Кубинчик
Мы жили в одном городе, но в разных кварталах, на расстоянии нескольких автобусных остановок. Встречи и общение наши не были регулярными, хотя когда мы встречались, нас словно магнитом тянуло друг к другу. Наверное, это происходило потому, что наши отцы были родными братьями и какие-то черты внешности, зов родной крови передались и нам. Влекло нас друг к другу, наверное, и осознание незаурядности каждого из нас. Это осознание было на уровне подсознания, мы ощущая взаимный интерес друг к другу, по малолетству не умели объяснять своих чувств, желаний, поступков, поэтому руководствовались простыми человеческими инстинктами.
Я с ранних лет обладал недюжинным воображением, если можно так выразиться. В это понятие входила вся моя созерцательная база, в которой окружающий мир вокруг меня, попадая ко мне вовнутрь перерабатывался и воплощался в сферы моей начинающейся творческой деятельности. Порой мне было достаточно куска пластилина или обыкновенного тетрадного листочка с карандашом, дубовых желудей и спичек, даже неказистой, пусть даже поломанной игрушечной машинки, чтобы при помощи невероятного воображения увлечь себя так глубоко, так погрузиться в игру, мной придуманную, что вернуть меня к действительности было непростой задачей. Неудивительно, что я, взрослея, к своему воображению приобретал ещё и опыт и к шестнадцати - семнадцати годам уже неплохо рисовал, пластилин по большей части стала заменять глина, чтение разнообразных по тематике книг обогащало мой кругозор и словарный запас и всё это вместе побуждало во мне желание заниматься разнообразным творчеством.
Витька, хотя и был младше меня на целых три года( что в детские годы является существенным препятствием для равноправных отношений) был для меня почти сверстником, но потенциал его способностей был намного больше чем у меня.Конечно признал я этот факт гораздо позже, когда Витьки уже не было на этом свете, а я был взрослым, состоявшимся человеком.
В раннем возрасте Витька во многом подражал мне - пытаясь рисовать, лепить, играть в выдуманные мной игры, и это меня вполне устраивало, так как в его лице я обретал друга - единомышленника. Взрослея, Витька стал проявляться как личность одарённая талантами. Оказалось, что ему было очень легко учиться в школе - он схватывал всё на лету и во многом опережал своих одноклассников. Записавшись в городскую секцию по футболу, к которому у него проявился интерес начиная с пятилетнего возраста, он поразил тренера невероятными способностями к этому виду спорта.Вскоре Витьку взяли в городскую сборную, вначале в юниорскую, с перспективой на место во взрослой сборной. Но этим мечтам не суждено было осуществиться. Судьба несправедливо обошлась с ним. Когда они ездили на краевую игру во Владивосток, там с ним произошёл несчастный случай. Несколько человек из команды в свободное время гуляли по городу. По всей вероятности старшего с ними не было. Как мне потом рассказывал Витька, они оказались в городском парке. Время было вечернее, и они слегка расшалились - стали бегать по дорожкам и кидать картонную коробку, вытащенную из мусорной корзины, друг в друга. Вдруг появился то ли дворник, то ли сторож, который погнался за ними. Пацаны бросились врассыпную. Витька бежал по дорожке, не зная что парк в одном месте находится на высоте нескольких метров и металлическая ограда с широкими проёмами служила в этом месте как предупреждение, как ограничение парковой территории. Внизу, за оградой был асфальт, а чуть дальше трамвайные пути и остановка. Позже я был на этом месте, поэтому мне не трудно было представить как произошёл несчастный случай. Витька, убегая, попросту проскользнул между прутьями ограды и, не сумев вовремя остановиться, полетел вниз. Встреча с асфальтом была жёсткой, результат - сложный перелом обеих стоп. На этом футбольная карьера Витьки завершилась, а было ему в ту пору двенадцать лет.
Ещё одним талантом, которым обладал Витька, были шахматы. И если мне было понятно его увлечение футболом, то способность часами сидеть обездвиженным, уставившись в шахматные фигурки и изредка их двигать, сбивало меня с толку. Я это увлечение не понимал и не одобрял, так как терял в этом случае компаньона и единомышленника, не замечая, кстати того обстоятельства, что сам мог иногда проводить много времени за рисованием.
Между тем, нас объединяло одно обстоятельство - ни он, ни я не желали записываться в интеллектуальные и творческие секции - он в шахматную, я в изостудию. Мы предпочитали быть "свободными художниками." И лишь в спортивные секции мы с удовольствием записывались и занимались там охотно.
О шахматном таланте Витьки знали в городе и неоднократно пытались пригласить
его на всевозможные шахматные турниры, но Витька всегда отказывался. Однако, ещё будучи в столь юном возрасте он частенько соглашался играть со взрослыми шахматистами на деньги.
Рассказывая о Витькиных способностях, я совершенно выпустил из виду особенности его внешности, которые были весьма характерны и выделяли его даже в раннем возрасте. Так как Витька рос на моих глазах, то я видел как менялся с годами его облик. В самом раннем возрасте это был лупоглазый малыш, с несколько великоватой относительно тела, головой.Но взрослея, пропорции постепенно приходили в норму и Витька вскоре почти ничем особо не выделялся среди сверстников, если бы не его слишком большие для мальчика тёмно-карие глаза и очень смуглая кожа. Я по природе своей тоже был смугл, но зимой обычно кожа моя немного светлела и чтобы обрести былую смуглость, летом нужно было несколько дней основательно прожариться на солнышке. Витьке же загар был не нужен вообще - он был смугл круглогодично, а в союзе с огромными карими, почти чёрными глазами имел вид весьма экзотический, что послужило основанием наделить его прозвищем "Кубинчик". Вскоре так его стали называть вначале во дворе, а потом и в школе.Стоит обратить внимание, что его назвали не "Кубинец", а именно "Кубинчик", что звучало всегда мягко и уважительно.
Так как наши бабушка и дедушка по отцовской линии жили в деревне с красивым названием Маргаритово, находящейся относительно города, в котором мы жили, примерно полутора суток ходу на теплоходе вдоль морского побережья, или пол дня езды на автотранспорте по шоссейным дорогам. Хотя морской путь по времени был значительно дольше, наши родители и другие родственники предпочитали добираться в Маргаритово на теплоходе - это короткое путешествие создавало ощущение беззаботного морского круиза со всеми удобствами и развлечениями на лайнере.
Почти каждое лето кто-нибудь из взрослых отвозил нас в деревню и мы имели такую замечательную возможность отдыхать на лоне природы, получать заряд бодрости и витаминов, которые были так необходимы растущим организмам! Шло время, бабушка с дедом состарились и уже не могли управляться с большим хозяйством, поэтому сыновья помогли им продать дом в деревне и купили им дом в городе, чтобы родители были в поле их зрения. Мне на тот момент исполнилось шестнадцать лет, а Витьке тринадцать. Я очень сильно переживал, что больше не смогу как раньше летом ездить в милую сердцу деревню. Причина была ещё и в том, что в Маргаритове оставался романтический предмет моих воздыханий - синеглазая девочка по имени Ира, с которой я дружил приезжая в деревню. И всё же выход был найден. Так как Витькин отец был женат на своей односельчанке - Витькиной матери, то у Витьки там были ещё одни бабушка и дедушка, поэтому он мог гостить то у одних, то у других. Я, понятное дело, Витькиных бабушку с дедом не считал своими, хотя иногда бывал у них в гостях. Поэтому теперь, когда мои бабушка и дедушка перебрались в город, я ухватился за мысль посетить с Витькой его непосредственных родственников. Витька был не против и вскоре мы впервые без старших сопровождающих отправились в деревню морским путём на красивом белом теплоходе.
В деревне меня ждало разочарование. Синеглазая девочка Ира променяла меня на другого приезжего паренька и я, томимый несчастной любовью, ходил сам не свой. Витькин возраст позволял ему быть свободным от романтических переживаний, и он с удовольствием отдыхал, пропадая целыми днями на речке. Надо отдать должное Витьке, он с пониманием отнёсся к моим чувствам и не раз предлагал разобраться физически с моим соперником. И хотя я мог бы разобраться с ним сам, без посторонней помощи, так как занимался в секции "Самбо", всё же считал такой метод выяснения отношений недостойным. В конечном счёте я назначил свидание Ире, на котором была подведена черта не в мою пользу, после чего мне оставалось покинуть деревню раз и навсегда, а вместе с ней похоронить свои пронзительные чувства относительно милой синеглазой девочки.
Собирали нас в дорогу бабушка Мария и дед Иван. Бабушка напекла блинов нам в дорогу и хотела чтобы мы взяли несколько банок с мёдом для городских родственников. Дед Иван был превосходным пасечником и за время нахождения у них, мы с Витькой наелись мёда до отвала на много лет вперёд. Везти тяжёлую сумку с мёдом нам не хотелось, поэтому мы кое-как уговорили бабушку отказаться от этой затеи.Но она всё-равно умудрилась засунуть в сумку двухлитровую банку с мёдом.
Морской посёлок находился в семи километрах от Маргаритова и нам предстояло, купив билеты на теплоход, переночевать в гостинице на берегу моря и только на следующее утро сесть на проходящий из Владивостока пассажирский теплоход. До морского посёлка мы добрались на попутной машине, в кассе приобрели два билета на теплоход, без проблем поселились в пустующей гостинице, которая находилась в одном и том же деревянном здании, где и билетная касса. Денег у нас было, как говорится, "в обрез". Часть из них ушла на билеты и оставалось рубля три, чтобы скромно перекусить в ресторане теплохода. И тут Витька проявил чудеса предприимчивости. Я и глазом моргнуть не успел, как он куда-то исчез, а потом появился как чёрт из табакерки, выхватил сумку с банкой мёда ( блины мы уже успели съесть, в кузове грузовика-попутки) и вновь куда-то скрылся. Появившись вскоре из-за угла гостиницы, он помахал перед моим носом синенькой пятирублёвкой. Оказалось, что он продал мёд пожилой кассирше в кассе и посетовал, что зря мы отказались от банок с мёдом - кассирша интересовалась большим количеством мёда. Сейчас бы кучу денег бы выручили! - мечтал Витька. А для меня пять рублей которые принёс Витька, в сумме с теми нашими тремя рублями уже казались приличной суммой, которой вполне хватит и в ресторане пообедать и в баре посидеть.
К вечеру уже нестерпимо хотелось есть, но мы упорно отказывались потратить имеющиеся деньги на еду. Помещение гостиницы имело следы запустения. По всей вероятности проживающие были редкостью в ней и она большую часть времени пустовала. Здание состояло из двух этажей. На первом этаже, как я уже отмечал, находилась билетная касса и какие-то подсобные помещения. На второй этаж вела грубо сколоченная широкая деревянная лестница, прислонённая и прибитая к стене здания. На втором этаже тянулся длинный коридор с большими пыльными окнами с видом на море и чередой довольно вместительных комнат с высокими потолками. В комнатах был минимум вещей и мебели - железные койки с полосатыми незаправленными матрасами, подушками без наволочек, солдатских суконных одеял тёмного цвета и фанерных тумбочек исключительно тёмно-коричневого цвета. Пройдя по комнатам, мы обнаружили исправную электрическую плитку, зелёный эмалированный чайник, старенькую сковородку, бумажный пакет с мукой, пол пачки серой крупной соли и даже бутылку с остатками подсолнечного масла. По-видимому какие-то жильцы пытались выжить в стенах этого примитивного пристанища и покидая его решили сделать доброе дело, оставив всё это богатство новым голодающим. Вскоре комната, которую мы заняли, помимо удушливого дыма наполнилась и запахом жареных лепёшек, так как мы каким-то невероятным чудом сумели замесить тесто, используя всего лишь муку, соль и воду. Вдруг мы услышали посторонний шум в коридоре и через мгновение дверь распахнулась и на пороге предстала фигура пьяного мужчины с сумкой в руках, в которой, по всей вероятности, позвякивали бутылки.
- А что, пацаны, - разочарованно осведомился мужчина, - кроме вас есть здесь взрослые мужики? Даже выпить не с кем в этой дурацкой гостинице, - пожаловался он.
Мы пожали плечами - Здесь кроме нас никого нет. Будете горячие лепёшки? - предложил я из вежливости.
Мужчина прошёл в комнату и шумно расположился на кровати и представился: - Семён. Дядя Семён, - поправился мужчина и добавил - я командировочный, блин, один пью уже вторые сутки.
Мужчина и вправду был небрит и основательно помят. Мы тоже представились, назвав свои имена. Готовые лепёшки мы складывали в нашедшуюся здесь же треснувшую белую тарелку.
- А что, кроме лепёшек и закусить больше нечем? - развёл руками дядя Семён. - Ну конечно, про водку я не забыл, - усмехнулся он, - а купить хлеба, на это не хватило ума у дяди Семёна.
Потом он сунул руку в карман помятого пиджака и вытащил несколько смятых бумажных денег, среди которых были видны десятирублёвые и даже двадцати пяти рублёвые купюры. Оставив десятирублёвку на тумбочке, он остальные деньги небрежно сунул обратно в карман.
- Пацаны, лепёшками этими сыты не будете, пока магазин не закрылся, сбегайте, купите чего-нибудь вам пожрать, а мне закусить. Да ещё пару пачек "Беломора" не забудьте, а то я даже про курево забыл. С этими словами он протянул мне, наверное, как старшему десять рублей. Из своей сумки он вытащил две бутылки водки, поставил около себя, а пустую сумку протянул нам.
Мы вышли из гостиницы, спустились вниз по скрипучей лестнице. Только что солнце скатилось за сопки и малиновое зарево ещё украшало небо над ними.
- Ты видел сколько у него денег? - произнёс Витька.
-А нам какое дело до них? - вопросом на вопрос ответил я. - Видишь, он целой десятки не пожалел на еду.
- Да жалко же, он все деньги пропьёт, - с сожалением произнёс Витька, - нам бы эти деньги, мы бы на пароходе и в ресторане шиканули и в баре бы не скучно посидели, - мечтательно протянул он.
- Да ладно, Вить, мечтать, не мешки таскать, - осадил я его, - давай лучше подумаем, что из еды будем брать? Если сдача останется, а дядя Семён о ней не вспомнит, вот и возьмём её себе, будто тоже забыли. А если вспомнит, отдадим, - подмигнул я, но ответной реакции от Витьки не дождался. Витька явно на меня обиделся.
В магазине мы купили пачку чаю, сахар -рафинад, булку хлеба, две банки рыбных консервов, пол килограмма докторской колбасы и штук пять плавленных сырков "Дружба" в серебристой обёртке. Папиросы продавщица вначале не хотела отпускать, но Витька с плаксивым выражением проканючил, что папка, мол пьяный, даст затрещину и опять пошлёт за папиросами. Это сработало и папиросы перекочевали в сумку к продуктам. Сдачи, как я и предполагал оставалось почти пять с половиной рублей. Витька предложил чтобы сдача находилась у него, мотивируя тем, что я хоть и старше, но слишком совестливый и ненароком могу нечаянно отдать сдачу дяде Семёну, даже если он не вспомнит о ней. Я не стал спорить и отдал сдачу Витьке.
Когда мы пришли в гостиницу, то вначале услышали громкий храп, а потом увидели воочию лежащего ничком на кровати спящего дядю Семёна, а возле него полупустую бутылку из-под водки. Перейдя в другую комнату, мы с аппетитом поели и, не раздеваясь, улеглись на полосатые матрасы, укрывшись тонкими суконными одеялами. Среди ночи я проснулся и увидел, что кровать Витьки пуста. - Наверное в туалет пошёл, - промелькнуло в сонной голове, прежде чем я вновь отключился.
Утром нас разбудил протяжный гудок теплохода вставшего на рейде. Мы наскоро сбегали в туалет, потом в умывальник, после чего спустившись вниз, прошли к причалу, где должна была вскоре начаться посадка на катер, который доставит нас на теплоход. Когда мы проходили по коридору гостиницы, я с любопытством заглянул в комнату, в которой оставался дядя Семён.Дядя Семён спал, свернувшись как ребёнок в калачик, уже не храпел, а только тихонько посапывал. На столе, где мы оставили муку, соль, сковородку и подсолнечное масло, я увидел продукты, которые мы купили в магазине, но не съели: банку консервов, сахар, чай, сыр, хлеб. Мне было понятно, что продукты принёс туда Витька, только было непонятно - Когда успел? -Неужели ночью? - мелькнуло тревожно в голове. Раздумывать было некогда и я торопливо вышел из комнаты.
Уже на теплоходе Витька признался мне, что он просто-напросто обокрал дядю Семёна, взяв у него часть денег, показав мне три смятые десятки.
- Не заморачивайся ты, - видя моё недовольство постарался меня убедить Витька, - он всё равно бы пропил все эти деньги. Я же не всю сумму взял, хотя надо было взять все. Он всё равно и оставшиеся пропьёт, - не оправдывался, а убеждал меня Витька.
Я молчал, так как был в смятении. Такое откровенное воровство и оправдание благими намерениями, дескать взял деньги исключительно чтобы спасти человека, чтобы меньше досталось ему на спиртное. Всё это смахивало на демагогию. Как не крути, как не оправдывай свои действия - деньги были чужие и, присвоив их себе, Витька становился вором в моих глазах. После некоторых раздумий, я попросил его оставить эти деньги себе, считая, что сумма из трёх наших рублей, пяти рублей за мёд и пяти рублей оставшейся сдачи вполне хватит и на обеды в ресторане, и на достойное времяпрепровождение в баре теплохода. Витька спорить не стал. Только я впервые уловил на себе его странный, незнакомый до селе взгляд какого-то превосходства что-ли? В этом взгляде помимо превосходства мелькнуло совсем уж взрослое высокомерие, а может быть даже презрение ко мне, к моей меркантильности. Через полчаса плохое настроение улетучилось, так как мы, заселившись в светлую, уютную каюту теплохода, отправились в ресторан теплохода.
После этой поездки в деревню встречи наши стали значительно реже, а вскоре почти вовсе прекратились, за исключением встреч на похоронах бабушки, а потом и дедушки. При встречах мы вели себя как и прежде, разве только немного сдержанней. Но сейчас я списываю это на то что мы взрослея утрачивали детскую лёгкость и непосредственность, а взамен приобретали излишнюю серьёзность, пытались проявить во всём кажущийся нигилизм. Я знал, что в жизни Витьки произошли разительные перемены. Его родители, прожив вместе довольно длительное время, вдруг развелись. Витькина мать, красивая женщина с такой же смуглой кожей как у сына и огромными чёрными глазами, подозрительно быстро вышла вновь замуж. Витька остался с отцом. Хорошо зная Витькиного отца, своего дядю, я понимал что Витька остался с ним, чтобы избежать материнской настойчивой опёки и нравоучений. Дядя Серёжа - мой тёзка (я был назван в его честь)был человеком мягким и уступчивым, впрочем как и мой отец, братья в этом были очень похожи.
Вскоре и дядя Серёжа тоже женился и Витька окончательно был предоставлен сам себе. Я жалею, что в этот сложный для подростка период меня не было рядом с ним. Кто знает, может быть я смог бы оградить его от необдуманных поступков и как-то смог бы повлиять на его судьбу?
Когда я служил в армии, от родителей узнал что Витьку посадили в тюрьму. Подробности я узнал позже. Оказалось, что Витька, учась в десятом (выпускном) классе на зимних каникулах с другом поехал в Хабаровск. Какова была цель этой поездки, я не знаю, знаю только то, что Витьку поймали прохожие и доставили его в милицию, застав его на месте преступления. Витька в одном из переулков сорвал с какой-то женщины дорогую по тем временам меховую шапку - то ли песцовую, то ли норковую. После определения преступных намерений и доказательства состава преступления его отправили по месту жительства в наше СИЗО и стали готовиться к судебному процессу. Подходило время сдачи выпускных экзаменов и Витьке предоставили возможность сдавать экзамены экстерном, привозя его под конвоем в школу. Удивительно было то, что Витьке абсолютно не нужно было времени на подготовку к экзамену. Он все экзамены сдавал без подготовки, поражая экзаменаторов блистательностью ответов. Все эти десять лет он шёл на золотую медаль, так как по всем предметам имел исключительно оценку - отлично. Его все любили и уважали и, теперь, когда он оказался в такой сложной ситуации, все желали ему добра, надеясь, что отлично сданные экзамены повлияют на судей и они не будут столь суровы в определении срока наказания к талантливому ученику. Но чуда не случилось. Срок Витька получил без скидки на талант и возраст и отбывал срок вначале на "малолетке", а затем на взрослой зоне.
После службы в армии я поступил в институт. Я знал, что Витька скоро должен был освободиться, но как-то студенческая жизнь закрутила меня так, что домой на каникулы я приезжал довольно редко, пропадая то в диалектологической экспедиции, то в стройотряде. Однажды, учась уже то ли на последнем, то ли на предпоследнем курсе, я шёл по тротуару в направлении студенческого общежития, в котором проживал. Впереди навстречу мне шли три морских курсанта. Один из них выделялся высоким ростом и колоритной фигурой, а когда я поравнялся с ними, то с радостью и удивлением узнал в этом молодом человеке своего так сильно изменившегося брата Витьку. Витька меня тоже узнал. Мы обнялись и крепко пожали руки, вновь как и в детстве, испытывая то же странное притяжение и интерес друг к другу. Какое-то время мы неловко топтались на тротуаре, а его однокурсники тактично ждали его в сторонке. Я пригласил его вместе с товарищами к себе в общежитие, про себя надеясь, что смогу упросить неприступную вахтёршу пропустить курсантов хотя бы на пару часов. Но Витька огорошил меня тем, что времени у него с товарищами мало, так как через минут сорок они должны уже уезжать обратно во Владивосток. Так же он объяснил, что приезжали они в наш город по делам своего учебного заведения. Я вызвался их проводить, надеясь, что успею перед автобусом пообщаться с Витькой. Нам и правда удалось немного поговорить. Я был ошеломлён, узнав, каким образом Витька попал в "Дальневосточное Высшее Инженерное Мореходное училище имени Невельского". Поступить в это учебное заведение было непростой задачей для молодых людей с крепкими знаниями и хорошей репутацией, так как проходной бал был стабильно высок на протяжение всего существования училища. Что уж тут было говорить о моём брате, хотя и чрезвычайно талантливом, но отсидевшем срок в зоне? Оказалось, что ходатайство о разрешении допустить Витьку к экзаменам в училище направила администрация исправительно-трудовой колонии в которой Витька отбывал срок, событие весьма незаурядное и по-моему единственное в своём роде. Витьку в порядке исключения допустили к сдаче экзаменов, но только на факультет "Эксплуатация Водного Транспорта" которая исключала судоводительские или судомеханические специальности. Витька же бредил морем и видел себя исключительно штурманом и как следствие в дальнейшем - капитаном. Экзамены он сдал с лёгкостью, но без излишнего шарма и фуррора. Встретились мы с ним, когда он закончив первый курс, перешёл на второй.
Сейчас уже точно не помню, но мне кажется что уже через несколько месяцев после нашей с ним встречи, летом после сдачи экзаменов я поехал домой к родителям. В поезде совершенно случайно мы вновь столкнулись с ним. Мы вновь обрадовались встрече, и я предполагал, что сделав пересадку из поезда на автобус, следующий до нашего города из узлового населённого пункта Чугуевка, мы поедем домой вместе. Но Витька огорошил меня сообщением, что в Новочугуевке он задержится, по причине посещения зоны в которой он отбывал наказание. Он объяснил мне в двух словах, что должен доставить "грев" корешам с которыми он сидел. Я воспринял это сообщение настороженно, "шестым чувством" понимая что Витька, по всей вероятности, до конца не порвал со своим уголовным прошлым. В моём понимании эта связь с уголовным миром несла Витьке угрозу его нынешней жизни, и перспективам на будущую жизнь. Из разговора, который остался в памяти, я запомнил, что Витька жаловался мне, что ему было очень скучно учиться на факультете, который совершенно его не привлекал. Я же убеждал его, что необходимо отучиться до конца, получить диплом о высшем образовании, а уж потом искать место по душе. Он говорил, что попросту занимает чужое место, потому что он не собирается работать в дальнейшем по этой специальности. В Чугуевке мы расстались, а через какое-то время я узнал, что он всё-таки бросил учёбу и вернулся домой в наш город. Я до сих пор не знаю, чем он занимался в то далёкое время. Наша страна, образно выражаясь, неизбежно двигалась к трагическому завершению социалистической формации, перенимая из капиталистического мира не всегда достойные примеры для подражания. Советский Союз ещё существовал, жил по советским законам, но многие сферы социалистической жизни уже не соответствовали действительности. Я к этому времени уже закончил институт и по распределению работал в одном из приморских городов. Через год после окончания института, проработав в городском профтех училище преподавателем, я уволился и устроился в ЗШР - заочную школу рыбаков. В те годы существовала такая форма обучения для моряков, у которых не было среднего образования, а визу на загранплавание открывали только морякам у которых было среднее образование. Я ушёл в море на долгих девять месяцев, где связь с землёй предполагалась в основном только со школьной администрацией, куда мы передавали данные об учениках и о их самостоятельных работах по предметам, которые мы преподавали. Когда я закончил обучение и вернулся в порт, я вдруг узнал от родителей по телефону, что Витька трагически погиб и его уже похоронили несколько месяцев назад.
Когда я приехал в родной город, родители поведали мне странную историю о моём брате, который будто-бы покончил жизнь самоубийством, повесившись на простыне в здании городского вытрезвителя. Эта история была так неправдоподобна, и не вязалась с образом моего брата, что я не мог смириться с этим и решил попробовать прояснить что же случилось на самом деле. Так как мои родители мало что знали, я встретился поочерёдно с дядей Серёжей - Витькиным отцом и тётей Тамарой - Витькиной матерью. Сразу же меня удивило и насторожило то обстоятельство, что Витькины родители были явно напуганы и мало что вразумительного смогли мне рассказать о случившемся. Правда дядя Серёжа, положив мне руку на плечо, доверительно, приглушённым голосом посоветовал ничего не выяснять, так как это опасно.
-Нам недвусмысленно пригрозили, чтобы мы не развивали бурную активность и не пытались выяснять что-то новое помимо официального заключения.
И всё же я не мог согласиться с этой загадочной, болезненной для меня историей и решил попытаться хоть что-нибудь, но выяснить. В милиции работал мой одноклассник, с которым мы в детстве жили на одной улице. Дядя Гриша - его отец был милицейским старшиной, и Генка пошёл по его стопам, став сотрудником внутренних дел. Друзьями мы не были, но Генка обрадовался нашей встрече, и мы, взяв определённое количество спиртного и хорошего мяса, поехали к нему на дачу посидеть в тишине загородной жизни, вспомнить прошлое, выпить, и отведать свежих аппетитных шашлыков. Я не спешил расспрашивать Генку о случившемся, да и он не спешил мне что-то рассказывать на ходу, на скорую руку. Мы активно занимались приготовлением шашлыка и закусок, перекидывались разнообразными нейтральными фразами, но я чувствовал, что Генка собирается с мыслями, просто не подошёл ещё удобный момент. Когда всё было приготовлено, мы уселись за стол на тенистой веранде, выпили по рюмке запотевшей холодной водки и с удовольствием закусили горячим шашлыком.
- Серёга, - начал Генка после третьей рюмки, - давай договоримся сразу, а вернее ты дашь мне слово, что никому не будешь рассказывать о том о чём я тебе расскажу. И пообещаешь мне не обращаться ни в правоохранительные органы, ни в общественные организации, ни ещё куда-нибудь. От своих слов я всегда откажусь, а других сведений о случившемся ты нигде не получишь. Рассказать я тебе хочу лишь потому, что это был твой брат и кроме меня ты больше ни от кого не узнаешь правду.
Я заверил Генку, что всё прекрасно понимаю и правда мне нужна потому, что я не могу поверить, что мой брат мог наложить на себя руки - это противоестественно самому образу и характеру Витки, а значит существует какая-то неопровержимая криминальная правда.
А дальше последовал Генкин рассказ, который я попытаюсь пересказать стараясь не исказить услышанное, добавив к рассказу свои соображения относительно характерных Витькиных человеческих качеств.
Витька вернувшись в свой город стал вести довольно странный образ жизни. Вначале он формально был устроен на строительный участок на должность учётчика, где прорабом был его отец. Устроился он туда, как я предположил, чтобы исключить интерес к его персоне со стороны внутренних органов. Проработав на стройке некоторое время, он уволился, и устроился сторожем на какой-то примитивнейший дровяной склад. Чем он занимался в свободное от смен время не знала ни милиция, ни родители. По всей вероятности Витька заведовал каким-то видом деятельности который позже назовут подпольным, а людей которые занимались неофициальной деятельностью - цеховиками. Поэтому неудивительно, что Витька всегда был при деньгах и по этой причине был завсегдатаем городских ресторанов. Его броская внешность выделяла его из беспечной публики, проводящей время в ресторанах, хотя Витька никогда не старался привлекать к себе особого внимания. Кроме одного раза, который по всей вероятности послужил причиной дальнейшей трагедии произошедшей с ним в будущем.
Капитан милиции Терешко был откровенным негодяем. Об этом знали не только граждане, которые сталкивались с ним, будучи у него на приёме. (Он заведовал каким-то отделом МВД, связанным с постановкой и снятием с учёта авто и мото транспорта) Терешко был непревзойдённым мастером вымогать из владельцев автотранспорта деньги, порой ставя людей на "счётчик" как заправский рэкетир, задолго до появления их в нашей жизни. Так же и сослуживцы отмечали его отрицательные человеческие качества, хотя начальство ценило его за умение решать какие-то сложные бытовые вопросы, которые иногда возникали у того или иного начальника, как и у других простых смертных людях.
Однажды Терешко отличился при исполнении, застрелив владельца автотранспорта, которого Терешко вогнал в долги. Мужчина пенсионного или предпенсионного возраста, был доведён Терешко до нервного срыва, пришёл к горотделу с ружьём, сделал несколько выстрелов по окнам, затем сел в свой "Москвич" и помчался в сторону выезда из города. По тревоге была поднята оперативная группа, которая приступила к преследованию нарушителя. Каким-то образом первыми сориентировались и начали преследование на мотоцикле Терешко и старшина дядя Гриша Комар (отец Генки). Уже на самом выезде из города у "Москвича" лопнула шина и мужчина остановившись на обочине, выскочил из машины и, наперевес с ружьём, полез на сопку. Поднявшись метров на двести от дороги, он залёг на небольшом скальном выступе и произвёл несколько выстрелов по подъехавшим на мотоцикле Терешко и Комару. Терешко приказал старшине отвлекать стрелка, а сам обошёл его по склону и оказался у него за спиной. Можно было принудить мужчину бросить оружие, поднять руки и сдаться, но Терешко понимал, что на следствие может выясниться, что он вымогал у мужчины деньги и этот факт может негативно сказаться на судьбе Терешко. Поэтому он окликнул мужчину и когда тот повернулся, как положено произвёл один выстрел вверх и после этого разрядил всю обойму в мужчину. Ему удалось почти сухим выйти из воды. Мало того, его действия признали правомерными, наградили денежной премией, наградным листом, но с этого"хлебного" места перевели на не менее "хлебное" место - начальником вытрезвителя.
В тот злопамятный вечер Терешко с друзьями отмечал какое-то событие. Он и его друзья естественно были одеты в гражданскую одежду. Витька тоже в этот вечер был в этом же ресторане со своими знакомыми. Его столик, по стечению обстоятельств, находился недалеко от столика Терешко. Шло время, Терешко уже изрядно выпивший, в какой-то момент попытался встать из-за стола, но у него это получилось так неуклюже, что он, споткнувшись, в буквальном смысле слова сбил с ног проходящую мимо столиков официантку. Всё, что находилось у неё на подносе, опрокинулось на Терешко. Терешко мгновенно озверел и прилюдно, схватив бедную официантку как котёнка за шиворот, швырнул её со всей силы в проход между столиками, сопровождая свои действия отборной бранью. Ресторанная публика замерла, наступила гнетущая тишина, только поверженная официантка с тихим стоном пыталась встать с пола. Терешко, нетвёрдой походкой подошёл к женщине и схватив её за волосы попытался протащить её по полу. И вдруг из-за своего стола встал Витька, он подошёл к Терешко, облапил рукой его шею, так, что Терешко от боли отпустил бедную официантку. Потом, не убирая руки с шеи повёл его в сторону мужского туалета. В туалете он с силой нагнул Терешко и несколько раз макнул его головой в унитаз. После этого закрыл кабинку на щеколду снаружи, вымыл руки и вышел в зал ресторана. Через какое-то время приехал наряд милиции. К этому времени Терешко несколько отрезвел и подвёл сотрудников к столику за которым невозмутимо сидел Витька. Сотрудники милиции предложили Витьке проехать с ними в отдел, но к ним подошли метрдотель несколько официанток и свидетели из соседних столиков. Они объяснили что произошло на самом деле и сотрудники милиции оставили Витьку в покое. Терешко был вне себя от ярости, но сделать ничего не мог и вскоре весь мокрый и грязный вынужден был покинуть ресторан.
С этих пор он установил слежку за Витькой. Но Витка был предельно осторожен и не привлекал к себе особого внимания. Порой он уезжал из города и отсутствовал длительное время. Иногда к нему приезжали его бывшие сокурсники из училища, с которыми он поддерживал дружеские отношения. Вот и в эти мартовские дни к нему приехали два его друга. Они съездили на охоту на водоплавающих на дальние озёра. На охоту они приезжали уже не в первый раз, поэтому после этого успешного мероприятия они довольные вернулись в город. Вечером решили сходить в ресторан, отметить удачную охоту, а на следующее утро уехать на первом автобусе во Владивосток. Вечер в ресторане прошёл как обычно достойно и, прихватив с собой ещё спиртного, друзья поехали к Витьке. В этот раз Витька расслабился и потерял бдительность. Все их передвижения по городу сопровождал неприметного цвета "жигулёнок". Весь остаток вечера и ночь друзья провели в Витькиной квартире, немного "перебрав"со спиртным. Но утром они всё же привели как могли себя в порядок и, усевшись все втроём в вызванное такси, приехали на автовокзал. Когда такси отъезжало от Витькиного дома, никто не обратил внимания, что за ними проследовал неприметный "жигулёнок". Пока друзья, ждали посадку в автобус, они не тратили даром время и за стеной автовокзала опрокинули по несколько стаканчиков коньяка. В это время с другой стороны автовокзала припарковался милицейский уазик с сотрудниками вытрезвителя внутри.
Началась посадка на автобус и друзья стали прощаться. Вскоре автобус отъехал от автовокзала, а ещё через минуту скрылся за поворотом. Опохмелившегося Витьку слегка развезло от выпитого и он присел на скамейку недалеко от автовокзала. Дальше всё развивалось стремительно и опьяневший Витка вначале ничего не понял, когда из откуда-то взявшегося милицейского уазика выскочили сотрудники милиции и стали крутить ему руки. Хмель частично покинул возмущённого Витьку и он начал оказывать сопротивление, расшвыривая в стороны как блох довольно внушительных размеров сотрудников вытрезвителя. И возможно ему бы удалось отбиться и скрыться от них, но в этот момент сзади к нему незаметно подкрался Терешко, вынырнувший из того "жигулёнка", который следил за ним. У Терешко в руках был электрошокер, который моментально вырубил Витьку. Сотрудники наконец-то одолели обездвиженного Витьку и затащили его в уазик. Время было раннее, мела мартовская позёмка и в районе автовокзала не было ни души.
Витьку привезли в вытрезвитель. Пока он был без сознания, ему надели наручники и теперь, когда он пришёл в себя, он уже не мог оказывать сопротивления. Его грубо выволокли из автотранспорта и погнали вовнутрь здания, хлёстко, попеременно сопровождая его резиновыми дубинками. Потом Витка оказался в каком-то помещении, выкрашенном в мрачный серый цвет. Его усадили на единственный стул прикреплённый к полу и в помещение зашёл капитан Терешко.
Генка не стал подробно рассказывать, что там происходило в тот момент, но мне было ясно и без слов. Сотрудники долго били Витьку палками, так яростно, что как рассказывала моя мама, когда его забирали из морга, родители обратили внимание на то, что у него на пальто был выбит весь ворс, и пальто было похоже на мятую тряпку. Когда Витька уже ничего не мог говорить и находился в бессознательном состоянии, они залили ему в рот целую бутылку водки, затащили в помещение где были кровати, сделали из простыни удавку, привязали её к крюку, который так кстати находился в этом помещении и ещё живого Витьку повесили на этой петле, сняв в последний момент наручники.
В протоколе было написано, что Витьку подобрали в районе автовокзала пьяного и избитого. Доставив его в вытрезвитель, они поместили его в карантинное помещение. Когда открыли дверь, чтобы переместить нетрезвого гражданина в другое помещение для опроса, оказания медицинской помощи и составления протокола, обнаружили висящего на простыне гражданина. На этом Генка закончил свой рассказ. Я долго сидел молча, не имея ни мыслей, ни сил чтобы что-то сказать. Мы ещё выпили и мне вдруг нестерпимо захотелось уехать с этой аккуратненькой дачи с запотевшей водкой и остывающим шашлыком. Конечно Генка здесь был не при чём, даже более того, он совершил добропорядочный поступок. Как человек, принадлежащий системе, всё же сумел абстрагироваться от корпоративной негласной поддержки в пользу коллег и решился открыть мне тайну, которую по большому счёту знало всего несколько человек. Я попрощался с Генкой, которому хватило ума не останавливать меня и поехал на кладбище. По дороге я заехал на городской рынок и купил большой букет цветов. Я впервые был на могиле Витьки. Он с лёгким укором смотрел на меня с фотографии своими огромными чёрными глазами, на губах застыла ироничная усмешка. Он словно спрашивал меня - Ну и как тебе мой жизненный путь? Впечатлил? Я не стал капитаном дальнего плаванья, я не успел обзавестись ни женой, ни детьми, я ничего не успел. Поэтому вся надежда на тебя...
Недавно я узнал, что Генка скоропостижно скончался несколько лет тому назад - оторвался тромб. Это известие натолкнуло меня на мысль, что я теперь могу не испытывая угрызения совести, через столько-то лет поведать о своём брате, которого я несомненно любил и уважал, а так же рассказать о трагической тайне его смерти.
Свидетельство о публикации №225111000187