04 01. Окончить приём пищи

На фотографии рубают хавчик Рюша (Андрей Яценко) и Миша Ясюк. Первое блюдо, горячая пшенная каша, у них содержится в большой банке, второе (банка тушенки) - в маленькой.


       Внизу, в Рухе, ситуация пошла на улучшение. На территории ППД полка, на высоте двух тысяч метров, воздух содержал кислорода поболее, чем на Пятнадцатом посту, солдаты хватанули целебного окислителя, начали оживать, потихоньку-помаленьку поползли к речке Гуват, как говорится, короткими перебежками мелкими шажками. Хотя, какие там перебежки, короткими переползаниями в полуобморочном состоянии ковыляли пацаны, по двое, по трое, поддерживали друг друга. Кое-как доползли до воды, попили, начали улыбаться. Надо было всего-то дать людям по литру воды. Кошкин, почему ты такой урод?
       Ожившие люди захотели гигиены. Сначала так-сяк умылись ледяной водой из речки, затем основательно вымылись горячей водой в батальонной бане, чистые туловища настойчиво потребовали жратвы, бойцы оказались не в силах дождаться обеда и решили организовать несанкционированный приём пищи. Как настоящие жулики и прохиндеи, они где-то с кем-то добазарились, спионерили из офицерской столовки полведра настоящей картошки навсегда, и большую чугунную сковороду одолжили на время. Раньше, когда-то не так давно, мы пробовали готовить продукты питания в цинке от патронов.
       Могли бы и сегодня попытаться воспроизвести подобный кулинарный эксперимент, но, у цинка при нагревании завсегда отлущивалась зелёная краска от донышка и бортов. Она не очень вкусная, зато, почти не токсичная, однако, пацаны с кухни позволили нам воспользоваться настоящей профессиональной сковородой, мы не стали «капризить» и «кокетить», пихнули замасленную чугуняку подмышку Игорю Стрижевскому и поплелись в боевое охранение разжигать костёр. После не очень долгих манипуляций дым развели, картофель почистили и принялись растапливать комбижир.
       Достаточно быстро, через неогромный промежуток времени, неогромная толпа солдат расположилась плотной гурьбой вокруг огромной закопченной сковороды и принялись уплетать румяный хрустящий картофан. Женька Филякин повёл над импровизированным столом обеими руками, показал размер своей мечты:
 - Мужики, а у меня дома! У меня ещё больше сковородка есть, вот такой! Я, када из армии вернусь, я его полный картошки нажарю! Буду сидеть и жрать, сидеть и жрать!
Орёл с набитым ртом возмутился так, будто сержант Филякин ужал его на порцию еды:
 - Филя, а ничего у тебя не треснет, в одну репу жрать? Может с друганами надо поделиться?
Филя загы-гы-кал, Петя Носкевич высказал мнение:
 - У нас такая сковородка, это каб свиням давать.
Данным методологическим термином «свиням давать» в Белоруссии издревле обозначали процесс выкармливания домашних питомцев. Поняли бойцы Петину мысль, или не поняли, я не разобрал, но тоже захотел поумничать под общий прилив хорошего настроения:
 - Лопухи вы все! Комбижир - это олеиновая кислота, связанная в эфир с глицерином. Ею надобно поливать металлорежущий инструмент при развёртывании отверстий, а картошку следует жарить на шкварках.
       В ответ на мою реплику Орёл изобразил интонации ехидного Бендера:
 - Щщас! Я тоби у центре Гванистанщины кабаньчика на сало у духов позычу!   
Все дружно заржали, Орлов тоже, при этом выронил изо рта кусок картофелины на землю, поднял, обтёр об штаны и затолкнул обратно, в рот. Жизнь потихоньку налаживалась.
       Едва мы захряпали картофан, поступила команда на кормление организованным горячим питанием из батальонного передвижного пищеблока. Думаете кто-то из нас отказался? Боже упаси! Ещё Ремарк в своё время говорил: - «Всё, что связано с пищеварительным трактом - для солдата свято». Ремарк был культурным человеком и вырос классиком литературы, а рядовой Орлов вырос раздолбаем, он почесал впалый живот и глубокомысленно заметил:
  - Сколько солдата не корми, у ишака всё равно хер толще. – Сказал и пошел на раздачу пищи с пятилитровой консервной банкой.
       С такой большой банкой он пошел потому что так было удобно: в одну на четверых получаешь первое блюдо, во вторую - соответственно, второе блюдо и так далее. В результате, один солдат понесёт в руках одну банку. Если получать еду в штатную солдатскую посуду, то три разных блюда будут размещены в котелок, в крышку и кружку. Ну и как прикажете нести это всё на открытую площадку под тутовниками? Ладно бы до стола дойти по ровному полу, а как по пали и грязи перемещать три предмета, наполненные жидкостями? У солдата всего две руки, а предмета получается три, эквилибристом, наверное, надо стать. В общем, на пункт раздачи горячего питания мы отправились с большими консервными банками и картошка, сожранная с комбижиром, нас не отпугнула от этого мероприятия. Мы слегонца расслабили на обмундировании ремни и пошагали к походной кухне. Снова жрать.
       За время, пока мы шлёндрались (деревенское выражение из Западной Белоруссии, обозначает «шлялись») по горам, никаких изменений насчёт солдатской столовой в нашем батальоне не произошло. Столовая не появилась. Значит принимать пищу нам пришлось на голой земле, на отведённой для нашей роты территории под тутовниками, там, где указал Комбат Пудин.
       Бойцы побрали свои привычные банки, кандейки и ведёрки, выстроились нестройной толпой к кунгу батальонной кухни, протягивали повару пищеприёмники и говорили: - «На восемь человек». Или «На пять». Повар наливал огромной поварёшкой жрачку в протянутую ему ёмкость. Чаще всего бойцы протягивали пятилитровые консервные банки от армейской томатной пасты, которую этот самый повар израсходовал для приготовления очередного завтрака, обеда или ужина. Как только он выкладывал томатную пасту в котёл, опустевшая банка относилась в Боевое Охранение, там при помощи автомата Калашникова в жестяных стенках проделывались две аккуратные дырочки, в них вставлялась проволока в качестве ручки, и получалось шикарное ведёрко, с которым можно было идти к батальонной кухне, протягивать его повару и говорить: - «На четверых».
       В такой системе снабжения военнослужащих харчами, было раздолье для «молодых». Лучше пожрать из консервной банки, сидя на голой земле, чем не пожрать в красивой столовой. В Союзе учебную роту в сто двадцать рыл заводили в металлический ангар, называвшийся солдатской столовой. Там имелся чисто вымытый бетонный пол, рядами стояли столы и скамейками, всё выглядело культурно и гигиенично. Однако, молодому бойцу от этого не было никакой пользы из-за скотской организации процесса потребления еды. Сержанты учебных рот заходили в столовую на двадцать минут раньше, чем солдаты, рассаживались за сержантским столом и жрали, как не в себя, как Серый Волк Красную Шапочку. Их солдаты ещё не вошли в столовую, а сержанты уже слопали свою пайку. Сытые и довольные они начинали глумиться. В момент, когда последние двадцать бойцов из роты подходили к своему столу, сержанты подавали команду «Рота, окончить приём пищи! Выходи строиться!» Последние двадцать бойцов не то, чтобы ничего не съели, они даже не успели занять места за столом, а им уже командовали – выходи строиться! Кому это было надо? Родине? От этого повышалась обороноспособность Страны? Люди уходили из столовой голодные, жрачку наряд выкидывал на помойку. А где польза? В чём цель этих поступков? Сержанты пытались таким образом научить солдата запихивать в себя хавчик стоя и не разжевывая? Сколько навоюет солдат после подобного приёма пищи? Какой негодяй ввёл такие порядки в учебных подразделениях?
       Помню, в Термезе, в учебной роте, сержанты обнаружили у курсанта кусок хлеба в кармане. Они приказали бросить хлеб на землю и топтать ногами перед строем. Вся учебная рота, все сто двадцать человек, смотрели на это и думали о том, какие же скоты сержанты. В Рухе каждый солдат носил с собой ложку и выходил из располаги на боевое задание не просто с куском хлеба в кармане, а с кучей еды на трое суток, но Земля из-за этого почему-то не свернула со своей орбиты! Зачем же в Союзе бойцов пинали за еду, чему пытались научить? Может быть сержанты в Союзе были реально скотами? Или порядки в учебных подразделениях были установлены скотскими? Кто их установил? Зачем? Неужели так приятно издеваться над молодым солдатом, которому и без того тошно?
         К великому счастью, Справедливость всё-таки иногда посещала войска. Андрюха Шабанов однажды поведал как из Ашхабадской учебки, где была установлена ровно такая же отвратительная система питания, прислали в батарею на территорию Афганистана четверых сержантов-гандонов, летом 1984-го. В качестве военных специалистов эти сержанты не показали ничего, зато все пинали их от души.
На контрасте с идиотизмом, творившемся в учебных подразделеньях на территории Союза, в Рухе молодой боец был счастлив. Здесь он мог протянуть на раздачу пищи пятилитровое ведёрко, сделанное из большой консервной банки, и сказать: - «На четверых».
       Жри, братан! За четверых хряпай! Сука-служба и опасна, и трудна, дык хоть подхарчись малёха, пожри нормально перед смертью.
       В такой сложной политической обстановке мы с пацанами устроились на открытом воздухе возле речки Гуват на каком-то возвышении почвы и неспешно орудовали ложками.
       На обед нам выдали варёные макароны с тушенкой в качестве основного блюда и белый хлеб с чаем в качестве «шлифануться» в конце хавчика. Макароны оказались очень горячими, я неспешно черпал их ложкой и водил по окрестностям ненапряжным взглядом. Там и сям в речке Гуват просматривались ярко-желтые лепёшки застывшей пшенной каши. Её накидали на дно молодые бойцы, они наедались до отвала и выбрасывали в реку оставшуюся кашу. Точно знаю - это делали «молодые», ни один старослужащий пацан из Узбекистана не мог поступить подобным образом из-за религиозных воззрений. По их убеждениям каша - это то же самое, что хлеб. Хлеб на землю нельзя бросать, это - грех. Пройти мимо валяющегося на земле куска хлеба, тоже грех. Непременно требовалось поднять хлеб с земли и положить на какое-нибудь возвышение. На камень или на забор. Внутри себя я смеялся над таким решением проблемы, однако, по сути, был согласен - хлеб кидать на землю нельзя и кашу в воду тоже. «Увидел бы кто это делает, дал бы под сраку» - как-то сказал Герасимович. Он сам тогда был молодым солдатом, он сам недавно в Союзе получал команду «Окончить приём пищи» раньше, чем успевал начать тот приём пищи. Точно, как Олег, я огорчался в Рухе из-за выброшенной в речку пшенной каши, но, был доволен, что «молодым» достается много жрачки. Солдат не умрёт голодным.
По итогу первый день «внизу» благополучно завершился обжорством на закате дня. Вечерняя поверка прошла в обычном штатном режиме, после неё нам была подана долгожданная команда «отбой», обозначающая наступление тёмного времени суток.
Спать я залез на второй ярус нар под самый потолок, ибо там собирался тёплый воздух. Холодные ночи в горах изрядно надоели и мне стало наплевать на армейские предрассудки будто на втором ярусе спят только «молодые». В Рухе на втором ярусе спят не «молодые», а умные. Ночевать в тепле полезней для здоровья, чем изображать из себя «деда» и мёрзнуть за это на первом ярусе.
       На нарах, наверху, я выбрал место поближе к установленной на полу «буржуйке», обнялся со своим пулемётом и отрубился от всех внешних раздражителей. Да-да, обнялся с пулемётом, я взял его с собой в постель, как любимую игрушку в босоногом детстве. В те дни мы все спали с оружием «в постелях». Так поступать было рационально и воспринималось окружающими нормально. Точно так же, как рационально взять с собой на боевой выход ложку и еду. В Союзе, если бы солдата застукали с ложкой в кармане, его долго бы чмырили перед строем сержанты, затем долго лупили бы в каптёрке деды. Ну и, понятное дело, если бы солдат в Союзе забрался в койку с ручным пулемётом, то его и лупили бы, и чмырили, а в конце концов сдали бы особисту. Это ж какое нарушение - с пулемётом в койку!
По команде «отбой» я забрался на "шконку" и успел подумать, пока не закрылись глаза: - «День прошёл, я живой, а завтра будет другой день, там посмотрим».