черняги ушел еще раньше, не подав сигналов.
Зорький остался один. На пустынной, развороченной Свалке, среди ржавого металла и тишины. Один... Гул моторов сменился давящей, звенящей тишиной. Именно тогда, он развернулся и шагнул обратно в полуразрушенный ангар, в логово Черного.
Ему нужно было сбросить кожу старлея Зорького. Офицер «Бурана» был мертв, ему не было места в том путешествии, что ему предстояло. Он спустился в подземный бункер, где еще пахло дымом, кровью и смертью. В углу, среди прочего хлама, валялся тяжелый пожарный топор.
Взяв его в здоровую руку, он принялся за работу. С треском ломающегося дерева он вскрывал целые, нетронутые ящики, которых в схронах Черного было множество. Это была методичная, почти ритуальная смена кожи. Он отбрасывал стандартное армейское снаряжение — оно было клеймом, мишенью на спине. Ему нужно было стать тенью, безликим сталкером. Отсыревший бронежилет «Бурана» с нашивкой-вихрем упал на ржавый пол заброшенного цеха с глухим стуком. Он стянул с себя пропахший порохом и кровью камуфляж. Армейская идентичность, была теперь смертельным грузом.
Он выбирал самое ценное и неброское. В одном из ящиков лежали сложенные плащи. Он выбрал один и встряхнул его — это был почти новый, отличной выделки бандитский плащ из мягкой, плотной кожи, темно-коричневого, почти бурого цвета. С капюшоном. Он был безупречен — неброский, практичный, отлично скрывающий силуэт и защищающий от ветра, и дождя. Он содрал с него чужую, незнакомую нашивку и накинул на плечи. Тяжелая кожа мягко упала, скрывая очертания тела.
Далее — бронежилет. Вместо его потрепанного армейского он нашел практически новую «Бармицу». Не самая современная, но надежная, с хорошими бронепластинами и удобными разгрузочными ремнями. Он переложил в ее подсумки свои магазины.
Потом — оружие. Стеллаж был забит стволами. Его взгляд упал на штурмовую винтовку «Штурм В3Lk». Длинный ствол сулил точность, а планка Вивера позволяла установить коллиматор, что было спасением, для его больной руки. Он счистил с приклада, какую-то похабную резьбу и отложил ее в сторону.
За пояс он заткнул массивный охотничий нож «Тайга». Не для красоты, а для работы. Его широкий клинок мог рубить, резать и копать.
И последнее — пистолет. Среди грохочущих «Фортов» и «Глоков» он нашел старенький, но ухоженный ТТ. Кто-то из бандитов основательно его доработал под условия Зоны: ствол был удлинен и снабжен резьбой, для глушителя, который лежал рядом, а рукоять переделана под более удобный хват. Надежный, как молоток, и безликий. Идеально.
Собрав свою новую экипировку, он взглянул на свое отражение в осколке зеркала. Перед ним стоял не старлей Зорький, а запыленный путник в длинном плаще, чье лицо скрывали тень и усталость. Рука инстинктивно легла на рукоять «Тайги» на поясе, привыкая к новому месту. В последний раз оглядев бункер, он больше не был старлеем Зорьким. Он был человеком в кожаном плаще, со «Штурмом» за спиной и «Тайгой» на поясе. Без прошлого, без нашивок. Только цель впереди. Он натянул капюшон на голову и вышел из бункера, чтобы раствориться в серых сумерках, начиная свой долгий путь в Припять.
Спина ныла, рука болела. Он взглянул на север и поправил ремень винтовки, перекинул его через голову, чтобы удобнее было управляться одной рукой.
Сделал первый шаг. Дорога только начиналась...

Глава 4.

Дорога на север была не маршем, а медленным, изматывающим преодолением. Свалка осталась позади, сменившись выжженными пустошами, где ветер гонял по сухой земле клубки колючей проволоки и пластикового мусора.
К концу третьего дня, Зорький нашел укрытие в разбитом БТР, застрявшем посреди поля аномалий «Жарок». Внутри воняло горелой изоляцией и смертью, но это был хоть какой-то кров. Он не разжигал костров, боясь быть замеченным. С трудом, одной левой рукой, он вскрыл аптечку. Обезболивающие таблетки и уколы были на дне. Он заглотил пару, запивая теплой водой из фляги, и вколол обезболивающий инъектор. Осмотр руки немного обрадовал: кожа теряла воспаленность. Пришлось, стиснув зубы, срезать старую повязку ножом и, превозмогая тошноту от боли, обработать рану антисептиком и наложить свежую, тугую повязку. Это было жалкое подобие медицинской помощи, но лучшее, что он мог сделать.
На четвертые сутки, его настиг дождь. Холодный, пронизывающий, он заливал все вокруг, превращая землю в липкую грязь. Зорький спрятался под обломками бетонной трубы. Мысли путались, в голове возникали образы то Калаша, то мертвого Черного, то залитого солнцем Афгана. Он боролся с соблазном просто уснуть и не проснуться.
Именно тогда, выйдя на опушку Рыжего леса, он столкнулся с ними.
Серое, промозглое утро застало Зорького на опушке Рыжего леса. Он пил воду из фляги, пытаясь затолкать внутрь крошащееся печенье из сухпайка, когда из-за покореженного скелета БРДМ появились они.
Трое. Не военные – походка другая, не бандиты – слишком слаженны. Экипировка пестрая, но не аляповатая, собранная с умом. Они заметили его первыми и замерли, оценивая. Их лидер, крупный мужчина с густой ухоженной бородой, медленно поднял открытую ладонь. Жест был правильным, но в его глазах не было ни дружелюбия, ни панибратства. Лишь холодная констатация факта.
– Эй, одинокий волк! – голос его был хриплым, прокуренным. – Не спеши стрелять! Свои.
Зорький не опустил оружие, палец остался на спусковой скобе. –Свои? – переспросил он, и в его голосе прозвучала усталая насмешка. – В Зоне свои только пули и радиация. Остальное – наемники.
– Прагматично, – беззлобно кивнул лидер, делая пару шагов вперед. Его люди остались на месте, руки вблизи оружия. – Мы – «Чайка». Группа независимых. Копаемся в аномалиях, не лезем в чужие разборки. ТЫ , судя по всему, идешь на север. И вид у тебя, друг, как у выжатого лимона. Предлагаю передышку. Лагерь в пяти минутах. Кров, костер, антисептик, для твоей руки.
– Щедро, – процедил Зорький. – А, что взамен? Моя душевная благодарность вас вряд ли согреет.
– Взамен? – Лидер усмехнулся, и его глаза сузились. – Посмотрим. Может, твоя благодарность окажется тяжелее, чем кажется. Я – Костя. Идем? Или будешь тут гнить один, пока «химеры» не учуят твой запах?
-Чайка? – фраза прозвучала, как щелчок взведенного курка. Зорький не двигался, но его поза изменилась, стала собранной, как у зверя перед прыжком. – Шесть лет в Зоне. «Долг», «Свобода», «Наймы», «Бандиты»... А, «Чайку» как-то пропустил. Именами, тут тоже не разбрасываются. Позывной. Кличка. Кликуха. Что скажешь на это, Костя? Или давай без этого продажного диалога – либо расходимся по-хорошему. Пули у меня бронебойные, так что твоя аптечка вряд ли поможет.
Люди Кости замерли. Рука одного из них медленно поползла к кобуре.
Сам «Костя», лишь рассмеялся – коротким, сухим, беззлобным смехом. Он медленно развел руки в стороны, демонстрируя пустые ладони.
– Ого-го! Ну ты и шутишь, дружище! «Чайка»... – Он покачал головой с видом наигранного сожаления. – Признаю, подвело меня косноязычие. Так, сболтнул сгоряча. Бывает, когда видишь человека в столь... плачевном состоянии. Жалко стало. – Его улыбка вдруг исчезла, а голос стал низким и деловым. – Но насчет имен ты прав. Промах. Мое упущение. Здесь я – «Гриф». Запомнил?
-Я знал Грифа, из «Наймов», – голос Зорького стал тише, но в этой тишине зазвенела сталь. – И главу его знал. Ты – не Гриф. Назовись правильно, или уходите, пока целы. С Богом... или без – мне все равно.
Сова медленно опустила руку на свой пистолет. Второй сталкер замер, готовый к рывку.
«Гриф» перестал улыбаться. Все наигранное дружелюбие испарилось, как будто его и не было. Он медленно кивнул, его лицо стало маской холодной оценки.
– Ладно, – выдохнул он, и его голос лишился всяких притворных интонаций. Он стал плоским и безличным. – Проверку прошел. Жаль, конечно. Легенда была удобная.
Он посмотрел прямо на Зорького, его глаза стали внимательными.
– Я, Сокол. Да, я не из «Наймов». Мы – независимая команда. «Вольные охотники», если тебе так привычнее. Имена – лишнее. Тебе достаточно знать, что мы не «Монолит», не «ВС» и не «Бандиты». Наши интересы – информация. И сейчас они ведут в Припять.
Он сделал паузу, давая Зорькому осознать сказанное.
– Ты оказался не тем, кого можно обвести вокруг пальца дешевой ложью. Это... ценно. Теперь слушай. У нас общий путь и, возможно, общие враги. Я предлагаю не дружбу, а временный союз на условиях взаимной выгоды и тотального невмешательства в дела друг друга. Мы – провод, до восточных кварталов. Ты – дополнительные глаза и ствол. Никаких легенд, никаких имен. Только бизнес. Ты идешь своим путем, мы – своим. На этом отрезке наши тропы совпали. Решай. Соглашаешься – пошли к костру, и я расскажу, что нас ждет впереди. Нет – мы уходим, и ты продолжаешь свой путь в одиночку. Как и хотел.
Он скрестил руки на груди, его поза говорила: «Мое предложение на столе. Твой ход». Цинизм был оголен до предела, но в нем была странная честность. Честность хищника, который перестал притворяться овечкой.
-Сам-то обзавешься, или в тайне оставишь. Сокол рассмеялся беззлобно, шагнув навстречу Зорькому.
-Серый... Зорький закинул «Штурм» на плече.
С час ходьбы они пришли в лагерь. Сова быстро разожгла костер и скипятила чайник.
- Ну, что, Серый, – начал он, протягивая кружку. Он взял ее, но не стал пить. – Сова окажет тебе помощь. У нас лекарство проверенное и мощное. Потом отдыхай, да и мы тоже. Потом с утра в путь.
Сова подошла с пеналом и чистой марлей. Сев на пенек рядом,взглянула на него.
-Давай посмотрим твою руку?
Сова была не из тех, кого забывают мужчины. Её лицо, обрамленное прямыми, темно-каштановыми волосами, обычно собранными в тугой практичный пучок, было лишено, какой бы то ни было мягкости. Черты – четкие, почти острые: высокие скулы, прямой нос, тонкие губы, которые редко искривлялись в улыбке. Главным были её глаза.
Глаза цвета агата, слишком большие и пронзительные, для этого иссушенного опасностями лица. Они видели слишком много и давно научились не отражать, а поглощать свет и эмоции. В них была всевидящая, отстраненная ясность хищной птицы, за что, вероятно, она и получила свой позывной. Взгляд её мог быть ледяным, сканирующим, безжалостно фиксирующим каждую деталь, будь то траектория пули, или малейшая дрожь в руке собеседника.
Кожа – бледная, почти фарфоровая, местами тронутая лёгким ветром Зоны. У внешнего уголка левого глаза, затаилась пара едва заметных морщинок – следствие постоянного прищура во время прицеливания. На скуле, чуть ниже линии волос, прятался маленький, аккуратный шрам – старый подарок осколка, или когтя.
Она была невысокого роста, жилистая и поджарая, без грамма лишнего веса. Её движения, даже в состоянии покоя, были экономны и выверены, будто она постоянно подсчитывала затраты энергии. Одевалась она в практичную, поношенную экипировку сталкера, чаще всего тёмных, неярких тонов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Её руки, несмотря на хрупкость, были сильными, с длинными пальцами, которые могли с одинаковой нежностью наложить хирургический шов и с убийственной точностью нажать на спусковой крючок. Серый медленно повернул к ней голову. Его взгляд был усталым и отстраненным. Он молча протянул правую руку – ту самую, что еще недавно была искалечена в схватке с Черным. Сова взяла его руку своими тонкими, но удивительно сильными пальцами. Ее прикосновение было прохладным и безличным, как у хирурга. Она внимательно осмотрела старую рану, слегка нажала на суставы, заставив его невольно сжать зубы от резкой, глухой боли.
Быстро вскрыв скальпелем рану, дезъинфицировала, срезав струпья ороговевшей кожи и засыпала слоем желтого порошка. Наложив толстую перевязку, вколола два шприца.
– Воспаления нет, – отчеканила она, – но сухожилия срослись неправильно. Рука будет болеть при любой серьезной нагрузке.
Серый кивнул в ответ.
-Спасибо тебе и взглянув ей в глаза уловил сожаление.
-Ты думаешь я обуза?
-Ты, для меня больной, которого нужно лечить Серый. Действовать начнет через двадцать минут. Боль снимит часов на шесть-восемь. Этого хватит до вечера, а там поставлю еще. –
Она встала, отряхнув травинки с колен.
-Сова, давай пари на приз, с завязанными глазами в подкинутую бутылку, кто попадет? У меня по стрельбе всегда десятка. Не струсишь?
В десятку и без промаха с закрытыми глазами стрелял? – Сова обернулась на пороге, и в уголках ее глаз заплясали едва заметные морщинки – подобие усмешки.
Серый прищурившись кивнул, чувствуя, как анальгетик начинает разливаться по телу теплой волной, притупляя остроту боли.
– Ага. Устроим цирк. Если промахнусь – мой «Штурм» твой.
– Нет, – она покачала головой, и ее голос вновь стал ровным и деловым. – Не приму это пари. Во-первых, твой «Штурм» мне не нужен. Он тяжел, для меня. Я со своей СВД сроднилась. Во-вторых, стрелять с закрытыми глазами – идиотизм, дедов на блокпосту. В Зоне нет мишеней. Есть цели, которые стреляют в ответ. Им плевать на твои цирковые трюки.
Она посмотрела на него с холодным интересом.
– Но раз уж ты такой уверенный... Вот тебе настоящее пари. Дойдем до места – устроим дуэль. Ты со своим «Штурмом», я – со своей «СВД». Один выстрел. Дистанция триста метров. По движущейся цели. Бутылка, которую Сокол кинет. Просто и без фокусов. Ставка – не оружие. Ставка – ответ на один вопрос. Любой. Без вранья. Выиграешь – спросишь, что захочешь. Проиграешь – ответишь честно ты.
Она повернулась и направилась к выходу, бросив на прощание: –Думай.
-Принято Сова.-
Улыбнулся Серый.
Сова готовилась к дуэли с холодной методичностью автомата. Она отстегнула чехол со своей СВД и устроилась на колене, разложив на куске брезента инструменты, для чистки. Ее движения были выверены до миллиметра. Она протерла ствол, проверила крепление оптического прицела ПСО-1, щелкнула затвором, прислушиваясь к сухому, отчетливому звуку. Каждый патрон из выбраной обоймы она осмотрела визуально, протерла от пыли и аккуратно уложила в магазин. Ее лицо было сосредоточено. Она не смотрела на Серого, полностью погрузившись в ритуал приведения оружия в идеальное состояние. Для нее это была не дуэль, а техническая задача, требующая безупречного исполнения.
Серый, напротив, почти не готовился. Он сидел на ящике из-под патронов, лениво чистя затвор своего «Штурма» уголком промасленной тряпки. Движения его были экономными, но в них не было ни капли нервозности. Он будто готовился к обычному выходу, а не к пари на честное слово. Когда Сова закончила свой тщательный осмотр, он просто встал, встряхнул винтовку, проверил, свободно ли ходит затвор, и кивнул Соколу: «Готов».
Они заняли позиции на расстоянии трехсот метров друг от друга. Место, для дуэли нашлось на старой, разбитой дороге, уходящей в мертвый лес. Сокол встал посередине, держа в руке пустую стеклянную бутылку из-под самогона.
– По моей команде! – крикнул он. – Цель – бутылка в воздухе! Один выстрел! Приготовились!
Сова легла в устойчивую снайперскую позу, щека плотно прижалась к прикладу. Ее взгляд был прикован к прицелу, мир сузился до перекрестья и руки Сокола.
Серый остался стоять. Он перекинул «Штурм» в левую руку – ту самую, что еще была повреждена. Правой достал из кармана длинный, узкий кусок черной ткани, оставшийся от его старой формы.
– Что ты делаешь? – крикнула Сова, не отрываясь от прицела.
– Условия, – усмехнулся Серый. – Я сказал – с закрытыми глазами.
Он туго завязал себе глаза тряпичной повязкой. Полная темнота. Сокол смотрел на него с немым вопросом. Сова на мгновение оторвалась от прицела, и на ее лице мелькнуло неподдельное изумление, сменившееся яростью. Это было уже не пари, а издевательство.
– Бросай! – скомандовал Серый, поднимая винтовку.
Сокол, пожав плечами, изо всех сил швырнул бутылку высоко в воздух, по дуге, в сторону от обоих стрелков.
Бутылка, вращаясь, взмыла вверх, сверкая на тусклом солнце.
Сова задержала дыхание, ведя цель.
Выстрел Серого прозвучал раньше. Пуля поймала бутылку в самой высокой точке ее траектории.
Стекло с мелодичным хрустом разлетелось на тысячу осколков, сверкнувших стеклянным дождем.
Сова так и не нажала на спуск. Она замерла, все еще глядя в прицел на пустое место, где только что была цель.
Тишина повисла в воздухе, Серый медленно снял повязку. Его лицо было спокойно.
– Слух, второе зрение у снайпера – просто сказал он, опуская винтовку. – И знание, как кидают бутылки солдаты. Дуга всегда одна и та же.
Сова медленно поднялась с земли. Она не смотрела на него. Ее щеки горели румянцем, что на ее всегда бледном лице выглядело неистественно и ярко. Она с силой дослала патрон в патронник, которую так и не выстрелила, и резко, почти бросила винтовку за спину.
– Ты... – ее голос сорвался, она с трудом подбирала слова. – Это был идиотизм. Чистой воды.
– Но сработало, – парировал Серый, и в его глазах плескалось торжество. – Бутылки нет. Значит, я не промахнулся. Значит, выиграл.
Она резко повернулась к нему, и в ее глазах бушевала буря из ярости, унижения и... смутного, не признаваемого ею самой уважения.
– Задавай свой чертов вопрос, – прошипела она, сжимая кулаки. – И чтобы он стоил этого дешевого цирка.
Серый подошел ближе, глядя на нее сверху вниз.
– Вопрос простой, чертовка. Теперь ты веришь, что я стреляю без промаха?
Она застыла, понимая, что ее загнали в угол. Любой ответ делал ее проигравшей. Сжать зубы и солгать? Или признать поражение?
Она выдержала его взгляд, ее грудь тяжело вздымалась.
– Верю, – наконец выдохнула она, и это слово далось ей дороже любого признания. – Но от этого ты не стал менее идиотом.
Она развернулась и пошла прочь, оставив его стоять среди осколков и ее молчаливого, конфуза.
Сокол всё это время стоял неподвижно. Он не вмешивался, не пытался остановить их безумный поединок. Он просто наблюдал, его глаза, острые и внимательные, впитывали каждую деталь.
– Ну что, «Серый»? – его голос был низким и ровным, без одобрения и без порицания. – Доказал? Себе, ей, мне? Удовлетворен?
Серый повернул к нему усталое лицо. – Я доказал, что не стану обузой. Что моя рука – не мешает мне выполнять мою работу.
Он сделал шаг ближе, и его взгляд стал пристальным, оценивающим. – Ты хотел, чтобы мы перестали видеть в тебе калеку? Что ж, поздравляю. Теперь я вижу в тебе сумасшедшего снайпера, который способен на невыполнимые трюки. Но сумасшедшие – ненадежны. Они горят ярко, но сгорают быстро. Мне нужен не факел, «Серый». Мне нужен гвоздь. Крепкий, стальной гвоздь, который можно вбить в самую твердую стену и быть уверенным, что он не сломается.
Какой есть и таким буду. Я не прогибаюсь Сокол. Без меня вы, здоровые сдохните в первом же бою.
– Смотря что ты имеешь в виду, Сокол, – голос Серого прозвучал тихо, но в нём больше не было вызова. Теперь в нём была холодная, взвешенная твердость. – Мне нужен план. А пока – только пустые слова. Пока не узнаю от тебя всё, я не тронусь с места.
Сокол не моргнул. Уголки его губ дрогнули, но не в улыбке. Это было нечто иное – холодное, расчётливое признание силы.
– Признаю, – наконец произнёс он, и в его голосе не было ни злобы, ни унижения. Лишь сухая констатация факта. – Без твоего безумия и твоего «Штурма» наши шансы падают на тридцать процентов. Возможно, больше.
Он медленно подошёл ближе, его глаза сузились.
– Но запомни, Серый. Признание твоей ценности – не капитуляция. Это – расчёт. Ты хочешь план? Хочешь знать всё? – Он кивнул. – Хорошо. Но за информацию такой ценности платят той же монетой. Зачем ты идешь в Припять и что за тайна там у тебя? Кто ты Серый? Или твоё требование откровенности работает только в одну сторону?
– Я иду к своему личному схрону, понял, Сокол? – голос Серого прозвучал без колебаний, в нём не осталось ни вызова, ни скрытых намёков. Лишь простая, оголённая правда. – Я бывший наёмник и бывший долговец. Это мой личный схрон.
Он смотрел на Сокола прямым, открытым взглядом, впервые за всё время сбросив все маски.
– Мне опостылели пустые идеологии, под лживыми масками. Я хочу жить дальше так, как хочу сам и решать сам. А не опекать жирные зады в кабинетах, за гроши.
Признание повисло в воздухе. Сокол слушал, не перебивая, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах пробежала быстрая, как вспышка, переоценка.
– «Долг»... – наконец произнёс он, и в его голосе не было ни осуждения, ни удивления. Лишь лёгкая, циничная усмешка. – Ну, что ж. Это многое объясняет. Твою выучку. Твоё упрямство. И твою ненависть к пустым словам.
Он кивнул, как будто поставил в уме галочку.
– Личный схрон. Интересно. Значит, ты не просто беглый солдат. У тебя есть свой запасной аэродром. И свои причины не возвращаться. – Сокол скрестил руки на груди. – Что ж, Серый. Ты только что стал для меня ценнее в разы. Потому что человек с личными мотивами и своими ресурсами – куда надёжнее, чем солдат, от чужой команды.
Он сделал шаг вперёд, и его предложение прозвучало уже на совсем иных условиях.
– Ладно. Забудем про идеологии. Давай говорить начистоту, как два наёмника. У меня – информация о том, что скрывает «Монолит» в Припяти. И доступ к покупателям, которые заплатят за такие знания вдесятеро больше, чем твои «задницы в кабинетах».
Так, начался их странный союз. На следующее утро они тронулись в путь. Они шли впереди, указывая безопасные тропы между аномалиями, которых не было на его картах. Серый шел сзади, прикрывая тыл, его бдительность и опыт стрелка были той платой, которую он вносил за их помощь. Они молча отбили атаку стаи псевдособак, и после этого между ними возникло нечто, напоминающее доверие.
Дорога все еще была адом, но теперь это был ад, который он проходил не в одиночку. И когда на горизонте, наконец, выросли серые громады города, он понимал, что дошел сюда только благодаря этой вынужденной, шаткой договоренности. Припять ждала. И он был уже не совсем один, чтобы встретить ее вызов.
Сокол развел небольшой костер, почти невидимый снаружи. Дождь стих, сменившись пронизывающим ветром. Его люди дремали, кроме одного, стоявшего на посту у входа. Они сидели друг напротив друга, и между ними лежала не только карта, но и невысказанное напряжение двух сторон, столкнувшихся по воле случая.
– Ладно, Серый, – начал Сокол, не глядя на него, а уставившись в пламя. – Город близко. Пора определяться. Мы тебя довели. Дальше – твои дела. Но, возможно, наши интересы еще могут пересечься.
Он достал из нагрудного кармана потрепанную фотографию, сделанную, судя по всему, с большого расстояния с помощью хорошей оптики. На ней был снимок восточного района Припяти, а именно – старой школы. Вокруг одного из ее окон едва заметно вилось марево, похожее на дрожащий воздух в зной.
– Видишь это? Это не просто аномалия. Это – «Гнездо». Очень редкая и очень нестабильная штука. Выбрасывает артефакты, которые не светятся, а… вибрируют в невидимом спектре. Их нельзя найти обычным детектором. Нужен специальный прибор. «Окунь».
Серый молчал, слушая. Его слова попадали на подготовленную почву – в блокноте Черного были пометки о «вибрационных» артефактах.
– Этот «Окунь» – штука экспериментальная, – продолжал Сокол. – Сделана одним сумасшедшим ученым на «Агропроме». Мы его достали. Ценой жизни двух наших. – Он сделал паузу, давая понять цену вопроса. – Но вот незадача: «Гнездо» находится в зоне, которую последние две недели активно патрулирует «Монолит». Не просто бродит, а ведет себя, как на своей территории. У них там что-то вроде временного опорного пункта.
Он наконец посмотрел на Серого. Его взгляд был жестким и деловым.
– Нас трое. Пройти незаметно – возможно. Но провести там хотя бы час, сканируя местность «Окунем» – нет. Нас вычислят и задавят числом. А вот, если бы с нами был человек, знакомый с тактикой… человек, который может не просто стрелять, а отвлекать, создавать ложные цели, сеять панику и грамотно отступать… – он немного помолчал. – Мы бы смогли работать. Мы получаем артефакты. А ты…
– Я получаю что? – спросил он тихо. – Помимо удовлетворения, что помог...
– Информацию, – без колебаний ответил Сокол. – Пока мы будем сканировать «Гнездо», «Окунь» будет снимать показания со всей округи. Он фиксирует мощные энергетические выбросы, крупные скопления металла, работу электроники. Если в том районе, в радиусе пятисот метров, есть твой схрон – «Окунь» его найдет. Мы тебе координаты отдадим. Тебе даже в ту школу лезть не придется. Сиди в засаде, прикрывай отход, и все данные твои.
Предложение было дерзким, рискованным и блестящим. Они использовали его, как тактического специалиста и живую ложную цель, а он использовал их уникальную технику, для своих целей.
– Почему просто не продадите мне этот «Окунь»? – задал он очевидный вопрос.
– Потому что он нам дороже денег, – честно ответил Сокол. – И потому что одной техники мало. Нужен план. А с тобой… с тобой появляется шанс, что этот план сработает. Мы не воюем с «Монолитом», Серый. Мы хотим их обойти. А ты, судя по всему, знаешь, как с ними воевать. Это и есть наша сделка. Наши навыки и наш «Окунь» – в обмен на твою голову и твое оружие.
Серый смотрел на его честное, усталое лицо. Он не врал. Он предлагал партнерство на грани самоубийства, но партнерство, где у каждого была своя, четкая цель.
– Если это ловушка, я убью тебя первым, – беззлобно констатировал он.
– Если бы это была ловушка, я бы не стал тратить на тебя антибиотики, – так же спокойно парировал он. – В Зоне нужно иногда доверять, Серый. Иначе сойдешь с ума.
Серый взвесил все. Риск был колоссальным. Но шанс получить точные координаты схрона, не шастая по всему району под носом у «Монолита»… Такого шанса больше не будет.
– Ладно, – выдохнул он. – Веди свой «Окунь» к школе. Я обеспечу вам окно. Но запомните – если, что-то пойдет не так, я не буду вас спасать. Моя задача – мой схрон.
Сокол кивнул, и улыбнулся, на этот раз – от предвкушения охоты. – Договорились. Значит, завтра наш маленький спектакль, для фанатиков начинается.

Глава 5.

Рассвет в Припяти был не ярким, а серым и водянистым, словно город просачивался сквозу промокшую насквозь тряпку неба. Они заняли позиции за час, до расчетного времени смены патруля «Монолита». На чердаке пятиэтажки напротив школы, завалив окно разбитой мебелью, устроились Сокол и Сова. Сокол снимал с «Окуня» чехол – прибор напоминал крупный планшет с выдвижной антенной и рядом мигающих лампочек. Сова, его напарница, со снайперской винтовкой СВД легла у другого окна, ее задача – наблюдение и точечное устранение угроз, если все пойдет наперекосяк.
Серый же, как и договаривались, спустился вниз. Его «сцена» была в полуразрушенной квартире на первом этаже соседнего дома, с идеальным видом на перекресток – главную артерию движения фанатиков. Здесь, среди осыпавшейся штукатурки и следов давнего пожара, он подготовил свои «реквизиты». Две дымовые шашки, три шумовые гранаты-хлопушки, с имитированные из патронов и детонаторов, и основное – импровизированную мину-растяжку, собранную из ВОГа и тонкой лески. Ее он натянул в одном из проемов, куда мог бы рвануться патруль на звук выстрела. Убийство не входило в его план – только шок, замешательство и задержка.
Проверив связь по зашумленному каналу, он получил от Сокола короткое: «В позиции. Ждем сигнала».
Первый патруль «Монолита» – три фигуры в комбезах хаки – прошел в метре от его укрытия. Серый затаил дыхание, вжимаясь в стену. Они прошли, их монотонное бормотание постепенно затихло. Еще пять минут томительного ожидания.
– Запускаю сканирование, – донесся в наушник сдавленный голос Сокола. – Первый цикл, пятнадцать минут. Твой выход, Серый.
Серый выбрался из квартиры и, пригнувшись, перебежал в подъезд напротив. Отсюда был хороший обзор на запад. Достал пращу, зарядил дымовую шашку.
Расчет был простым. Выстрел, или взрыв привлекли бы мгновенное внимание. А вот тихий, ползущий дым, появившийся словно из ниоткуда – это загадка. Загадка, которую обязательно захотят разгадать.
Он запустил шашку. Она, описав дугу, упала за углом здания в двухстах метрах от школы. Через несколько секунд оттуда потянулся густой, белый дым.
– Дым поставил, западный сектор, – доложил он.
– Визуально вижу, – отозвался Сокол. – Патруль реагирует. Двое отделяются, идут на проверку.
План работал. Два монолитовца ушли, нарушив свой маршрут. У школы оставалась лишь одна группа. «Окунь» работал.
Через десять минут дым рассеялся, и патруль вернулся, ничего не обнаружив. Но напряжение уже висело в воздухе. Они шли теперь не расслабленно, а с оглядкой, стволы автоматов поводили из стороны в сторону.
– Второй цикл сканирования. Усложняй задачу, – передал Сокол.
Пришло время, для большего шума. Серый переместился дальше по улице, заняв позицию в разрушенном магазине. Достал одну из хлопушек. Его цель была не в них, а позади них. Он метнул гранату так, чтобы она с грохотом сработала в глубине двора, куда только что вошел патруль.
Оглушительный хлопок эхом отозвался в каменных сводах. Эффект превзошел ожидания. Послышались крики, затрещала рация. В школу, где, видимо, был их временный пост, побежало подкрепление. Именно то, что было нужно – больше движения, больше меток для «Окуня».
Он стал призраком. Выстрел из-за угла – не в людей, а в стену над их головами, осыпав их кирпичной крошкой. Затем мгновенный отход через пролом в стене. Они открывали бешеный огонь по пустому месту. Пока они строчили по призраку, он был уже в трех домах от них, устанавливая следующую хлопушку на другом фланге.
– Они вызывают все группы с восточного сектора! – с волнением в голосе передала Сова. – У них паника, думают, что это диверсионная группа «Долга».
– Идеально, – пробормотал Серый, перезаряжая магазин. – Держите их в этом убеждении.
К сороковой минуте операции нервы у монолитовцев сдали. Они перестали бегать на каждый шум и начали действовать организованно, пытаясь взять район в клещи. Один из патрулей почти накрыл его, ворвавшись в подъезд, где он только что был. Сработала его растяжка. Оглушительный взрыв ВОГа, не причинивший, как он надеялся, смертельных ранений, но однозначно выведший их из строя и добавивший хаоса.
В этот момент голос Сокола в наушнике прозвучал, как бальзам: – Все! Данные собраны! Отходим! Сигнал через две минуты!
Его задача была теперь самой опасной – отвлечь их на себя, пока группа эвакуируется. Он выбрал самую безнадежную тактику – открытую провокацию. Выйдя на открытое пространство, он дал длинную очередь в сторону сгруппировавшихся фанатиков и бросился бежать не в сторону от школы, а вдоль нее, намеренно показывая себя.
– Он здесь! Заходите с фланга! – закричал кто-то.
За ним погнались. Он бежал, отскакивая за укрытия, чувствуя, как пули щелкают по кирпичам рядом. Он вел их за собой, как стаю злых псов, прочь от точки эвакуации Сокола.
Через две минуты в условленном окне, на другом конце района вспыхнул яркий, короткий луч фонаря. Сигнал. Группа Сокола ушла.
Теперь можно было сбрасывать хвост. Он рванул в знакомый лаз – аварийный выход из метро, заваленный мусором. Пролез внутрь, прошел по темным тоннелям несколько десятков метров и забаррикадировал за собой дверь обломком бетона. Снаружи еще слышались бестолковые выстрелы и крики.
Он сидел в полной темноте, слушая, как его сердце колотится о ребра. Через полчаса, убедившись, что погоня ушла, он выбрался на поверхность в другом районе и длинной, кружной дорогой, потратив еще два часа, добрался до точки сбора – заброшенного детского сада на самой окраине города.
Сокол и Сова были уже там. Сокол сидел, склонившись над «Окунем», на экране которого мигала карта с несколькими яркими отметками.
– Серый... – он поднял на него усталое, но ликующее лицо. – Мы это сделали. И для тебя кое-что есть. Смотри.
Он повернул экран. Одна из меток, не в школе, а в подвале жилого дома в трехстах метрах от нее, светилась особенно ярко. Рядом с ней горела пометка: «Высокая концентрация целлюлозы (бумага), металл, слабая энергетический сигнал».
– Вот твой схрон, – Сокол хлопнул его по плечу. – Координаты точные. Мы свое отработали.
Он смотрел на мигающую точку. Цена за эти данные была заплачена нервами, риском и несколькими часами адреналинового кошмара. Но они у него были. Операция, начавшаяся как отчаянная авантюра, завершилась полным успехом. Теперь путь к цели был прям и ясен. Оставалось лишь дойти.
-Да, много время прошло с моего пребывания в последний раз... Подзабыл маленько коры. Лесная 65/б...
Он взял листок. Бумага была теплой от принтера. Это был ключ. Конец долгого пути.
– Спасибо, – сказал он, и это было единственное, что пришло в голову.
Сокол перевел взгляд на его повязку, потом на его осунувшееся лицо.
– Слушай, – начал он, и в его голосе прозвучала несвойственная ему неуверенность. – Мы… можем дойти с тобой до самого дома. Прикроем. Поможем вскрыть, если что. Один ты… – он не договорил, но смысл был ясен. Одному тяжело ведь...
Сова, молчавшая до этого, кивнула, ее глаза выражали то же самое – не жалость, а профессиональную оценку рисков.
Зорький посмотрел на них – на этих людей, с которыми прошел через огонь. Они стали больше, чем временными попутчиками. Но он покачал головой.
– Нет. Я не хочу рисковать вами. Контракт был до координат. Он выполнен. – Он сунул листок в нагрудный карман. – Дальше – моя дорога. Одна.
– Упрямый черт, – беззлобно выдохнул Сокол. Он понял. Помочь – значило бы лишить его последнего, что у него оставалось – личной ответственности за эту цель. Личной победы.
– Что ж, – он тяжело поднялся, протягивая руку. – Тогда – счастливо. Не подохни там. А то зря мы тут с «Монолитом» танцевали. Вот мои коры, если что...
Серый пожал его руку. Крепко. Потом кивнул Сове.
– Берегите себя.
– И ты, – коротко бросила она.
Они развернулись и пошли, не оглядываясь, растворяясь в утреннем тумане, как и положено призракам. Зорький, а не Серый смотрел им вслед, пока последний звук их шагов не затих в мертвой тишине Припяти.
И снова он остался один.
Путь до улицы Лесной занял несколько часов. Каждый поворот улицы, каждое окно-глазница требовали предельной концентрации. Он избегал открытых пространств, двигаясь через дворы и подвалы, как крыса. «Монолит», приведенный в ярость утренним спектаклем, был на взводе. Дважды он залегал, пропуская мимо бегущие патрули. Их возбужденные крики доносились сквозь стены.
Наконец, он увидел его – пятиэтажный дом на Лесной, 65/б. Такой же серый и безжизненный, как сотни других. Подъезд был завален, но сквозь пролом в стене первого этажа вела лестница вниз, в темноту.
Спуск в подвал был похож на погружение в склеп. Воздух стал спертым, пахнущим плесенью, сыростью и… металлом. Фонарь выхватил из тьмы обещанный «Окунем» сейф. Он стоял в нише, приваренный к полу, и выглядел анахронизмом – реликвия из прошлой жизни, затерянная в аду настоящего.
Он достал инструменты. Его правая рука была почти бесполезной, и ему пришлось работать одной левой, зажав фонарь в зубах. Это была медленная, мучительная работа. Каждый щелчок отмычек, каждый скрежет металла казался невероятно громким в гробовой тишине.
Но через двадцать минут упорного труда замок сдался с глухим щелчком.
Он замер на мгновение, потом медленно, потянул на себя дверцу.
Внутри, в свете фонаря, лежали не артефакты. Лежали папки. Толстые, с пожелтевшими листами, засунутые в герметичные пакеты. И поверх них – небольшой, потрепанный блокнот в кожаной обложке.
Он взял его и открыл. На первой же странице, под знаком «Аномалов», было выведено знакомым почерком:
«Если ты это читаешь, значит, я уже мертв. И значит, ты либо тот, кому я это завещал, либо тот, кто меня нашел. В любом случае, удачи. Тайны Зоны дорого стоят».
Он захлопнул блокнот, сунул его отдельно. Все остальные папки, чертежи, схемы сложил в свой рюкзак и прислонился к холодному сейфу, внезапно ощутив всю тяжесть пройденного пути. Схрон был найден. Задание – почти выполнено, но он знал – самое сложное, возвращение с этой ношей через весь город, полный врагов, аномалий и призраков, только начиналось.
Путь до окраины был долгим и мучительным. Он шел, прижимаясь к стенам, пробираясь через завалы и заросшие бурьяном дворы. Рюкзак с документами за спиной тянул к земле, казалось, каждый листок был отлит из свинца. Боль в боку стала острой, ноги подкашивались. Нужна была точка, для эвакуации – открытая, но укрытая от прямого обзора.
Такой точкой стала проклятая девятиэтажка на самом краю города. Местные сталкеры обходили ее стороной – ходили слухи о призраках и «плохом воздухе», вызывающем галлюцинации. Ему было уже все равно. Он вошел в подъезд, утыканный пустыми гильзами и костями, и поднялся наверх, пока хватило сил, остановившись на третьем этаже в квартире с выбитыми окнами. Отсюда был виден большой участок пустыря – идеальная посадочная площадка.
Он прислонился к стене, с трудом отдышался и достал рацию. Маленький, холодный кусок пластика и металла, его нить к спасению.
– «Спектр», – «Орлан» на связи. Повторяю на связи. Начинайте заход. Координаты передаю.
Ответ пришел почти мгновенно, голос был безэмоциональным и четким, как удар скальпеля:
– «Орлан», прием. Координаты фиксируем. Время подлета – пятнадцать минут. Будьте готовы к быстрой погрузке. Обеспечьте периметр.
– Понял. Жду.
Он откинулся назад, закрыв глаза. Оставалось только ждать. И слушать. Каждая секунда в этом проклятом месте тянулась бесконечно. Он слышал, как скрипят балки, как ветер гуляет в пустых комнатах, и ждал одного – нарастающего гула вертолетных винтов.
Но услышал не гул, а мягкие, почти кошачьи шаги на лестничной площадке.
Сорвал с предохранителя пистолет, в его правой руке блеснуло лезвие ножа, забыв про боль и недомогания.
В дверном проеме, залитый косыми лучами заходящего солнца, стоял Щук.
Щук не был похож на типичного сталкера-боевика. В его облике сквозила иная порода – уставшего ученого или библиотекаря, заброшенного в ад и научившегося выживать за счет остроумия и цинизма. Мужчина лет пятидесяти, сухопарый и жилистый. Его лицо было изрыто мелкими морщинами и старыми шрамами. Лицо выгоревшее, обветренное, но с умными, пронзительными глазами-щелками, которые видели слишком много. Взгляд его был тяжелым и насмешливым, будто он знал о вас какую-то постыдную тайну и лишь ждал момента, чтобы ею воспользоваться.
Он стоял, расставив ноги, его «Винторез» был закинут за спину, руки свободны. На его лице играла знакомая язвительная улыбка.
– Ну что, старлей, – его голос прозвучал приглушенно в пустой квартире, – не скажешь же, что ждешь такси до «Агропрома»? Хорошее место выбрал. Жутковатое, но с видом.
– Что тебе нужно, Щук? – рыкнул Зорький, поднимая ствол.
– О, много чего, – он сделал несколько шагов внутрь, его глаза скользнули по рюкзаку Зорького. – Но в первую очередь – поздравить. Нашел-таки свою бумажную могилу. Думал, тебя Черный в своем бункере и прикопал, а ты, вон оно что, живуч. Хотя видок у тебя, ясное дело, в лазарет.
– Убирайся, – прошипел Зорький. – Пока цел.
– А что мне будет? – он фыркнул. – Ты стрелять будешь? Звук выстрела сюда пол-Припяти сбежится, включая тех, кому ты устроил утренний спектакль. И твой вертолет развернут, не долетев. Ты же тактик. Сам понимаешь.
-Стратег- вернее будет Щук... Да, и у тебя Щук жизнь одна, ты вероятно забыл об этом.
Щук указал подбородком на рюкзак. – Предлагаю сделку. Последнюю. Дай мне половину. Или хотя бы дай переписать. Я исчезну. Твой начальство, даже не узнает, что мы виделись. Все в выигрыше. Ты выполнишь приказ, я – пополню коллекцию.
– Ни одной бумажки, – сказал Зорький твердо. – Приказ, есть приказ.
– Какой же ты предсказуемый, Зорький, – покачал головой Щук. – Прямой, как ствол. Ни тебе фантазии, ни гибкости. Вся твоя служба – это долбить лбом в стену, пока он не треснет. Или стена, или лоб. – Он помолчал, прислушиваясь. Вдалеке послышался низкий, нарастающий гул. – А, вот и твое такси. Ну, что ж, выбор сделан.
Он сделал шаг назад, к выходу. – Но запомни, старлей. Ты везешь не просто бумаги. Ты везешь беду. Сидорович, Бармен, Черный… это все цветочки. Там, в этих папках, – он ткнул пальцем в сторону рюкзака, – корни. И когда ты их потревожишь, вырастет такое, что твой «Буран» покажется детским утренником. Мертвые мстят. Особенно те, кого предали свои.
-Считай, как хочешь Щук, только скажи много шакалов обрадуется, если мы перегрызем друг другу глотки? Те которые стоят у тебя за спиной не помогут тебе, когда ты будешь тонуть. Все твои защитники мертвы Щук. Подумай о себе и возможном честном предложении стать свободным, сохранив свою жизнь.Слово офицера Щук.
-Шакалы?.. Они радуются любой падали. Неважно, моей, или твоей. Ты ошибаешься, Зорький. Ты видишь стаю, а я — лишь одного-двух вожаков, которые ею правят. Остальные — мясо. И они будут радоваться, пока не поймут, что следующую глотку перегрызут им. Тонуть? Я научился плавать в таких водах, где твои покровители и секунды бы не продержались. Они не утонули. Их утопили. Так же, как хотят утопить меня. И знаешь, что происходит с тем, кто пытается утопить опытного пловца? Он сам захлебывается.Мои защитники мертвы. Верно. Но их дело, их долги, их секреты — живы. И они теперь на мне. Тот, кто убьет меня, получит всё это грузом на свою голову. Ты готов принять это наследство, Зорький? Всех демонов, которых я так долго сдерживал?
Зорький шагнул вперед и опустив пистолет тихо сказал:
-Я, готов Щук.
Он посмотрел на Зорького прямо, и в его взгляде вдруг мелькнуло нечто похожее на сожаление.
Свобода... Сохранить жизнь. Ты предлагаешь мне стать вожаком тех самых шакалов? Или, может, просто новой игрушкой в чьих-то руках?
-Моим деловым партнером и возможно новым партнером по бизнесу с Большой Земли. Без стремных понтов и пурги. Моим личным призраком в стане врагов. Утебя Щук будет много путей в Зоне и на Большой. Твоя работа вскрывать нарывы , а не месить говно в стаде. Работы много и скучать не будешь. Перегрызем шакалов вместе Щук?
Подойдя в плотную Зорький тихо ответил, глядя в глаза:
-Как равный равному, по чести и совести Щук, мой отец, был вором в законе. По этой причине я говорю с тобой, как равный с равным. Усек?Щук замер на секунду, и в его глазах, всегда холодных и расчетливых, промелькнуло нечто неуловимое — понимание. Словно последняя деталь встала на свое место, завершая сложный пазл. Он медленно, почти незаметно кивнул, не отводя взгляда.
Качнув головой, Зорький мгновенно сделал разрез клинком ножа на своей ладони. Алая струйка закапала на пыльный пол.
-По старинке делали так. Не слабо повторить? Он протянул нож Щуку.
Быстрым, точным движением тот провел лезвием по своей ладони. Кровь выступила темной струйкой, сливаясь с кровью на руке Зорького в их крепком, теперь уже клятвенном рукопожатии.
-Кровь в кровь. Честь, за честь.
Тихо сказал Щук.
-Лови мои коры Щук, в пиликнувшем у того ПДА.
-Встреча в баре "Глоток свободы" и не сгинь в Зоне брат.
Гул винтов становился оглушительным, заставляя дрожать стекла в рамах.
– Передай Калашу, – крикнул Щук, уже почти скрываясь в темноте коридора, – что Щук, желает ему приятного чтения!
Он растворился в полумраке подъезда. Ровно через десять секунд уродливый вертолет «Спектра» с ревом завис над пустырем, сбрасывая тросы. К Зорькому, уже бежали две бесшумные тени в камуфляже.
Он стоял, глядя в пустой дверной проем, вербовка прошла успешно, порез жег ладонь и слова Щука звучали в ушах громче, чем рев турбин. Щук был прав. Он вез не просто документы. Он вез войну. И, похоже, она только начиналась...