Фауст XXI, или Продажа страха
Но две души живут во мне,
И обе не в ладу друг с другом.
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнёт к земле всецело,
Другая вся за облака
Так и рванулась бы из тела.
Гете И. Фауст
Действующие лица:
ОН — мужчина лет тридцати пяти, доцент торгового вуза.
ЖЕНА —красивая, со вкусом одетая женщина.
ВОДИТЕЛЬ —немногословный мужчина во фраке, в белых перчатках.
ПРЕЗИДЕНТ —ухоженный мужчина в дорогом классическом костюме.
СЕКРЕТАРША — холодная красавица, сверкающая ювелирными украшениями.
ВЕДУЩИЙ — телевизионный работник.
ФОТОРЕПОРТЕР
ПРОЛОГ
Полутемная сцена.
Стол, ноутбук, чашка остывшего кофе, кипа бумаг. За окном — ночь.
ОН — сидит перед монитором, в старом домашнем халате, в стоптанных тапках. Щёлкает мышью. Экран лениво отвечает: «Ошибка подключения».
На стене — диплом, слегка перекошенный. На дипломе — имя, написанное мутно, неразборчиво.
ОН (мрачно): Удалёнка. Какая тоскливая ночь… Кажется, даже время не уверено, стоит ли ему продолжаться. Работа и жизнь слились в одно большое окно Zoom,а ты — просто квадрат с фамилией и плохим освещением (берёт бумагу). Что сейчас значит это имя в дипломе (смотрит на свой диплом)? Пшик. Ни-че-го… Пустота. «Срок сдачи отчёта — вчера» (усмехается про себя). Какое прекрасное время, когда «вчера» стало новой формой «никогда». (Говорит в пустоту) Ты чувствуешь, Господи? Мы все теперь на расстоянии. Даже от Тебя — через VPN.
Телефон звонит.
ОН кладет подушку на трубку.
ОН (недовольно): В такой час? Кому это приспичило? Снова шеф? Вот ведь старый замполит, всё-то ему неймётся. Написал когда-то бездарную диссертацию. Господи! И тема-то какая! О роли ленинских комнат в каком-то формировании да в условиях, конечно (!), перестройки. Он и кафедрой заведовать стал по недоразумению, а всё туда же — думает, что и дома может контролировать, как мы, научные, между прочим, сотрудники, проводим время. Спим! Не буду отвечать. Имею право на личную жизнь! Хотя можно ли это называть жизнью? (Обводит взглядом свое скромное жилище) Спасибо ещё, что не общага…
Звонок телефона стал громче.
ОН (со вздохом): Придётся ответить.
Тишина.
Потом — гулкий голос.
ГОЛОС (по телефону): Вы готовы к собеседованию?
ОН (настороженно): С кем?..
ГОЛОС: С системой.
Тишина.
ОН (насмешливо): С какой — банковской, образовательной, или… той, что сверху?
ГОЛОС: Без уточнений. Вы подавали заявку на должность «аналитика страха». Подтверждаете?
ОН (вяло, но шутя): А что, выбор у меня большой? Сегодня, если не продаёшь страх — значит, покупаешь.
ГОЛОС: Принято. Ваша заявка одобрена.
Связь обрывается. Тишина.
Он остаётся сидеть, глядя в пустой экран.
ОН (в сторону): Вот и всё. Контракт с преисподней — без подписи, но с ярким логотипом. Иногда думаю, там, внизу, давно уже всё оптимизировали. Теперь грешников не жарят — их просто зовут на совещание в Teams. (Вздыхает, смотрит на зеркало) А ведь я был умным. Когда-то. Вроде бы даже и совсем недавно. Считал, что главное — не бояться. Пока не понял: не бояться — значит, не продаваться. А это — неприбыльно. (Пристально вглядывается в зеркало, как будто видит кого-то ещё) Кто ты? Мой двойник с дипломом? Или тот, кто наконец научился продавать себя дороже страха? (Смеётся тихо, почти доброжелательно) Ну что, доктор психоанализа? Ну, или почти доктор, а пока доцент… Добро пожаловать в XXI век. Тут уж Фауст подписывает контракт не кровью, а согласием с политикой конфиденциальности.
Свет постепенно гаснет.
На сцене остаётся только сияние монитора.
Акт I. Сцена 1. На пороге
Скромная комната. Полумрак. Свет от ноутбука освещает комнату, где пахнет вчерашним кофе и недописанными письмами.На стене — часы, которые неизвестно когда остановились.На столе — чашка с отколотой ручкой и бракоразводные документы в конверте.
ОН сидит за столом, в домашней одежде, небрит, пустым взглядом уставился в монитор.
ЖЕНА — у двери, в пальто, будто зашла на минуту, за вещами.
ЖЕНА (сухо): Ты всё ещё здесь? Я думала, ты переедешь к своим страхам. Там, говорят, просторней. И кормить обещают вкусно.
ОН (не отрываясь от экрана): А я думал, ты уже уехала. Мы же договорились — без сцен.
ЖЕНА: Это не сцена. Это финал. Ты просто его не заметил — как не замечаешь, когда с тобой говорят. И так всю жизнь, между прочим.
ОН (медленно, задумчиво): Финалы, милая, бывают только в театре. А у нас — бесконечный антракт. Ну, не повезло тебе. Бывает.
ЖЕНА (насмешливо): Хоть не контракт. Ты даже развод превратил в метафору. Может, это и есть твоя новая профессия?
ОН (поворачивается и с вызовом): Почти. Меня пригласили консультировать человечество. По страху.
ЖЕНА (поднимает брови): Поздравляю. То есть теперь (с нажимом) ты — эксперт по собственным проблемам?
ОН (улыбается): Именно. Кто, как не я, знает, как жить в тревоге, на съёмной квартире, с неоплаченными счетами и бывшей женой, которая приходит, как напоминание о совести.
ЖЕНА (спокойно): Не называй меня совестью. Я просто устала жить с человеком, который боится всего — даже счастья своего.
ОН (смотрит в окно): Счастье — переоценённая категория. Оно требует постоянного обслуживания. А страх — автономен. Он сам себя питает.
ЖЕНА (вздыхает): Ты даже оправдания придумываешь с кафедральной точностью. Что это за работа — консультировать человечество?
ОН: Продажа страха. (Пауза) Теперь это бизнес. И, говорят, весьма прибыльный. Я стану делать то, что всегда делал бесплатно, — объяснять людям, почему и чего им стоит бояться.
ЖЕНА (недоверчиво): И тебе за это заплатят?
ОН: Щедро. Весьма. Страх — лучшая валюта. Он никогда не обесценивается.
ЖЕНА (тихо): Ты уже не человек. Ты — рекламный слоган.
ОН (с усмешкой): Спасибо. Значит, всё не зря. Не впустую. Раньше я учил студентов думать. Теперь — перестану мешать им чувствовать.
ЖЕНА (глядя на бумаги на столе): Ты подписал заявление о разводе?
ОН: Почти. (Берёт ручку, медленно подписывает) Вот и всё. (Поднимает взгляд) Теперь мы свободны. Причем оба. Но по-разному. Ты — от меня. Я — от иллюзий.
ЖЕНА (берёт бумаги, почти шепотом): А от страха?
ОН (улыбаясь): От него не уходят. Он уже вечен. К нему даже устраиваются на работу.
Пауза.
Она стоит у двери, не решаясь уйти.
Он снова садится за ноутбук, экран отражает его лицо — половину живую, половину — цифровую.
ЖЕНА (тихо): Ты ведь всегда говорил, что человек сам выбирает, во что верить. Ты доцент, защитил диссертацию, написал несколько научных трудов… Мог бы жить радостно, с удовольствием. Но нет! Всё тебе чего-то не хватает!
ОН (вяло): Ну, да, доцент торгового и ещё какого-то вузов, преподаватель всех возможных дисциплин по психологии. Да, написал три методички, одну даже напечатали. И что? Ты же уходишь от такого гения? Тебе чего не хватало?
ЖЕНА (тихо): Ты невыносим. Ты выбрал страх.
ОН (не глядя): Просто он первым позвонил.
Свет гаснет.
Слышен тихий звонок уведомления.
На экране появляется надпись: «Добро пожаловать в корпорацию ‘ХХL Восточная Европа’. Ваш контракт активирован».
Акт I. Сцена 2. Поездка в лимузине
Свет усиливается. На сцене — макет улицы: мокрый асфальт, фонари. На лавочке у подъезда любопытствующие старушки.
Посреди сцены — длинный чёрный лимузин, блестящий, нереальный, как из чужой жизни.
ОН выходит из подъезда типовой многоэтажки, застёгивая пальто. В руках — телефон, вибрирующий от уведомлений.
ОН (в сторону): В девять утра мне звонили из ада. Теперь — из Восточной Европы. Прогресс. А ведь Сенека предупреждал: «Всё у нас чужое, мой друг Луций, лишь время наше». И я его, кажется, окончательно просрочил.
Подходит к машине. Открывается дверь.
ОН (осторожно): Это за мной?
ВОДИТЕЛЬ (равнодушно): Если вы — он, то да.
ОН (усмехается): А если не я?
ВОДИТЕЛЬ (не мигая, безразлично): Тогда — всё равно. У нас в списке только фамилии. Личности давно не требуются.
ОН (садится в лимузин): Какой приятный корпоративный подход.
Салон поглощает звук.
Тишина. ОН осторожно трогает кожу сиденья.
ОН (в сторону): Кожа, блеск, тишина — всё, как в Мавзолее. Правда, я там не был. Далеко. Но, думаю, там тоже кондиционер и ноль эмоций.
ВОДИТЕЛЬ (отстраненно вежливо): Желаете напитки, сэр?
ОН (вскидывается): Сэр? Это приятно. А какие есть?
ВОДИТЕЛЬ: Любые.
ОН (мягко): Тогда… компот из шиповника. (В сторону) Чтобы не слишком привыкать к аристократии.
Пауза. Водитель молча подает бутылочку с компотом.
За окном мелькает город — обшарпанные дома, переполненные мусорные урны, слякоть, лица прохожих, уткнувшихся в телефоны, собаки на поводках, рекламные щиты: «Страх — это стиль жизни».
ОН (в сторону): Мир летит куда-то. И всё без меня. А может, я просто наконец-то попал в сюжет своей жизни? Только непонятно — кто автор? (Смотрит в окно) Может, всё это пранк? Разыграли студенты. Решили отомстить за контрольные. Сняли в TikTok: «Как мы сделали доцента амбассадором ужаса». Нет. У студентов столько фантазии нет. Мне ли не знать? Я же её у них и убивал. Систематически.
ВОДИТЕЛЬ (со скрытой насмешкой): Нервничаете, сэр?
ОН (сухо): Скорее, репетирую. Это ведь собеседование с Президентом, верно?
ВОДИТЕЛЬ (выпрямившись): Так точно. Сам Президент компании «ХХL Восточная Европа» будет побеседовать с Вами.
ОН (иронично): Звучит как диагноз. «Форма страха — острая, евроориентированная».
ВОДИТЕЛЬ (спокойно): Мы не обсуждаем распорядителей, сэр.
ОН (смотрит на него): А вы…Вы ведь тоже боитесь?
ВОДИТЕЛЬ (после паузы): Я давно не пользуюсь этим чувством. Слишком дорого в обслуживании.
Тишина. Машина едет дальше. За окнами всё темнее, всё бесприютнее.
Город растворяется, словно фон выгорает на экране.
ОН (в сторону): Минут сорок пути. И кажется, что я еду не к работе — а к себе, к тому, кто давно ждал момента продать остатки души по рыночной цене. (Вздыхает) А ведь мог не брать трубку. Мог просто спать. Или писать никому ненужные методички. И, может быть, прожил бы жизнь, не подписав контракт с теми, кто умеет продавать страх — оптом, в упаковке из новостей.
Машина плавно останавливается.
Огромное здание из стекла и металла, подсвеченное изнутри.
На фасаде — неоновые буквы: «ХХL — мы думаем за вас».
ВОДИТЕЛЬ (открывая дверь): Приехали, сэр.
ОН (не выходит сразу): А если я передумаю?
ВОДИТЕЛЬ (ровно): Передумывают только те, кто ещё жив.
Пауза.
ОН выдыхает, выходит из лимузина.
Свет вспыхивает, гул города замирает.
Он идёт к входу, как человек, который уже знает, что путь обратно не предусмотрен.
Акт I. Сцена 3. Корпорация страха
Офис. Холодный блеск стекла. Тишина, изредка прерываемая звуком лифта, приглушенными голосами, шорохом бумаг. Он стоит у лифта, немного потерянный, но старается выглядеть уверенно.
ОН (в сторону): Приятен всё-таки аромат у этого кондиционера. Прямо-таки благоухает какой-то стерильной уверенностью успеха! И всё же всякий раз, когда поднимаешься на лифте выше десятого этажа, чувствуешь себя не человеком, а экспериментальной мышью. Вот и я — в колбе успеха. (Вглядывается в табло) Двенадцатый… семнадцатый… двадцать пятый. Всё выше и выше — только воздух гуще. Наверное, так и выглядит рай для карьеристов — только здесь лифт ходит без остановок, а мёртвые души подают кофе с логотипом корпорации.
Двери открываются. Встречает девушка на ресепшене — холодная, как экран телефона после ночи уведомлений.
СЕКРЕТАРША: Президент ждёт вас.
ОН (пытается пошутить): Ага. А кто я — новый пророк или очередной апостол Excel?
СЕКРЕТАРША (без выражения): Вы наш гость.
Пауза.
ОН идет за ней вдоль зеркальных стен. В отражении — будто другой человек: ссутулившийся, излишне суетливый, с интересом оглядывающийся по сторонам.
ОН(в сторону): Каждое отражение — это уже не ты. Только твоя пробная версия. (Вздыхает) Вот бы вернуть старую — ту, которая еще верила в Сенеку и в бесплатное образование. Ну, это уже глупости… Это лишнее.
Девушка открывает дверь.
Просторный кабинет. В центре — человек с идеальной осанкой, гладкими движениями и пустыми глазами.
ПРЕЗИДЕНТ (поднимается, протягивает руку): Рад знакомству, доктор.
ОН (машинально, растерянно): Доцент.
ПРЕЗИДЕНТ (холодно улыбается): Пока. Пока доцент. Садитесь, пожалуйста.
ОН садится. Пауза.
Президент открывает папку с его «работами» — достаёт распечатку.
ПРЕЗИДЕНТ (зачитывает название): «Психология страха в медиасреде». Ваша статья? Знаю: Ваша. Мы давно ищем специалиста по вашему профилю. (Задерживает взгляд на ЕГО лице) Вы ведь знаете, что страх — самая устойчивая энергия в мире?
ОН (осторожно): Боюсь, вы правы.
ПРЕЗИДЕНТ: Вот именно! Мы продаём не товар — мы продаём ощущение угрозы. Безопасность — слишком абстрактна. А страх — конкретен. (Пауза) Ведь именно он делает человека управляемым.
ОН (в сторону): Интересно. Фауст XXI века без Мефистофеля — просто CEO в идеально отглаженном костюме.
ПРЕЗИДЕНТ: Мы создаём нарратив. Вы — человек науки. Значит, вы сможете объяснить людям, почему им страшно. Дать форму их тревоге, превратить её в контент. Материализовать, если хотите. Семь тысяч евро в месяц того стоят, я думаю.
ОН (тихо): Вы хотите, чтобы я пугал людей?
ПРЕЗИДЕНТ: Нет, что вы! (Улыбается) Вы просто поможете им понять, чего они должны бояться. Указать им. (Достаёт сигару, закуривает. Дым вьётся, как призрачные кольца над сценой. Свет становится мягче, чуть золотистее)
ПРЕЗИДЕНТ (продолжая): Ваши коллеги уже работают с нами. Один создал панику вокруг дефицита гречки. Другой — вокруг витаминов. (Многозначительный взгляд) Один ваш коллега пугает всех новыми эпидемиями. Но все они начинали с фразы: «Я просто делаю науку».
ОН (нервно усмехается): А потом наука начала делать их.
ПРЕЗИДЕНТ (слегка наклоняется): Вы ведь не из трусливых, профессор?
ОН (автоматически): Доцент.
ПРЕЗИДЕНТ (мягко, почти ласково): Пока. Пока доцент.
Пауза. Тишина. Только гул кондиционера и лёгкий стук пальцев, барабанящих по столу.
ОН непроизвольно вжал голову в плечи.
ОН (в сторону): Вот она, пропасть. Не под ногами (рассматривая свою обувь) — в словах. (Пауза) Семь тысяч евро в месяц за то, чтобы объяснять людям их страх. (Улыбается, поднимая голову) Недорого за душу.
ПРЕЗИДЕНТ: Вы согласны? (Смотрит в окно. Улыбается) Обратите внимание на город. Там, внизу. Словно рой муравьёв. Все куда-то бегут, суетятся, боятся опоздать, пропустить, потерять, не успеть.
ОН (вдруг осипшим голосом): Мне нужно два дня. Подумать.
ПРЕЗИДЕНТ (удивленно поднимает бровь, усмехается, но встаёт, пожимает руку): Вы уже согласились. Просто ещё сами не поняли этого.
Свет медленно гаснет.
За окном — гул мегаполиса. Голоса, новости, реклама. Всё сливается в тревожный хор, переходящий в низкий механический гул. Из темноты тихо звучит голос ЖЕНЫ.
ГОЛОС ЖЕНЫ: Ты всегда выбирал не жизнь, а её объяснение…
ОН закрывает глаза. Тьма. Тишина.
АКТ II. Сцена 1. Первый эфир
Свет яркий, почти режущий. Студия телешоу. Камеры, микрофоны, стеклянная панель ведущего. На заднем плане — экран с логотипом корпорации «ХХL» и мерцающие надписи: «СТРАХ = ВЛАСТЬ».
ОН (в сторону): Ну, вот и всё. Момент настал. Теперь теория окончательно превратится в практику. Я больше не доцент. Я — фасад. Лицо страха. (Осматривается, останавливает взгляд на камере, выпрямляется, натянуто улыбается) Должно быть убедительно. Не слишком тревожно, но достаточно, чтобы люди поверили, что мир вот-вот рухнет.
ОН садится за стол.
Свет прожекторов чуть обжигает глаза. ОН слегка прищуривается. Ведущий поправляет микрофоны.
ВЕДУЩИЙ: Добрый вечер. Сегодня у нас особый гость — доктор психоанализа, аналитик страха.(Пауза, к камере)Он расскажет, чего именно стоит опасаться в XXI веке.
ОН (холодно, лишенным эмоций лекторским голосом): Добрый вечер. Мир изменился. И вместе с ним изменился страх. Не тот, что жил в вашем детстве под кроватью, а тот, что прячется в ваших почтовых ящиках, в новостях и в телефоне, который звонит, пока вы спите, и будит вас, заставляя просыпаться в холодном поту от страха за близких и не только за них...
ВЕДУЩИЙ (слегка напряжён, но согласно кивает): Мы понимаем это. Понимаем. Но какие угрозы самые актуальные сегодня?
ОН (медленно, словно взвешивает каждое слово): Невидимые. Электронные. Медицинские. (Поднимает палец) Каждый сосед, каждый сотрудник, каждый онлайн-пользователь — потенциальная угроза. И чем сильнее вы боитесь, тем ярче вы ощущаете, что живы.
ОН (про себя, в сторону): Вот оно. Первое ощущение власти. Люди платят не деньгами, а вниманием. И чем громче они вопят, тем выше курс моей новой валюты — страха.
ВЕДУЩИЙ: А как нам защититься, доктор? Что предлагает наука?
ОН (улыбается, холодно): Защищаться? Не стоит. Вы уже здесь. Вы уже увидели. И это — ваша защита. Страх — это щит, который вы сами держите. Я лишь показываю, где его держать удобнее.
Ведущий аплодирует, но аплодисменты звучат как эхо, фальшиво. Камеры поворачиваются.
ОН видит лица зрителей — замешательство, тревогу, растерянность.
И понимает: они уже купились. Они его слушают.
ОН (в сторону, усмехаясь): Каждое слово — билет в мою империю. Каждое вдохновение — их согласие.И я думаю: «Господи, а что осталось от меня?»
Звучит сигнал конца эфира. Лёгкий гул аплодисментов.
Он встаёт, снимает микрофон, чуть покачиваясь. Слегка улыбается.
ОН (тихо, самому себе): Первый эфир. Первый шаг. Не шаг к спасению — шаг к власти. (Разглядывает себя в зеркале студии) И что-то здесь, глубоко внутри, шепчет мне: «Ты продал себя за внимание. Но оно дорого обходится».
Свет гаснет.
На экране остаются мерцающие надписи: «СТРАХ = ВЛАСТЬ».
Камеры выключены, но эхо остаётся.
АКТ II. Сцена 2. Взлёт и медийная власть
Студия сменяется на офис.
Свет холодный, металл блестит. Мониторы, телефоны, газеты.
Везде — ЕГО лицо. На экране крупными буквами: «Доктор страха — новый эксперт XXI века».
ОН (про себя, задумчиво): Каждый день теперь — это спектакль. Телефон не замолкает, почта завалена просьбами о консультациях, интервью, эфирах. И я понимаю: люди не хотят знать правду. Они хотят её драматизации.
ОН берёт папку с заметками.
ОН (выпрямившись, откинув голову назад, снисходительно): Что тут у нас? (зачитывает) «Эпидемии», «Кризисы», «Технологии — угрозы», «Социальные сети». Неплохо.
СЕКРЕТАРША (вежливо, слегка улыбается): Ваши пациентки снова записаны на месяц вперёд. Говорят, вы умеете слушать их страх.
ОН (усмехается): Слушать? Нет. В этом нет необходимости. Я просто повторяю их слова… только громче. (Пауза) Женщины — проводники страха. Через них он идёт дальше — к мужьям, детям, в массы.
В офис входит фоторепортер,
устанавливает лампы, примеривается, как фотографировать.
ФОТОРЕПОРТЕР: Доктор, говорят, вы излечиваете не разум, а судьбу. Это правда?
ОН (спокойно, вальяжно, рисуясь): Нет, я не Калиостро. И не Нострадамус. Я лечу тем, что внушаю новый страх. Потерять меня.
ОН смотрит на себя в зеркале — дорогой костюм, уверенная осанка. Привычно позирует для фотографа.
ФОТОРЕПОРТЕР: Трудно Вам не поверить, Вы же гуру психологии. Ваши книги изданы уже во Франции и Швеции. Вам верят миллионы. Ваши лекции производят фурор!
ОН (пожимая плечами): Да, молодой человек, это так. Это так.
ФОТОРЕПОРТЕР: Я уж не говорю о том, как подскочили цены на всевозможные маски, перчатки витамины… Ваша корпорация, должно быть, недурно зарабатывает на страхах людей.
ОН (поворачивается к фоторепортеру, холодно): Вы пришли брать интервью или фотографировать? На интервью у меня другие расценки. Могли бы и на сайте узнать.
ФОТОРЕПОРТЕР: Извините, доктор, просто решил воспользоваться возможностью услышать истину из первых уст. Но признайтесь, Вы ведь давите своим мировым авторитетом, ещё более запугивая и без того охваченных страхом обывателей.
ОН (холодно): Полагаю, разговор окончен. Мой секретарь Вас проводит.
Секретарша указывает фоторепортеру на выход.
ОН (про себя): Вот он, предел. Не уважение, не благодарность, а власть. И я понимаю, что власть — это единственная форма спасения. (Смеётся тихо) Ирония: продаёшь страх, а он становится твоей валютой. Фетишем.
Телефон звонит без конца. Он берёт трубку.
ОН (сдержанно): Да, конечно… следующий эфир… интервью… встреча с партнёрами…
Вздыхает. Смотрит на папку с заметками. Газеты лежат стопками.
ОН (берет в руки одну из газет в стопке, в сторону): Сколько можно жить в этом пузыре? И этот репортёришка туда же! Сопляк! Из первых уст он услышать хотел… Плати! Да, люди боятся, и я контролирую их страх. Сомневается он! Давлю я на миллионы… Впрочем, в самом деле где моя совесть? И где здесь я?
Звучит звонок телефона. ОН смотрит на телефон.
ОН (тихо, почти шёпотом): Что происходит? Я думал, страх — инструмент. А он, кажется, снова управляет мной.
ГОЛОС ЖЕНЫ: Ты так и не понял, милый. Ты искал корень страха в других. А он здесь, в тебе. Стоит только всмотреться в зеркало. Он всегда был в тебе.
Он смотрит в зеркало. Видит не себя, а толпу лиц, которых он пугает. Пауза.
ОН (шёпотом): Богатство, женщины, успех… всё куплено одной валютой. Моей совестью.
Долгая пауза. Он достаёт бутылку, потом — пистолет.
ОН: Я думал, страх — источник жизни. А оказался — её конец.
Выстрел. Свет гаснет.
На сцене остаётся только пустое кресло.
Газета падает на пол с заголовком: «Доктор страха умер. Его книги продаются лучше, чем при жизни».
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Он боялся только одного — быть забытым.И теперь страх его пережил.
ЭПИЛОГ. Пустота и звонки
Пустое кресло. На столе — разбросанные бумаги, стопки газет.
Телефон на столе мигает, но звука не слышно. Свет тусклый, холодный.
ОН (внутренний монолог): Удалёнка приучила меня к одной пагубной привычке — не к лени, а к философскому презрению ко времени. Когда оно твоё, его не хочется отдавать никому — ни кафедре, ни студентам, ни даже собственной совести. (Пауза) Каждый звонок раньше я игнорировал с наслаждением, обнимал подушку и чувствовал свободу. Сейчас телефон звонит с такой настойчивостью, что кажется, будто звонит весь мир одновременно: прокурор Вселенной, Шеф, лимузин, преследующий меня из детства, все они требуют отчёта.
Телефон звонит.
ОН смотрит на экран: «Восточная Европа. Президент компании».
ОН (с ухмылкой, шёпотом): И снова Линкольн. Та же машина, те же белые перчатки. Водитель, смотрящий на меня, будто я — эксперимент. Я — пассажир своей совести. А ведь тогда я впервые понял цену свободы: она дороже денег, длиннее времени, она бесценна… если её ещё можно купить.
ОН встал, подошел к зеркалу.
ОН (удивленно): И ведь помню, как впервые сел в Линкольн. Бабушки у подъезда замерли. Болливуд отдыхает. Я гордо шагал к машине, не понимая, что продаю не страх другим, а собственную душу. Каждый звонок тогда казался мне вызовом судьбы. Сегодня звонки — доказательство того, что судьба продала меня сама.
Он медленно кладет руку на трубку, но не снимает ее.
Внутренний голос его жены.
ГОЛОС ЖЕНЫ: Ты всегда выбирал не жизнь, а объяснение жизни…
ОН (шёпотом, почти с отчаянием): Да… я выбирал объяснения. Я думал, что страх — это инструмент. Оказалось — он управляет мной.
ГОЛОС ЖЕНЫ: И все-таки ты трус. Даже застрелиться побоялся.
Телефон продолжает звонить.
Он смотрит на пустое кресло, на стопки газет.
ОН (про себя): Каждое имя в списке, каждый голос, который звонил за последние месяцы, теперь — эхо моего собственного страха. Да, ты права. Я не герой, я — транзитная станция для паники, в которую все вкладывали свои надежды. А я думал, что контролирую.
Он встаёт. Берёт со стола газету.
ОН (с едкой иронией): Вот оно, величие XXI века. Звонки продолжаются, а меня уже нет. Люди покупают мой страх, обсуждают его на форумах, делятся мемами. И я понимаю: страх пережил меня. Вон, как в газетах пишут: «Доктор страха умер. Его книги расходятся лучше, чем при жизни».
Он смотрит в зеркало на стене — отражение пустое, лица толпы отражаются в стекле.
ОН (шёпотом): Я хотел быть нужным, великим, влиятельным… А стал лишь проводником чужой тревоги. Богатство, внимание, власть — всё куплено одной валютой. Моей совестью.
Телефон звонит снова. Он садится в кресло. Смотрит на лампу, тусклый свет падает на его руки.
ОН (тихо, задумчиво): Удалёнка учила меня ценить мгновения. Теперь мгновения остались только в звонках. Они бесконечны, как шум мегаполиса. Каждый звонок — это маленький приговор. И нет больше меня, кто мог бы поднять трубку.
Свет гаснет медленно. Звук звонка растягивается в тишине, потом исчезает.
ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ: Он боялся только одного — быть забытым. Теперь страх его пережил. Эхо — последняя память о докторе страха.
Звонок продолжается…
П
Свидетельство о публикации №225111001163