Зарисовки из хрущевки. Ковер

Кто вы, темноокие, закутанные в цветные платки, робкие как лани и хитрые как змеи, мастерицы из далёкого Самарканда, Ташкента и Намангана, позволившие нам -  жителям Юга России, наслаждаться плодами вашего ткацкого таланта? Никто и никогда уже не узнает, откуда в семье офицера военно-морского флота появился настоящий узбекский ковер, проехавший путь от Владивостока до Мариуполя и заменивший двум поколениям детей гаджеты перед сном.
В нежно любимой мною хрущевке, на стене, у дивана, на котором я так сладко спала под бабушкиным крылом каждую ночь, висел он - Ковер. Он был загадочен и прекрасен, с сине-красными узорами и длинной бахромой по бокам.
Я не просто рассматривала тайнопись узбекской фантазии, я погружалась в неё, ничего не ведая тогда о медитации и дыхательных практиках.
Это сейчас я знаю, что есть : знаки космогонии, зооморфные,  растительные и предметные мотивы, характерные для творчества тюрко-степных народов.
А тогда, в безоблачном детстве, я просто ныряла в колючие узоры, повторяла пальцами линии, постепенно растворяясь в цветном хитросплетении нитей. Мне казалось, что я становлюсь маленькой-маленькой, крошечной как дюймовочка и шагаю в волшебном лабиринте без начала и конца.
Лежать у ковра было привилегией, за которую приходилось драться с братом. Каждый хотел засыпать "у стеночки" и чтоб бабушка в это время гладила по спине, растворяя все страхи и тревоги вечными движениями всех матерей и бабушек, от которых успокаивались дети во все времена.
Драться начинали с самого утра, словесно :
- Маринка, сегодня я сплю с бабушкой! Ты вчера спала и позавчера!
- Ну и что? Я младше и девочка, я боюсь одна спать. А ты мальчик и старше на три года!
- Аааааааа, - начинал завывать на одной ноте Димка, привлекая внимание взрослых.
- Яаааа тоже хочу, чтоб бабушка мне спинку чесалааа! Так нечестноооо. Я старший и наследник! , - не сдавался братишка.
- Чего орешь, наследник? , - останавливал поток слез и причитаний дедушка.
- Она не дает мне с бабушкой спать! Бабушка обещалааа!
- Дима, ну ты же мужчина. Будущий офицер. И ты старший брат. Ну как тебе не стыдно? А если во дворе узнают, что ты с бабушкой спишь как маленький?
- Как они узнают, если вы не скажете или она не проболтается? , - тыкал в меня  сопливым пальцем старший внук.
Мне надоедало скандалить и я ретировалась по более важным делам. Но коварный брат не забывал, что вечер не за горами и начинал торг. В итоге, я уступала, чем всегда поражала его воображение :
- Бабушка, ну чего у нас Маринка такая добрая? Ну нельзя же такой быть, во дворе поймут - все кому не лень будут этим пользоваться. Ты хоть ей скажи, пусть хитрее будет и злее, что ли...
Теперь меня, уже взрослую женщину, в излишней доброте упрекает дочь и рвется защищать меня от вселенского зла.
А на ковре, из нитей неотбеленной бахромы я плела нескончаемые косички. Периодически нитки вырывались, я их прятала, чтоб не заругали и думала, что этого никто не замечает.
Годами позже, когда не было уже ковра, бабушки и детство поселилось в колыбели моих детей, мама спросила меня :
- Ты замечала, что с одной стороны бахрома всегда была более жалкая и куцая?
- Правда? Я думала, что я тому виной!
- Нет, детка, косички на ней я плела каждый вечер, будучи девочкой, пока не выросла и не ушла из дома родителей.
Мы ушли, улетели, убежали навстречу взрослению, оставив себе в сердце вязь узоров далёких душных улочек городов, в которых мы не были никогда. Но и они не сделали из нас робких и покорных жен, смиренно принимающих привратности судьбы и испытания. Мы все также плетем, но рвем с лёгкостью, выбрасывая все ненужное без сожалений и лишних слёз.