Проект Зародыш - 26

26
Мы с Пусем в санатории по утрам бегали. Собственно, бежал один я, Пусь больше предпочитал ехать следом на площадке сопровождавшего нас сегвея. Годы давали знать свое: на долгий бег верный цверг уже был не способен. Изредка пес спрыгивал к каким-то одному ему приметным кустикам и бугоркам, но потом догонял сегвей и ехал на нем. Мне бег нравился больше быстрой ходьбы с лыжными палками в руках, хотя трасса по территории санатория превалировала перепадами высот, и бежать было нелегко. Сегвей я брал по рекомендации врача на всякий случай, если вдруг устану. При первой пробежке он мне понадобился, потом – ни разу.
Погода испортилась, зарядил мелкий дождь, и я передумал бежать по большому кругу мимо трех санаторных корпусов, лечебницы и спортивных площадок, побежал по малому вокруг санаторного стадиона и дальше до подземного бункера, открытого еще в те времена, когда в санатории разместили пострадавших от гравитационной атаки на Загорный. Бункер был превращен в музей, но популярностью он не пользовался. На повороте к бункеру Пусь вдруг залаял, и я повернул голову. Оказалось, нас на сегвее догоняет Ион Петерс. Он прилетел еще вчера в обед. Вечером Ион вместе с доктором Леопольдом Блином пришли ко мне в комнату и объявили, что мои обследования проведут ускоренно, в связи с чем, к утренним пробежкам добавились вечерние, на беговых дорожках, а на руки-ноги мне нацепили дополнительные контрольные браслеты. Пуся тоже проверяли, на нем был контрольный ошейник и диагностическая жилетка.
– Наши вернулись в Дальневид, – сказал Петерс, поравнявшись со мной. На нем был спортивный костюм, бейсболка  и беговые кроссовки.  – Я сейчас срочно улетаю, даже переодеваться не буду. Хотел с вами пробежаться, но…
– Что так срочно? – поинтересовался я. – Изменились планы? Наши вроде хотели вернуться на Зародыш же?
– Хотели, – мрачно кивнул Ион. – Шлюпка взорвалась. Ты меня проводишь до посадочной площадки?
По дороге Ион рассказал мне очень немного. Марианна обнаружила какую-то жижу, шлюпку срочно закрыли, отстыковались от неё, и она взорвалась. Предположительно, на ней был один из конусов с Зародыша.
– По данным объективного контроля изменений в состоянии Зародыша нет, – говорил Ион. – Но скорость обращения оставшегося конуса возросла. Если Зародыш тоже взорвется, то он упадет на Землю, сам понимаешь, чем это грозит. Если будут спрашивать, где я, говори, что не знаешь, хорошо? Как только тебя эскулапы отпустят, прилетайте в Дальневид все трое: ты, Влада и Пусь.
– Слушаюсь, – ответил я.
Петерса уже поджидал одноместный треугольный летательный аппарат, пилот в нем располагался лежа, как гонщик в древнем гоночном болиде Формулы 1. Я таких раньше не встречал, но расспрашивать, что это за диковина, не стал. Ион пожал мне руку, потрепал Пуся, залез внутрь, стартовал  и исчез в тумане. Пробежка была скомкана, я встал на сегвей, Пусь устроился в ногах, и мы покатили к своему корпусу.
По дороге к нашей комнате я обратил внимание, что всепланетные новости на экранах в холлах ничего тревожного не вещали. Все было, как всегда, короткие репортажи переносили то на залитые солнцем побережья, то на подводные фермы и рудники, то в научные центры, то на орбитальные города… Пусь убежал вперед к сестринскому посту, где девушки его всегда баловали. Сегодня там дежурила Ани, с которой пес подружился ещё в прошлый раз. Девушка вышла к нему и присела поласкать. Когда я подошел, она приветливо улыбнулась, напомнила, что через полчаса у меня обследование, и предложила оставить собаку с нею.
– Это как решит сам премудрый собакис, – отшутился я. – Он меня от себя не любит отпускать.
– Уже заметили, – девушка ласково погладила цверга. – А вы видели диспут с участием профессора Карога, доктор Кивин?
– Какой диспут? – насторожился я.
– Вот, только что передавали отрывок в новостях, – сказала девушка. – Вам показать повтор?
– За полчаса посмотреть успею? – спросил я, зная любовь профессора к долгим речам.
– Успеете, – Ани вернулась за стойку и склонилась над своим терминалом. – Мне эта тема очень интересна, я хотела у вас спросить, – сказала она, – вы же были на борту Зародыша, правда ли, что саморазвитие, как говорит профессор Карог, для искусственного интеллекта – пороговый процесс? Мне это интересно, я собираюсь менять профессию…
– Ну, это Карог часто повторяет, – ответил я. – Конечно, идет накопление развития до известного уровня, за которым оно закрепляется, обнаруживает новые качества…
– Вот, посмотрите отрывок, – предложила Ани.
Ведущего программы я узнал, старый знакомый. Кроме самого Карога он собрал за столом еще двоих, мне не знакомых. Из титров я понял, что это голограммы специалистов из Внеземелья, а реален один Карог.
– А давайте представим, что СИИ сам по себе начнёт развиваться, – сказал внеземелец. – У человека развитие ребенка происходит под контролем родителей, общества, а в данном случае что контролирует развитие? Законы робототехники?
– Коллега, – загудел Карог, – законы робототехники контролируют сформированный мозг робота. Развитие искусственного интеллекта определяется набором правил. Другой вопрос, кто их пишет? СИИ может сам для себя писать правила, в этом, так сказать, альфа и омега его саморазвития. Но я должен сказать со всей ответственностью, что в любом СИИ есть критерии проверки правил развития. Возьмите, например, наш проект «Зародыш»…
Я навострил уши. Какие критерии там могли быть?
– …Понимаете, критерий проверки – это не только какое-то число, – продолжал Карог. – Это может быть образ, скажем, образ классической женской красоты в искусстве. Искусство – это прототип СИИ, если можно так выразиться. Искусство развивается в социуме, социум порождает те или иные критерии его оценки: прекрасное, ужасное… Но критерии со временем меняются, верно? Вы скажете, что это философия, но представьте, что некоторый СИИ на начальном этапе развития встретил понятный ему образ…
Вот оно! Дальше профессора можно было не слушать. Я попросил девушку остановить запись.
– Ани, спасибо. Знаете, на Зародыше мы выполняли рутинную работу. Уважаемый профессор, конечно, может философствовать, но он не смог нам объяснить, как структура кристалла из ханнерита, заключенная в оболочку орбитального города, смогла проснуться сама по себе. У зародыша человека, как учили древние, сознание – это акт просыпания души в материальном теле, а тут, что? Мы, сами того не подозревая, застали акт просыпания сознания СИИ. Вы спросили о порогах.  Я по профессии инфолог, Ани. Порог – это не всегда некий барьер или эталонный образ. Порог – это, скорее, некая завершенность в совокупности информационных связей. Допустим, вы изучали какой-то предмет, и все про него изучили, таким образом, вы достигли порога знания о предмете. Для дальнейшего развития надо подниматься над порогом, перешагивать его и идти дальше. В этом и есть суть СИИ, как мне кажется, в умении подняться над порогом в непознанное.
Девушка и Пусь слушали меня очень внимательно. Я бы мог говорить дальше, но время уже поджимало.
– Доктор Кивин, а почему вы не даете интервью, как эти? – Ани кивнула на экран, на котором с открытым ртом застыл Карог. – Вы так понятно объясняете…
– Ани, не считаю нужным, – признался я. – Пусть себе профессор Карог поговорит, у него дольше получается. Так, где нас ждут на обследование?
В зеркале на повороте коридора я увидел, что девушка стоит и машет рукой вслед мне и Пусе. Подумалось, что надо будет про нее рассказать Владе, вдруг найдет в ней нового ценного сотрудника?..
Обследование оказалось последним. К вечеру я уже имел все заключения и разрешения и летел на стратосфернике в Дальневид с Пусем, Владой и Дашей. Дочь напросилась лететь с нами, Марианна поддержала её желание. Даша снова забрала старый этюдник с голубой рамкой и везла с собой. Кажется, я догадывался зачем.
Весь перелёт Пусь просидел у меня на коленях. Мне с ним хорошо думалось. Как ни странно, после встречи с Ани в санатории, мне стал понятен возможный план дальнейших действий. Чем больше я его обдумывал, тем больше убеждался, что он – единственно возможный. Да, нам с Владой и Пусем придется самим вернуться на борт Зародыша. Кстати, оказалось, что Даша хорошо знает Ани: они вместе учились в Загорном. Пока девушки оживленно болтали в санатории, я успел намекнуть Владе про желание медсестры.
– Говоришь, смена профессии? – посмотрела на меня супруга. – Ладно, возьмём на заметку, скажу Виконикам.
Мой план исходил из нашего возвращения на борт Зародыша. Там, как я думал,  мы повторим его контакт с Пусем, и предоставим полную свободу его развитию. Если Зародыш отобразил на видеостенах Марианну, то, по идее, он так же должен показать нам Пуся. Возможно, он пойдёт дальше, сделает нечто вроде инфа нашего цвергшнауцера, вот с этим инфом мы и попробуем пообщаться. В какой-то момент своих размышлений я очень ярко представил себе, что нахожусь на прогулочной палубе и смотрю на пятно Светлячка. Неожиданно Пусь, до этого спокойно спавший на коленях, задрожал и злобно зарычал.
– Вы чего? – уставились на нас Влада и Даша, разместившиеся напротив.
Я прижал к себе собаку и постарался впитать её ментальные посылы. Они содержали беспорядочные ощущения страха перед чем-то и желание защитить меня во что бы то ни стало.
– Пуся, Пуся, маленький мой, спокойно, ничего не будет, – приговаривал я, поглаживая любимца. Его реакция явно была связана с моим видением. Там было что-то такое, куда лезть не стоило, пёс предупреждал об этом. Я хотел рассказать Владе с Дашей, но не успел: зажглось табло, и нас пригласили перейти в спускаемый аппарат для посадки в Дальневиде. Женщины пошли первыми, я за ними с Пусем на руках, всё еще размышляя над случившемся.
Нас встретили Мигель и Марианна. Я думал, что хранительница сегмента окажется всецело занята Дашей, но она совсем немного с нею поговорила и подошла ко мне. Пусь уже успокоился и весело вертелся у нас под ногами. Так получилось, что Марианне я первой рассказал про его неожиданную реакцию на Светлячка.
– Знаешь, я ничего не понимаю, он же с ним играл, – признался я.
– Все течет, все изменяется, – вздохнула Марианна. – Юра, Сегмент нам рекомендует прервать контакты с Зародышем. По тому, что я получила, мы не готовы с ним вступать в контакт.
– Петерсы об этом знают?
– Нет ещё. Мигель знает, я ему сказала, пока мы вас ждали. Это совсем свежая информация от Сегмента.
– Логически верно, – вздохнул я. – Мы, видимо, причинили боль потерей одного из конусов и шлюпки, ответная реакция… На самом деле это может быть не боль в нашем понимании слова. Это может быть нарушение баланса его системы. Теперь мне немного понятнее реакция Пуся. Зародыш от нас закрылся. Возможно, что мы сможем сесть на его борт, но сделать там ничего не получится, а то и вовсе будем уничтожены, как Дебби.
– Юра, это приговор Зародышу?
Я посмотрел в глаза девушки. В них плескалась тоска. Дочь погибшего главного инженера Лунопорта Леля, до чего же ты прекрасна в своей человечности, подумал я, а вслух сказал:
– Я не возьмусь судить. Осудить и запретить – путь ленивых, не желающих понять причин. Во всём надо исходить из первоистоков. Для меня и Влады Зародыш – ребёнок, можно поднять руку на ребёнка? Он может капризничать, это – одно, но может быть и случайно искалечен нами, это совсем другое. Я привык смотреть на ситуацию, как инфолог. По отношению к детям есть такое понятие, как «трудный возраст». В информационных системах тоже есть стадия «трудного возраста», когда им требуется переход, скажем, на новую техническую или программную базу. Мари, я буду исходить из такой точки зрения.
– Спасибо, – обняла меня Марианна. – Как здорово, что вы прилетели!

Продолжение http://proza.ru/2025/11/17/767