Гешкины открытия. Старый дуб

В центре городского парка рос огромный  дуб. Самый обыкновенный черешчатый дуб, с резными зелёными листьями. Цвёл он, как и положено весной, почти совсем незаметно, маленькими цветочками, такого же оттенка, как и листочки.  Только очень внимательный прохожий сквозь свежую зелень замечал свисающие вниз пушистые нити мужских соцветий, и почти никто – женские – зелёные крупинки с крохотной красной точкой, распустившиеся на кончиках молодых ветвей. Осенью листья дуба окрашивались в жёлто-бурый цвет. Опадая, они покрывали ковром жёлуди, лежавшие щедрой россыпью под его кроной. Эти гладкие коричневые орехи в шапочке озорно, нисколько не таясь, переливались в прохладных лучах октябрьского солнца, словно приглашая замешкавшихся на ветвях собратьев поскорее присоединиться к их весёлой компании.
Когда-то, много лет назад, из точно такого жёлудя вырос и наш старый дуб. Перед тем как стать деревом, он служил украшением женской соломенной шляпки. В один воскресный день сорока, промышлявшая на ярмарке, заприметила собранную неизвестной мастерицей бутоньерку. Возвышаясь над головами, та не спеша плыла над людской толпой и соблазнительно поблескивала. Изловчившись, воровка схватила приглянувшийся ей трофей. Под громкие крики переполошившейся хозяйки и смех её спутников сорока потащила добычу в своё гнездо, но не уберегла. Чуть-чуть не долетев до рощи, впопыхах разбойница выронила только что сворованное украшение. Бутоньерка упала на землю и рассыпалась. Привлёкший внимание сороки сверкающий жёлудь, закатился в узкую, неглубокую норку. Покружив и не найдя потерю, она вернулась опять на ярмарку, а жёлудь так и остался лежать в своём укрытии. Перезимовав там, весной он проклюнулся и пустил корешки. Под ласковым теплом солнца росток изо всех сил потянулся к небу.
Молодому деревцу повезло, оно выросло вдали от дороги и никому не мешало. А когда поднялось и расправилось во всей своей красе, жители близлежащих домов в его тени разбили небольшой сквер, со временем превратившийся в самый настоящий парк. Это случилось так давно, что для всех бабушек и дедушек города дуб всегда был высоким исполином, с необъятным стволом и с широко раскинутыми ветвями. Под ним они когда-то играли в прятки, водили хороводы, назначали свидания. Не было, наверное, ни одного человека в округе, который хотя бы раз в жизни не приходил к великану со своими радостями или печалями.
А сколько насекомых, птиц и пушистых обитателей парка находили у него защиту и убежище: муравьи, божьи коровки, клопы-солдатики, осы, гусеницы, дятлы, вороны, белки, мыши, бурундуки – всех не перечислить. Морозной зимой нашла у старого дуба приют сова, но надолго не задержалась. Как только пригрело мартовское солнце, она улетела в лес и больше её никто не видел. Зато скворцы каждый год, после путешествия в тёплые края, возвращались назад. Здесь под раскидистой сенью они вывели бесчисленное множество юных поколений.
Вот и этой весной, когда ещё не сошёл снег, молодая пара воробьев свила в его ветвях уютное гнёздышко. Пернатые явно готовились к появлению очередного потомства. Сюда, к дубу, их привела большая неприятность.  Старое гнездо, спрятанное в зарослях шиповника, что рос у самой ограды парка, было безжалостно разорено. По роковой случайности, именно на этом месте люди в ярких жилетах зачем-то вырыли большую яму, не пожалев кустарник, а с ним и воробьиный дом. Погрустив, будущие родители выбрали  новое, как им показалось более надёжное место, и заботливо, веточка к веточке, пушинка к пушинке обустроили жилище, не хуже прежнего. Получился замечательный, почти ровный  шар с боковым входом.
Новосёлы довольно быстро обжились на новом месте и познакомились с соседями, которых с каждым весенним днём становилось все больше и больше. Когда снег окончательно сошёл, в гнезде появилось семь яиц – белых с буроватыми крапинками. Воробей заботливо опекал свою подругу, пока та согревала своим теплом будущее потомство. И как только на старом дубе появились первые листочки, из яиц один за другим вылупились маленькие птенчики. Самого громогласного малыша родители назвали Гешкой. Потому, что всегда так называли самого шумного и бойкого  сыночка, как папу. А самую шуструю девочку – Чия, как маму. Остальных нарекали, как придётся, заимствуя имена у родных и соседей. Вот и в этот раз  в гнезде кроме Гешки и Чии попискивали ещё Чик, Пшик, Рикки, Пушинка и Бобик.
Да-да, не смейтесь – Бобик. Вообще-то, так звали рыжую собаку, живущую в будке в самом дальнем углу парка. В обязанности Бобика входило охранять метлы, лопаты и прочий дворницкий инвентарь. Пёс был очень добродушный, весёлый и сообразительный. К общему птичьему восторгу, насекомых в своей густой шерсти он ловил на зависть ловко.  Ещё к его невероятным достоинствам относилось умение заливисто звонко лаять днём и протяжно завывать ночью.  Любой родитель был бы рад такому сыночку, подумала воробьиная пара и самому младшенькому птенчику без тени сомнения  дали собачье имя.
Старый дуб, удивился такому выбору, но ничего не сказал. Он вообще никогда никому ничего не говорил, только вздыхал или радостно шуршал листьями. Новые жильцы пришлись ему по душе.  Если поднимался сильный ветер, он изо всех сил держал гнездо ветками, чтобы его не сдуло на землю. А от дождевых капель и жарких лучей солнца прикрывал листочками. Особенно много беспокойства доставлял ему старшенький воробышек. Он то и дело высовывался наружу.
– Ох, уж этот Гешка! – думал могучий исполин и с самой большой нежностью, на которую был способен, хлопал молоденькой веточкой непоседливого птенца по макушке, когда тот очередной раз готов был вывалиться из гнезда.